Трения
Шрифт:
– По сути дела, ты думаешь только о себе, – не унималась она. – Ты фантастически, устрашающе эгоистичен. Больше мне добавить нечего.
– Да, ты немногословна, – парировал я. – С трудом тебя узнаю.
Я удостоился очередного сердитого взгляда. С того момента, как село солнце, я их насобирал целую коллекцию, можно сделать из них ожерелье до пупа. Ольга пошла к остальным. Я умудрился в течение одной минуты потерять единственных двух союзниц, на которых можно было рассчитывать в этом доме.
Чувак в розовато-оранжевом спортивном свитере от Ральфа Лорена попробовал переменить
– Пошли лучше выпьем с нами, – позвал он. – Не лезь в бутылку.
– Во чтоне лезть? – сморщился я.
– Да ни во что, – вздохнул он озадаченно. – Руководствуйся разумом.
– Чем-чемя должен руководствоваться?
Как только он от меня отстал, я поднялся наверх к Цецилии.
Само собой, дело было не только в Цецилии, а вообще. Один раз я и сам запер Ютту в ванной: она устроила истерику и собиралась вырвать у меня из рук телефон, когда я спокойно говорил с матерью, – и ничего, не умерла. Дело вообще во всем. Какая-то пелена окутывает порой мое сознание, и сквозь нее пробивается только ярость, а откуда эта ярость берется, мне на это глубоко начхать. Просто время от времени я чувствую, что больше не могу, и меня охватывает неодолимое желание послать все к чертям и раздолбать все, что вокруг меня. Впрочем, должен признать, ни к чему хорошему это ни разу не привело, и после бывали одни неприятности. Я уж не говорю о том, что у меня ни с кем нет нормальных отношений, вокруг какая-то пустота, потому что у меня репутация парня с проблемами. Но я не могу ничего изменить.
Короче, я остановился перед дверью. Маленькое окошко на лестнице выходило в сад, и я заметил пальму, которую тряс в темноте ветер. Тут меня самого затрясло. Я отошел и с размаху пнул ногой дверь, туда, где замок.
Грохот от удара был страшный, точно гром в горах, но дверь осталась на месте. Я сжал челюсти и встал в исходную позицию, готовясь ко второму удару. В этот момент на меня все и набросились.
Меня схватили и едва ли не донесли до первого этажа, так что ноги мои почти не касались ступенек. Говорили, что я взбесился, что я всех уже задолбал, что в меня бес вселился.
Я тоже сказал им, что я о них думаю, и меня заперли в гараже.
Тогда я начал все крушить. Я срывал полки и переворачивал тумбочки со всяким хламом, расколотил о бетонный пол круглый столик, разбил вдребезги иллюминатор стиральной машины, клюшкой для гольфа измолотил сушилку, запустил в решетку окна дрель и наконец схватил молоток, собираясь разворотить механизм автоматической двери. Тут за моей спиной раздался голос матери:
– Прекрати немедленно. Поехали отсюда.
Она стояла белая как полотно, обхватив себя за голые плечи, будто на ледяном ветру.
В проеме двери, прижавшись лбом к притолоке, замер Роже и блуждающим взглядом обводил учиненный мной беспорядок. Потом он сказал сокрушенно:
– Послушай. Я не хотел. Вырвалось.
Мать повернулась к нему спиной и даже бровью не повела.
Он продолжал:
– Ну хорошо. Послушай. Я извиняюсь.Тебе что, недостаточно того, что я извиняюсь?
– Что
– Решительно ничего, – мгновенно ответила мать. – Ничего не случилось. Просто мы уезжаем.
– Ну не злись, – продолжал уговаривать Роже.
Я понял, что он ее оскорбил. И что на ногах она стоит плохо не только потому, что пьяна. И если он еще не набросился на меня с кулаками и молча взирает на то, что я натворил в его гараже, и с ним до сих пор не случился припадок, то это значит, что с матерью он хватил через край.
– Ну так что, ты готов? Поехали, – повторила она, направляясь к выходу.
Я последовал за ней.
– Уйди с моей дороги, – приказала она Роже.
Он смотрел на нее несколько мгновений, потом посторонился и сказал:
– Ты погляди, что он натворил. И я молчу.
– Вот и молчи, – прошипела она ему в лицо. – Тебе лучше вообще не открывать рот.
– Что он тебе сказал? – спросил я. – Я могу это знать?
– Какая разница, что он ей сказал? – вздохнув, произнесла Ольга с заднего сиденья. – Долго ты еще собираешься мусолить эту историю?
Я посмотрел на нее в зеркало. Стянув на груди ворот пальто, она одним духом опорожнила 50-граммовую бутылочку джина, которую вытащила из сумки.
– Дорогая, – возразил я, – нет в саду никакой кобры.
– Ты так считаешь? А что же тогда это было?
– Ты хоть знаешь, как кобра выглядит?
– Она мне брызнула ядом в глаза. Тебе этого недостаточно?
Я успел поговорить с Борисом. Она попросила его срочно приехать, и он прописал ей кортизон. Он подозревал, что на самом деле это был какой-нибудь острый изогнутый стебель или еще что-нибудь в этом роде – в общем, что-то растительное.
– Я села на землю, все вокруг потемнело. Я как будто ослепла. Я вообще перестала видеть. Во всяком случае, это точно был не уж.
– Знаешь, в сущности, абсолютно не важно, что это было, – заметил я, подбирая свою сумку. – Главное, что теперь ты видишь.
Я прошел дом насквозь и вошел к себе в комнату. Запер сумку в платяной шкаф. Обернувшись, увидел, как Соня ловким движением ставит в вазу три ириса. Она в десятый раз принялась рассказывать свою историю.
– Клянусь тебе, там что-то было, – не унималась она.
– Что-то, но не кобра, успокойся. Мы ведь не в джунглях живем. Мы в центре жилого квартала, здесь бьют фонтаны, на улицах фонари, тротуары асфальтированные и вообще есть все, что надо. Разве нет? Так объясни, откуда тут может взяться кобра? Сама подумай.
Я пошел на кухню, натягивая по дороге тенниску. Взял бутылочку перье, уселся на табурет и стал смотреть в сад.
– Тебе не нужно самой заниматься садом, – сказал я. – Найди кого-нибудь.
– Ты думаешь, я с ума сошла? – вздохнула она, облокотившись на прозрачный стол, блестевший как зеркало; в вазе стояло несколько свежесрезанных тюльпанов, принесенных сюда этой суперзаботливой хозяйкой. – Значит, ты считаешь, что я все придумала? Но ведь что-то же проскользнуло у меня между ногами, нравится тебе это или нет. И это что-то плюнуло ядом мне в лицо.