Требуются герои, оплата договорная
Шрифт:
— Два шашлыка, два салата, бутылку «Столичной», — услышал Борис, подходя.
— Мне только кофе! — он совершенно не собирался пить.
— Чуть-чуть, — умоляюще взвился Степан.
— Я — пас.
Бутылку все же принесли. Степик разлил водку, чиркнул рюмкой по рюмке.
— За Катю! — Выдал оригинальный тост.
Вот еще, Устинов чопорно поджал губы, сдерживая раздражение, повторил:
– Я только кофе.
– Да ладно, что ты как не родной, с утра на нервах, расслабиться надо…
— Нет, — покачал головой Борис. — Нет.
— Тогда и не стану, — печально поник Богунский, неотводя взгляд от заветной емкости, — не алкаш,
Степан витал туманным взором в небесных высях, перебивал, облизывал пересохшие губы. Он пьян, сообразил Устинов. Не сдюжил в трудную минуту и вмазал. Слабак.
— Катиного шефа застрелили.
— Антона убили?
Директор обрел имя.
— Секретаршу твою, — Устинов сократил вторую часть повествования до печального итога, — сбросили с седьмого этажа.
— Ирку! — без вопросительных интонаций уточнил Степа.
— Анжела уехала, — пришлось напомнить, — в Париж, ждет тебя, дожидается.
— А…
Богунский стремительно поднялся, направился к стойке.
— Кофе, тройной, четверной, чифирь… только б протрезветь, — донеслось сквозь гул голосов. В кафе было людно. — Сейчас, — Степан вернулся с кофейником и чашкой, — тебе не предлагаю, отрава, сердце посадишь, а мне в самый раз… — он влил в себя одну за другой несколько порций. — Сейчас, через несколько минут…
Он пожевал губами, ухмыльнулся криво.
— Да…дела…За девок не суди. Катя — это одно. Они — другое. Дуры, поблядушки. Шлюхи берут полтинник или сотню с клиента, а секретуточке эдакой, — ухоженная рука, округлыми линиями, прочертила в воздухе женский силуэт, — снимешь комнатенку, она и рада стараться. Хоть вдоль ее трахай, хоть поперек, хоть как. — Богунский попытался перейти к подробностям «вдоль, поперек и как», спохватился, приговорил еще пару чашек, понес дальше. — Понимаешь, стоит сесть в директорское кресло и девчонки сами в штаны лезут. Я ей «сколько знаков в минуту печатаешь», а она уже трусы сняла. За лишние пятьдесят баксов в месяц, каждая даст; за сто — согласится приятеля обслужить; за полштуки уж не знаю, — он задумался, — нет, не знаю.
Мера падения пропорциональная столь огромной сумме требовала дополнительного изучения. Богунский снисходительно кивнул на молоденьких девчонок за столиком напротив:
— Голодное поколение! За шоколадку девственность спускают, за пятак молодость, а дальше что?
— Анжела, правда, в Париж укатила? — полюбопытствовал Борис.
— Какое там. Залетела, дура, и давай требовать — женись! Я ей стольник на стол и на дверь показываю: вали отсюда, по-хорошему. Она рыдать, добавь, мало, аборт, стыдно, обычный дамский набор. Подкинул еще, а она на следующий день всем растрезвонила: во Францию еду, на год, Степана Васильевича сопровождать в командировке. И свалила в свою Тмутаракань. Вернется, небось, снова клянчить заявится, сучка. Не поверишь, стыдно людям в глаза смотреть: Париж! Вот зараза! Ирка, узнала, чуть не умерла со смеху!
— Умерла, — поправил Устинов.
— Что?
— Умерла, говорю. Умерла Ирочка, разбилась вдребезги, как ваза фарфоровая.
— Умерла, — Степан повторил с дрожью в голосе, — умерла. Ирка, Ирка…Она, кстати, водила дружбу с Валей, секретаршей из «Весты». А ту не раз видели в обществе одного криминального авторитета.
— Это ты к чему говоришь?
— Возможно, девушки баловались наркотой. Однажды я их сам видел явно под кайфом. Рассказал Антону. Он в ответ: не выдумывай, тебе показалось. Я решил сам с Валькой
— Почему же ты раньше ничего не сказал?
— Не сообразил сразу, — Богунский замялся. — А если честно испугался. Потому тебе и позвонил. Валя сейчас дома, ждет меня, а мне стремно. Вдруг там ее подельники?
— Поехали, — встрепенулся Борис. — Но на такси.
— Не бойся, я уже в порядке.
Степа собрался и вел машину вполне прилично. Развезло его в сотне шагов от нужного подъезда. Богунский опустил лицо на руль, прохрипел:
— Квартира 54, — и отключился.
Пришлось идти одному. На звонок никто не ответил. Борис трижды вжимал кнопку в панель, трижды слушал веселую трель, наконец, в сердцах ударил по оббитой дерматином двери. Та слегка приоткрылась. Из щели пахнуло приторным запахом газа. Зажав нос пальцами, Устинов шагнул в неизвестность. Впрочем, он догадывался, что может увидеть. И не ошибся.
— Валя — такая миниатюрная брюнетка, да? Темные волосы до плеч?
Новость и вылитая на голову бутылка минеральной воды привели Богунского в себя. Дрожащими пальцами набрал номер:
— Алле, милиция, адрес… запах газа…убийство… выезжайте! — Затем достал из мобильного чип и сломал его. — Что будем делать дальше?
Устинов ответил не сразу:
— Мне надо подумать. Я пройдусь, ты меня подожди.
Степан растерянно захлопал глазами:
— Здесь?
— Можешь, за углом.
Ирина Сергеевна Устинова
За 21 год более чем близкого знакомства Ирина Сергеевна так и не определилась со своим отношением к Кате. То, что девчонка вытворяла с Борисом, не поддавалось уму. Но что он сам с собой проделывал ради рыжей подруги и вовсе ни лезло ни в какие ворота.
Дружба с Катей Морозовой обрушилась на Бориса как ураган. Катька и сама здорово напоминала стихийное бедствие. Вечно в движении, в фантазии, в сумасбродных выходках. На третий день знакомства Борька слег с ангиной, сказалась беспрестанная беготня, возбуждение, потная спина и вода из крана.
— Боря не выйдет, он заболел, — злорадно сообщила Ирина Сергеевна Катерине.
— Пусть выздоравливает, — посочувствовала девочка. — Я буду ждать.
Как не верить в чудеса, если они происходят у тебя на глазах? Катя ободряюще улыбнулась, Ирина Сергеевна обернулась, увидела сына. Не обращая внимания на высокую температуру, Боря выскочил в коридор, посмотреть на ненаглядную свою Катю. Диалог серых и зеленых глаз длился не дольше мгновения. Но и его достало, чтобы оборвать обычное течение вещей и начать колдовство. Утром мальчик проснулся здоровым. Куда подевалась двухсторонняя фуникулерная ангина? Неизвестно. Год семью Устиновых сотрясала лихорадка странных явлений. Боря, как обычно, болел серьезно и часто. А выздоравливал неправдоподобно быстро. Врачи разводили руками. Отказывались понимать. Феномен! Воспаление легких рассосалось за неделю, желтуха иссякла за полторы, мелкие казусы вроде гриппов, ангин и ОРЗ младший Устинов разменивал в три дня. Он рвался из болезни, как ядро из катапульты, неудержимо и стремительно. Он боялся, панически боялся потерять вновь обретенную дружбу и, понимая, что Кате нужен сильный напарник, способный как она, носиться целый день по двору, кричать во все горло, драться, шуметь, проказничать, старался изо всех сил соответствовать стандарту.