Тренировочный день

Хонихоев Виталий

Глава 5

Глава 5

Если путь прорубая отцовским мечом,

Ты солёные слёзы на ус намотал,

Если в жарком бою испытал что почём, —

Значит, нужные книги ты в детстве читал!

— Итак, Сухумский зоопарк. Он никогда не был таким уж шикарным зоопарком, но тем не менее у них было два белых медведя, привезенных в подарок Сухумским трудящимся от полярников северных станций. Однако у зоопарка не оказалось достаточно площади и белых медведей разместили в обычной клетке. А ведь это большие животные, им желателен большой вольер. С водопадом, с водяным рвом, где они могут купаться, если начинают изнывать от летней жары, все-таки Сухуми это вам не Арктика. — рассказывает он, вытирая

голову синим полотенцем с изображением олимпийских колец и надписью «Олимпиада-80». Полотенце было любезно предоставлено Елизаветой Нарышкиной, активисткой, комсомолкой и… пока еще слишком рано судить, но из нее и правда вырастет красавица. Если по Бариновой Яне пока непонятно, она все еще подросток, худощавая и угловатая, то по Нарышкиной уже видно, что она обязательно расцветет. Если сравнивать вот так, прямо сейчас, то в Яне нет ничего особенного, более того, она сходу проиграет почти всем девочкам, кроме разве что самых младших, тех, что учатся в пятом классе. Он и узнал ее только по лицу, по ее большущим глазам, а еще — по ее движениям, характерным только для нее — как она перебирает пальцами, когда встает в нерешительности, как оглядывается по сторонам, как прикусывает губу, когда думает над ответом. Фигуры у нынешней Яны пока еще не было, одна натянутая струна.

— Бедные мишки. — вставляет Нарышкина и он — кивает ей в ответ, продолжая вытирать волосы.

— Конечно бедные. Тесная клетка, железные прутья, вмурованные в бетон, постоянная жара, духота и теснота. Ужас. Трудящиеся города увидели это и бросили клич. За несколько месяцев они собрали нужную сумму и внесли ее в фонд зоопарка. Немало добавили и нефтяники Сухуми, которые взяли белых мишек под свое шефство. — продолжает он, закончив вытираться и протянув полотенце Елизавете: — спасибо, Лиза. Если бы не ты, то я бы так сидел с мокрой головой.

— Не за что, Виктор Борисович! — звонким голосом отвечает она, глядя на него такими сверкающими от энтузиазма глазами, что ему на секунду становится неловко. Неужели она…

— Каждый ученик всегда готов помочь учителю! — продолжает она тем же звонким голосом от «Пионерской Зорьки», и он успокаивается. Нет конечно, думает он, что за глупости, они же тут слишком маленькие, пусть и восьмиклассница, пусть и столь развита физически, но им еще рано, да и идеология тут социалистическая. Наршыкина Елизавета просто зарабатывает очки для своей будущей карьеры комсорга, ну или просто — привыкла быть хорошей девочкой.

— Все равно спасибо, Лиза. Так вот… — он поднимает глаза к потолку: — о чем это я? Ах, да, медведи. Белые медведи в тесной, душной бетонной клетке с решеткой с одной стороны. Да, была собрана необходимая сумма в советских рублях и началась стройка! Чтобы не травмировать животных новым переездом было принято решение построить новый, большой, чистый и светлый вольер — прямо вокруг их прежней клетки. И какой был план! Новый вольер должен был имитировать родную природу Арктики — с перепадами высот, с водопадом и водяным рвом, в котором медведи могли плавать. И он был большим! Почти с наш стадион, примерно в половину.

— Ого! — восхищенно выдыхает кто-то на заднем ряду: — как здорово!

— Виктор Борисович! — рыжий и конопатый Володя Лермонтович тянет руку вверх и трясет ею, не дожидаясь пока его спросят — уже: — Виктор Борисович! А рыба там была?!

— Вряд ли. Это же не аквариум. А белые медведи в воде довольно быстрые и сильные хищники, любую крупную рыбу они бы съели.

— Ууу…. Жалко. — парень осел и уставился в парту: — а вот бы сделать такое, чтобы и рыбы и тюлени и косатки! А сверху — льды и белые медведи! Чтобы как в Арктике!

— Да помолчи ты! — шипит на него Нарышкина: — что ты со своей рыбой! Видишь, рассказывают же!

