Тренировочный день
Шрифт:
— Виктор Борисович! — тянет руку неугомонный рыжий: — а что с медведями случилось?
— С медведями? — вздыхает он: — они понемногу стали выходить из своей тесной клетки. Медведи — не люди. Только люди могут жить в своих клетках вечно…
Глава 6
Глава 6
Послушайте, вот по плану Ленина, коммунизм это есть советская власть плюс электрификация всей страны, так?
В таком случае если при коммунизме выключить все электричество, то вот эта темень и будет советская власть?!
— Итак, как я уже говорил, звонок звенит для учителя. В данном случае — для меня. — говорит он и по классу разносится унылое «нуууу воооот», разочарованный выдох из тридцати двух молодых легких.
— Всегда мечтал, так сказать. — признается он: — так что вы, ребята можете быть собою довольны.
—
— Потому что сегодня вы исполнили мечту одного человека. — улыбается он, откидываясь на спинку стула: — разве не в этом состоит истинная цель советского человека — исполнять мечты всего человечества!
— Но… это же мечты всего человечества, а не вас, Виктор Борисович. — возражает ему девочка с серьезным видом: — ну там на Марс полететь или мир во всем мире. Большие мечты всего человечества.
— Ну во-первых я тоже часть человечества, а как говорят в Китае путь в тысячу ли начинается с одного шага. — улыбается он: — вот и начните с того, чтобы исполнять свою личную мечту. Ну или мою, как этом случае. В любом случае, занятия закончены. Если кто будет ожидать родителей — ожидаем на площадке. — еще одно удивительное открытие этого времени. Никто не боялся маньяков и преспокойно отпускали детей домой самостоятельно. Никто не присматривал за ними после того, как время летней площадки заканчивалось. Некоторые из учеников дожидались родителей на площадке перед школой, благо там было чем себя занять. Но большинство просто шли домой.
Классное помещение заполнилось гомоном собирающихся учеников, а он — украдкой метнул взгляд на нее. Конечно, она не собиралась. Она просто сидела и ожидала пока суета уляжется, пока все не выйдут из класса, она никогда не любила толкотню, суету и очереди. Он вспомнил как в первый раз встретил ее в университете. Аудитория почти на триста человека и после вводной лекции первокурсники ломанулись в две двери внизу как будто стадо буйволов на водопой. Все торопились и толкались, возбужденно гомоня и только она в своей совершенно белой водолазке и с коротким каре каштановых волос — стояла чуть в стороне. Подчёркнуто спокойно, как будто статуя, высеченная в мраморе и по ошибке забытая в аудитории университета, с недоумением смотрящая на всю эту суету вокруг. В то время, как все торопились на другую пару, по дороге зайти в кафешку, выпить кофе, купить мягкую булочку с корицей или хот-дог — она стояла так, как будто это ее не касается. Чуть приподнятый подбородок, легкая улыбка на губах, спокойствие на лице. Она — была загадкой, которую он хотел разгадать всем сердцем. И — так и не смог.
Это так странно подумал он, глядя как парни и девушки — собирают учебники и складывают их в портфели и рюкзаки, некоторые, такие как Елизавета Нарышкина — в модные «дипломаты», странно, что я вижу ее сейчас. Знаю, что она любит Бернса и Шекспира, что ей нравится гонять по ночным трассам на своем мотоцикле, что не любит яйца всмятку и советскую эстраду, терпеть не может мелкий, надоедливый, моросящий дождик, а ее кожа пахнет ванилью и домашним теплом… так странно. Сейчас она даже не тот человек, которого он когда-то знал. У нее еще нет того шрама на половину бедра слева, ожога от горячей выхлопной трубы мотоцикла, который придавил ее сверху после того, как она свернула в кювет, чтобы избежать столкновения с встречным грузовиком, водитель которого не справился с управлением. Да и фигура… сейчас она вытянутая как струна, худощавая девушка, а та, которую он когда-то встретил в университете была совсем другой. Женственные изгибы ее тела… достаточно сказать, что от карьеры в волейболе ей пришлось отказаться потому, что играть в волейбол с такой большой грудью было проблематично. А ведь она вышла на региональные. Нынешняя Яна Баринова разительно отличалась от той, что он знал. И это понятно, сейчас ей сколько? Тринадцать? А когда он ее встретил — ей было уже восемнадцать. Первый курс Томского Государственного Университета, первые посиделки в «Универ-Сити», кафе в университетском городке… тогда там еще можно было заказать кофе с коньяком. Песни под гитару, декламирование стихов в подъездах, ее глаза совсем близко, ее мягкие губы и теплый запах ванили…
— Виктор Борисович! — раздается рядом звонкий девичий голос. Такой звонкий, что сразу же хочется проснуться, вскочить и вытянутся в струнку, вскинув руку в пионерском салюте — «Всегда готов!».
— Лиза Нарышкина. — поднимает он взгляд: — Елизавета, а я тебе говорил, что у тебя чудесный голос. Тебя нужно на радио отправить, чтобы ты людей с утра будила. «Говорит Пионерская Зорька!» Очень звонкий и красивый голос. Не думала себя в театральном кружке попробовать?
