Трехгрошовый роман

Брехт Бертольд

Ротшильды были уже крупными дельцами и принадлежали к числу наиболее влиятельных фирм на континенте, когда шеф лондонского филиала, Натаниел Ротшильд, решил провести в жизнь одно новшество. В ту пору свирепствовала война. Коммерческие дела сводились преимущественно к финансированию определенных правительственных мероприятий; речь шла не только о военных поставках, но, разумеется, и о них тоже. Расчеты банков с крупнейшими клиентами были в большинстве случаев весьма запутаны; обе стороны при этом шли на взаимные уступки. Множество непредвиденных случайностей чрезвычайно удорожало сделки. При окончательном расчете всплывали бесчисленные комиссионные, которые большей частью выплачивались лицам, пожелавшим остаться неизвестными, и т. п. И вот старику Натаниелу, бывшему в то время

еще молодым человеком, пришла в голову мысль: не попробовать ли заключать договоры таким образом, чтобы потом соблюдать их во всех пунктах? Он решил заранее высчитывать свои расходы и потом держаться договорной суммы вне зависимости от дальнейших непредвиденных платежей.

Этим путем он надеялся внедрить в финансовом мире то, что в частной жизни мы называем честностью.

То была смелая мысль, и прочие Ротшильды – как известно, сплошь банкиры – сначала восстали против нее. Они положительно отравляли существование главе семьи. Но он ни на что не обращал внимания и при первом же удобном случае осуществил свой смелый замысел.

Задумчиво созерцая рододендроны в маленьком садике, Миллер подробно рассказал об этом деле; это было довольно сложное предприятие, связанное с продажей партии цинка.

Во время этой спекуляции вся семья чуть было не превратилась в груду обломков. Братья даже прибегли к помощи врача по нервным болезням и однажды сделали попытку насильно увезти Натаниела из его конторы в частное заведение для душевнобольных. С врачом им ничего не стоило сговориться. Он знал об идеях Натаниела и был посвящен во все. Это избавляла его от необходимости ставить диагноз.

Врач в сопровождении двух санитаров вошел в кабинет Натаниела и сказал:

– Не надо волноваться, господин Ротшильд. Ваши братья сообщили мне, что у вас в последнее время возникли кое-какие интересные мысли, но что вы заработались и у вас расстроены нервы. Вы сегодня же отправитесь со мной в уютный, уединенный домик в Уэльсе, выкинете на некоторое время из головы всяческие дела и будете заботиться о своем здоровье. Мы с вами будем беседовать о ваших несомненно весьма плодотворных идеях. Не возражайте! Я во всем с вами согласен и полностью понимаю вас. Вы правы, а семья ваша не права: вы не хотите при окончательном расчете требовать с контрагента всяких накладных расходов. Это очень лояльно с вашей стороны. Не можете ли вы мне, кстати, – сказать, сколько будет четырежды тринадцать?

Врачу пришлось убраться восвояси, но Натаниелу нередко приходилось туго. Все кому не лень обманывали его, иными словами – никто не выполнял по отношению к нему договоров, в то время как сам он принужден был их выполнять. В конце концов дело все же увенчалось успехом, хотя, как выяснилось впоследствии, его братья тоже были не так уж не правы. Судьба всей семьи фактически висела на волоске. И дело закончилось успешно только потому, что идея оказалась действительно единственной в своем роде и совершенно неожиданной. Непредвиденные расходы бывали у всех, и только Ротшильды не включали их в окончательный расчет. В некотором смысле это даже было с их стороны нечестной конкуренцией. Все правительства стали обращаться к Ротшильдам – по крайней мере до тех пор, пока прочие фирмы не раскусили их трюка. Ныне абсолютная честность при окончательном расчете есть нечто само собой разумеющееся, но кому-то это должно было прийти в голову первому. Человечество вынуждено завоевывать малейший прогресс ценой тяжких усилий.

Мэкхит напряженно слушал. Он с трудом вникал в рассказ старика Миллера; смысл его оставался для него темен.

– Из сказанного явствует, – сказал он наконец неуверенно, – что в деловой жизни нужно перепробовать все. Вы это имели в виду? Если вы хотите пробиться вперед и к концу года иметь твердый баланс, вы должны испробовать все, даже самые нелепые вещи.

Прихлебывая чай (он засунул при этом свой большой палец глубоко в чашку), он усиленно думал.