— Спасибо, Лиза. Так о чем я? Ах, да… вокруг тесной бетонной клетки построили новый вольер. Проект был большой и серьезный, так что строительство заняло почти полгода… но в конце концов был закончен. Все, как и хотели — водопад, водный ров, перепады высот, искусственные возвышенности, был даже предусмотрен механизм подачи льда летом — такими большими кубами, чтобы медведи не мучались от жары. На открытие нового вольера собралась толпа горожан. Директор зоопарка и первый секретарь райисполкома города произнесли речь, играл оркестр,

перерезали красную ленточку. Вы же не забыли, что вольер был выстроен вокруг старой клетки? Так что все что нужно было сделать после того, как перерезали золотыми ножницами шелковую ленту — это выдернуть стальные прутья из бетона, открыв проход в большой вольер. И вот — прутья были убраны! Все подались вперед, с нетерпением ожидая что белые медведи наконец вырвутся из тесноты клетки в большой вольер, вдоволь наныряются в холодной воде, понежатся под водопадом, развалятся на возвышенности, полижут доставленные кубы льда, но… — он сделал паузу и обвел класс глазами. Тридцать пар горящих глаз. Пожалуй, нужно наслаждаться такими моментами, пока они еще возможны, подумал он. В его мире завлечь детей такого возраста историей было практически невозможно. В сети слишком много всего увлекательного и интересного, быстро и даром. А учителя еще слушать нужно.

— … и что потом?! — не выдерживает рыжий Лермонтович: — они выбежали и споткнулись?! Упали? Или…

— Да помолчи ты! — Нарышкина отвешивает ему подзатыльник: — видишь же что рассказывают!

— Виктор Борисович! А Нарышкина дерется! — тут же ябедничает Лермонтович, потирая затылок: — сама дерется, а мне не дает!

— Медведи не вышли. — вздыхает Виктор, откидываясь на спинку стула: — они остались в тесной клетке. Знаете почему?

— Испугались оркестра и первого секретаря райисполкома? — делает предположение Лермонтович.

— В тот день было слишком жарко? — предполагают с задней парты. Виктор отмечает для себя этого парня в расстегнутой белой рубашке с короткими рукавами.

— Нет. — качает он головой: — в тесной, нагретой солнцем бетонной клетке было еще жарче. И нет, медведи не испугались оркестра и товарища Джинджолию. Соломон Оганесович вообще не пугающий, такой добрый дедушка с широкой улыбкой. Он не то что белого медведя — даже третьеклассника не напугал бы. Думаем дальше. Есть предположения? — он обводит класс взглядом. Да, думает он, такими моментами определенно стоит наслаждаться, пока они все еще возможны. Никто из ребят и девчат в этом классе не мечтает стать миллиардером, дорогой валютной проституткой или рэкетиром, чиновником или просто богатым бездельником. Пусть это смешно и пусть непрактично, пусть еще десять раз изменится, когда эти ребята и девчата встретятся с суровой реальностью взрослой жизни, но прямо сейчас никто из них не желает денег или власти. Они хотят стать героями. Летчиками-испытателями, космонавтами, врачами, учителями, пожарными и милиционерами. Не за деньги. И конечно же такие дети — не поймут что испытывают любые живые твари, когда их запрут в клетку. Они слишком свободны для этого. И если кто-то из этих молодых, юных, с горящими глазами — на самом деле понял бы чувства животного, вынужденного проводить дни за днями в тесной, душной бетонной коробки, не видя неба — это скорее был бы повод для беспокойства, нежели восхищения когнитивными способностями. Беспокойства о том, в каких условиях их воспитывают…

— … больше нет вариантов? — он еще раз обводит взглядом класса и натыкается на поднятую руку. Яна.

— Да… Баринова? — он не может себе позволить относится к ней иначе чем к остальным! Да, он знает, что она — стесняется своей фамилии, но тут принято обращаться именно по фамилии, а если он будет обращаться к ней иначе он, наоборот, привлечет ненужное внимание и к ее фамилии и к тому, что он — выделяет ее из всех остальных учеников. Так что…

— Клетка осталась у них в голове. — говорит она, вставая с места и вытянувшись в струнку у своей парты: — клетка в голове.

— Что ты такое говоришь, Барыня? — тут же поворачивается к ней рыжий Лермонтович: — клетка снаружи! Кто же будет медведю в голову железки вбивать, это ж живодерство какое-то!

— Клянусь, если ты не заткнешься, Лермонтович, я тебя пну! — не выдерживает Нарышкина: — заткнулся наконец, ну! И какая она тебе Барыня, ты чего товарищу клички придумываешь!

— Клетка осталась у них в голове. — твердо продолжает Яна, глядя Виктору прямо в глаза: — они так долго оставались в ней, что для них весь мир теперь — это тесная клетка. И… теперь я знаю ответ на вашу головоломку. — она выходит из-за парты и направляется к доске. Виктор смотрит как она подходит к доске, берет мел и наклоняет голову, разглядывая девять точек.