— Я уже скоро комсомолкой стану. Я уже взрослая. — обиженно поджимает губы Нарышкина и Виктор не понимает,
— Мы же завтра к шефам едем? — продолжает она, глядя в сторону: — я объявление хотела сделать.
— Ах, да. К шефам. Точно. — кивает Виктор. Действительно, Колокамский Металлургический Комбинат взял под свое шефство среднюю школу номер три, так что экскурсии по заводу проводились регулярно, как правило в Музей завода и красный уголок, потом часовая экскурсия по производству и конечно же — обед в заводской столовой. На самом деле Комбинат являлся режимным объектом, так что экскурсия по производству означала что покажут такие же подшефные предприятия и производства — заводские теплицы, где выращивали огурцы и укроп, подшефное хозяйство, где разводили свиней и конечно же спортивный комплекс. И завтра с самого утра шефы обещали прислать автобусы, так что полдня они проведут не в школе, а на выезде. И вообще-то об этом все уже знают… хотя конечно же Лиза Нарышкина права — нужно сделать объявление еще раз. Он кивает и Елизавета — поворачивается к классу.
— Внимание! — говорит она своим звонким, поставленным голосом: — ребята! Завтра с утра у нас экскурсия к шефам, на Комбинат. Пожалуйста не опаздывайте, ждать вас никто не будет! Кто опоздает — проведет день в школе один. С собой возьмите спортивную форму, в программе — посещение спорткомплекса. И купальники с полотенцами, помните же, что у шефов в спорткомплексе есть бассейн? — она переживает волну восторгов и продолжает: — еду с собой можно не брать, там нас накормят в заводской столовой, как всегда. Но позавтракайте хорошо! Будут игры и соревнования! Всем все ясно? Никому не опаздывать! — она заканчивает свое объявление и снова поворачивается к нему: — спасибо, Виктор Борисович.
— Да в общем-то и не за что, Елизавета. — разводит руками он: — ты, как всегда, молодец. Точно быть тебе комсомолкой в следующем учебном году. Тебя бы и раньше приняли, да нельзя. Только с восьмого класса.
— С-спасибо… — голос у Нарышкиной вдруг переходит в верхний регистр, она даже не сказала, а пискнула, как резиновый утенок, на которого случайно наступили в ванной. Пискнула, стремительно покраснела и тут же — убежала из класса, только успела свой дипломат по дороге подхватить. Виктор только взглядом ее проводил. Что это с ней, подумал он, какие резкие перепады у активистки. Впрочем, у них всех сейчас переходный возраст, голос ломается, перепады настроения, организм перестраивается, все понятно. Сама Лиза из тех девочек, которые в американских комедиях восьмидесятых всегда являлись капитанами команды группы поддержки и непременно дружили с капитаном команды школы по американскому футболу. И непременно шли под ручку на выпускной бал, или как он у них там называется. А если переводить на советский стиль, то «комсомолка, активистка, спортсменка и просто красавица!». Старшая в пионерской ячейке, отличница и во всякой бочке затычка. В отличие от Яны, которая хоть и была первой везде, но никогда не претендовала на лидерство, Лиза — хотела быть именно лидером. Яна держалась обособленно, а Лизавета Нарышкина всегда была в центре внимания, всегда окружена подружками, на хорошем счету у учителей и учеников. Что с ней не так? Ведь должно же быть что-то не так в голове у девочки, которая погожим летним днем не думает о том, как убежать на речку купаться или с подругами в кино, а вместо этого предпочтет участвовать в работе какой-нибудь комиссии по благоустройству школы или комитет вспомоществования трудящимся Кубы.
Он вздыхает и закрывает журнал летней площадки школы номер три. Слава богу, собирать учебники в портфель ему не нужно. Как там сказал солдат замполиту — «вам-то хорошо, тащ майор, рот закрыли — рабочее место убрано». Есть свои преимущества в том, чтобы быть учителем. Сказать, что «звонок для учителя» и возможность не носить учебники в школу, но это, пожалуй, и все. Все остальное — сплошные недостатки. И даже среди учителей физрук — немного неполноценный, все относятся снисходительно. А ему сейчас нужны ресурсы, ой как нужны. Если он хочет что-то сделать с неминуемым раком у Яны — ему нужны все ресурсы, до которых он только сможет дотянуться. Ранняя диагностика, экспериментальное лечение, санаторно-курортное сопровождение, создание условий… все это требует ресурсов. Денег, хотя в Советском Союзе деньги не так важны. Связи, вот что важно. Связи, власть, знакомства. Если он сейчас пойдет и скажет маме Яны, что у ее дочери будет рак — как она отреагирует? Скорее всего сочтет за сумасшедшего, чего доброго, заявление напишет в милицию. Но что можно сделать? Если следовать тому же, чему он сам учит этих детей — выйти за рамки привычного мышления. Самые лучшие врачи, ранняя диагностика, профилактика заболевания с этого возраста… и если следовать заветам Генриха Альтшуллера, теории мозгового штурма и прочим продвинутым техникам поиска оптимального решения… нужно все как следует обмозговать. У него еще есть время, по крайней мере он надеется, что это время есть. Нужно подумать.