Трехрублевая опера
Шрифт:
– А как насчет «прав человека»? – неожиданно спросил Директор. – «Граждане – в неволе, Запад – недоволен!»
– Обижаешь, гражданин начальник! – возмутился Префект. – Это ж не исправительный лагерь. Не «Беломорканал»... Русский Голливуд строим! «Бомжлэнд»!.. Раз уж сидим с голым задом, давайте его хоть показывать за деньги! Самоокупаемость! Мы не только себя прокормим, мы ж еще и на туристах заработаем! Европа нас одобрит! Дадут кредит! Ну, что задумались?.. Творцы-художники, мать вашу!.. Пепел олимпийского огня стучит в мое сердце!!!
Он в запале выхватил
Зазвучали позывные Олимпиады.
Грянули фанфары.
Возник
Музыкальный номер 3
во время которого, под маршеобразную песню взвились флаги, взлетела стая голубей, спортсмены прикрылись щитами, и Префект легко побежал по этому разноцветному живому полю навстречу надутому воздушному шару с нарисованным медведем, который через секунду унес его в поднебесье...
Кто-то сквозь подзорную трубу разглядывал морской залив.
По заливу быстро неслась моторная лодка. В ней расположилась киногруппа: на носу сидели Режиссер, Директор и актриса, исполнявшая роль Полли.
Директор что-то пытался кричать на ухо Режиссеру. Тот явно не слышал и со страхом вглядывался в появившийся на горизонте крохотный островок, с полуразрушенной крепостью...
Они некоторое время ходили по кирпичным коридорам бывшей крепости, переходя из одного загаженного помещения в другое.
Гулкую тишину нарушали лишь крики чаек и шуршанье крыльев летучих мышей.
Всюду валялись какие-то пустые банки, бутылки.
Чернели круги загашенных туристских костров.
Две огромные крысы вышли из щели и уставились на кинематографистов.
Полли взвизгнула и испуганно прижалась к Режиссеру.
– «Чума-остров, чума-остров! – попытался пошутить Директор и кинул в крыс остатками бутерброда. – Жить на нем легко и просто»...
– Но снимать нельзя! – сказал Режиссер.
– Но почему?! – запротестовал Директор.
– «По кочану», если в рифму! – огрызнулся Режиссер. – Мы снимаем мюзикл, а не документальный репортаж из серии «Разруха в России». У нас в сценарии – Лондон! Эти развалины ни один художник не переделает в Англию!
– Некоторые хотя бы пытаются!.. – Директор показал на кирпичные стены, исписанные в основном английскими текстами стандартного содержания: «I love you! I fuck you!» и пр...
– Если здесь что-то и снимать, – продолжал Режиссер, – то уж, скорее, «Гамлета». Типичный замок Эльсинор. Мрачно! Страшно!.. – Он поднял обглоданную кем-то берцовую кость, начал декламировать: – «Бедный Йорик! Где теперь твои шутки? Твои дурачества? Твои песни? Ничего не осталось, чтоб посмеяться над собственными ужимками? Ступай же в комнату к какой-то даме и скажи, что если она и будет краситься каждый день на целый дюйм, все равно кончит тем же!..»
Он протянул кость Полли, та, вздрогнув, подыграла:
– «Принц! Мне страшно!»
– «В
– О, силы небесные! Как я страдаю! – Полли-Офелия картинно вскинула руки и сделала несколько танцевальных па. Режиссер сделал балетный «батман» и опустился перед ней на колено...
– Браво! – похвалил Директор. – Но чтобы «быть или не быть», надо средства раздобыть! Все это из другой оперы, ребятки! На принцев никто денег не даст!
– А на призрак? – неожиданно прошептал Режиссер, указывая куда-то вдаль.
Все обернулись и с ужасом увидели надвигающуюся на них группу странных существ, действительно напоминающих «призраков» и «покойников» из фильмов-«страшилок».
Зазвучала зловещая музыка.
Из зияющих глазниц крепости выглянуло несколько страшных физиономий с клыками вурдалаков. Полли взвизгнула... Режиссер обнял ее, закрыв своим телом от чудовищ.
В арке ворот появился страшноватый «домовой», сопровождаемый парочкой юных ведьм, заверещал, закружился в бесовском танце.
Закончив этот свой
Музыкальный номер 4
содержанием которого могла бы служить строка В. Высоцкого «Страшно! Аж жуть!», «домовой» и ведьмы, обнажив клыки и когти, двинулись на киногруппу.
Все с ужасом отступили.
Лишь Директор невозмутимо остался на месте и, протянув руку, сначала, на всякий случай, осенил страшилищ крестным знамением, потом крикнул: «Стоять!! Я – от Пантерова!»
Фамилия префекта подействовала как пароль. «Домовой» убрал когти, вынул изо рта вставные клыки, заулыбался:
– А я смотрю, лица знакомые... Разрешите представиться: Синичкин... То есть, конечно, псевдоним... Но играл Льва Гурыча неоднократно... Вот и прозвали-с... Да вы меня, может, помните, коллега? – обратился он к Режиссеру. – Областной драмтеатр... Приезжали к нам на гастроль... Вы – Хлестаков... А я – Земляника... попечитель... Взятку вам давал еще так незаметно.... вам понравилось...
– Ну, как же... как же, – вежливо ответил Режиссер. – А здесь-то вы кто? Нечистая сила?
– Ну, вроде! – заулыбался Синичкин. – В театре-то зарплату третий месяц не платят... Да и ролей нет. А тут устроился в береговую охрану... Набрал студию... Леших играем, упырей! Диких туристов отпугиваем, а то ведь совсем загубятостров...
«Ведьмы» и «вурдалаки» в подтверждение закивали.
– Платят за «испуг» или почасово? – делово поинтересовался Директор.
– Оклад небольшой!.. Но еще халтурка набегает... Иностранцы любят фотографироваться совместно! Моряки с соседней базы на праздник Нептуна зовут... Короче, на «том свете» жить можно.
– Учтем! – подумав, заметил Директор.
– А вы, слышал, «Оперу нищих» будете снимать? – продолжил Синичкин, обращаясь к Режиссеру. – Отличная пьеска... Всегда мечтал мистера Пичема сыграть...