У него создалось впечатление, что Миллер сомневается в его идеях и хочет дать ему понять, что такое настоящие деловые условия. Поэтому, когда Миллер кончил, он постарался разъяснить

ему некоторые свои деловые приемы.

Прежде чем начать, он осторожно извлек из бумажника две сложенные газетные вырезки – его статьи об основном принципе организации д-лавок, самостоятельности розничного торговца и т. д. Они были обведены красным карандашом; Миллеру они уже были известны.

Из кармана сюртука Мэкхит достал сигару, откусил конец, бросил его двумя толстыми пальцами на посыпанную гравием дорожку и обстоятельно раскурил сигару. У него было в запасе еще несколько соображений, не опубликованных в газете.

Его основным занятием, пояснил он, является в настоящее время изучение клиентуры.

Клиент обычно представляется владельцу лавки каким-то лишенным всяких потребностей, дрожащим над каждым медяком, недоброжелательным и недоверчивым субъектом. Он явно враждебен лавочнику. В продавце он видит не друга и советчика, всячески идущего ему навстречу, но злого человека с затаенными мыслями, стремящегося обольстить и обмануть его. С другой стороны, напуганный и отчаявшийся продавец заранее отказывается от всякой попытки завоевать доверие клиента, облагородить его, проникнуть к нему в душу, короче говоря – сделать его стоящим покупателем. Он смиренно раскладывает свои товары на прилавке и надеется только на голую нужду, которая иногда попросту заставляет клиента купить ту или иную вещь.

В действительности же он не понимает и недооценивает покупателя. Дело в том, что по сути своей покупатель гораздо лучше, чем кажется. Только различные трагические злоключения в семье или в деловой жизни сделали его недоверчивым и замкнутым. В глубине же его души теплится тихая надежда, что кто-нибудь разгадает его подлинную сущность – широкого, щедрого покупателя! Дело в том, что он хочет покупать. Ведь ему столь многого недостает! А когда у него все есть, он чувствует себя несчастным. Тогда он мечтает о том, чтобы его уговорили, что ему чего-то недостает. Он ведь так мало знает!

– Быть продавцом, – говорил Мэкхит, постукивая чайной ложечкой по столу красного дерева, – значит быть учителем. Продавать – значит бороться с невежеством, с потрясающим невежеством публики! Люди в большинстве своем не знают, как плохо они живут! Они спят на жестких, скрипучих кроватях, сидят на неудобных, уродливых стульях. Их взоры, их седалища постоянно испытывают страдания, они смутно чувствуют это, но окончательно постигают только тогда, когда видят иное. Им, точно детям, нужно подсказывать, что купить. Они должны покупать то, что им может пригодиться, а не то, что им необходимо. Чтобы добиться этого, нужно обходиться с ними приветливо, услужливо. Естественно, что человек, который ничего не покупает, кажется нам отъявленным мерзавцем. «Нищий!» – думаете вы невольно, преисполняясь презрения и отвращения. Но именно эти чувства должны быть чужды продавцу. Продавец должен верить в доброе начало, которое скрыто в человеческой душе и только ждет, чтобы его разбудили; он должен быть приветливым, всегда приветливым, хотя бы у него разрывалось сердце.

Мэкхит незаметно для себя разгорячился. То, о чем он говорил, было самым уязвимым в его организации. Его продавцы были недостаточно приветливы. Он постоянно контролировал их через своих «закупщиков» и штрафовал владельцев лавок, не проявивших достаточной приветливости. Но это помогало редко. Крупные предприятия были в лучшем положении. Служащие должны чувствовать над собой плетку, тогда они улыбаются. Когда покупатель слишком долго выбирал товар, мелкие торговцы некстати вспоминали о невнесенной плате за помещение. Когда же он уходил из лавки, ничего не купив, они делали такое лицо, словно весь мир рушился над их головой. А покупателю, разумеется, вовсе не хотелось нести ответственность за все несчастья продавца. Когда ему давали понять, что он нанес своему ближнему смертельный удар тем, что ничего у него не купил, он сердился. Надо научиться улыбаться со смертью в душе. «Я вас научу делать веселое лицо, хотя бы мне для этой учебы пришлось выпустить на вас скорпионов», – подумал Мэкхит и большим носовым платком вытер пот со лба.