Третье дело Карозиных

Арсаньев Александр

– Я спрашивала его об этом, – ответила Наташа с мягкой улыбкой, – да только ведь он такой. Если не желает о чем-то говорить, то из него это и клещами не вытянешь. Вот я и не стала настаивать, чтобы не огорчать его.

– Хорошо, а что ты вообще о нем знаешь? – Катя посмотрела на свою подругу. – С кем он общается, какие взгляды у него, что это вообще за человек? Чего он от жизни хочет?

– У него есть какой-то особенный круг приятелей, но он о них мне тоже не рассказывает. И вообще, боюсь, Катерина Дмитриевна, я вам тут мало чем могу помочь. Он когда со мной, мало о чем таком отвлеченном говорит. Да и говорит вообще мало. – Она помолчала. – Так он вам

больше понравился или наоборот?

– Я и сама этого не пойму, – честно призналась Катенька. – Только совсем это не простой человек. Это так. И это единственное, что могу сказать сейчас с полной уверенностью.

Обе помолчали, думая о Соколове. Однако молчание их и задумчивость были прерваны появлением лакея, сообщившего, что Катерину Дмитриевну дожидается «давешний господин».

– Какой давешний? – не поняла Катенька.

– Те, что дня два назад изволили с жандармом приезжать, – ответил Ефим.

– Наташа, это подполковник Фарапонов, у нас с ним был один договор. Если ты не торопишься, то обожди меня. Проводи господина в кабинет, – добавила она Ефиму.

– Нет, Катерина Дмитриевна, я пойду, – ответила Наташа, поднявшись. – У вас дела и не стану я вас от них отвлекать.

– Ну, хорошо, встретимся завтра. Я к вам сама заеду.

Наташа согласилась с этим и Катя, прихватив с собой четьи-минеи, проводила ее и вошла в кабинет, где ее уже ожидал господин подполковник.

– Добрый день, добрый день, Катерина Дмитриевна! – поприветствовал ее Фарапонов и по всему видно было, что он находится в самом замечательном расположении духа. – А у меня для вас интереснейшие новости! – сообщил он с воодушевлением.

– А у меня для вас тоже, – откликнулась Катя, правда, в противовес подполковнику, тихо и невесело.

– А что же таким вот тоном-то, Катерина Дмитриевна? – тут же не удержался подполковник. – Ну да ладно, с вашего позволения я начну, авось, мои новости вас немного воодушевят.

– Да уж нет, наверное, начну я, Денис Николаевич, – мягко возразила Катенька. – Мои-то новости и есть, должно быть, начало… – подполковник согласно кивнул и Катя рассказала ему все, что знала, не утаила ничего. И даже о Наташином увлечении пришлось рассказать.

Во-первых, ей нужно было посоветоваться с кем-то, кто не имеет никакого отношения ко всему происходящему, чтобы человек этот, к тому же весьма сведущий в такого рода делах, мог посмотреть на все услышанное не только беспристрастно, но и с позиции знающего человека, а не дилетанта. Во-вторых, Катенька пыталась ничего не упускать и попробовать свести все детали к единому знаменателю, как говаривал Никита Сергеевич. Ну, и в-третьих, Денис Николаевич слыл тем человеком, на которого можно положиться и который в состоянии хранить чужие секреты, как священник хранит тайну исповеди. Когда же Катя заключила свой рассказ тем, что ни Соколов, ни Наташа ничем не выдали того, что книга им эта знакома, Денис Николаевич взял четьи-минеи в руки и, повертев ее так и эдак, пролистал.

– Действительно, – проговорил он слегка озадаченно, – ничем не примечательная книга, кроме того, что, видать, весьма старинная. Но вы бы позволили мне ее с собою забрать, может, мы в своем отделении что-то и выкопаем?

– Конечно, берите, – ответила Катя. – Но что теперь вы мне расскажете?

– А вот что, – он сел снова в кресло и заговорил другим, более деловым тоном. – Что касается вашего живописца, то вы правы, Катерина Дмитриевна, никакой он не простой. То есть, происхождения он доподлинно дворянского, только больно обнищавшая фамилия. Отец его и поныне жив и живет

в своей деревеньке в Калужской губернии. И по документам Михаил Андреевич – дворянин, можете не сомневаться, у нас на него имеются кое-какие сведения. И я вот совершенно не зря так подумал, что это подметное письмишко из-за него писано было. Состоит он в одном кружке, но мы за теми молодцами хорошо приглядываем, и пока у них ничего, кроме разговоров об Французской революции нету. Да кто нынче вот такими беседами не балуется! – махнул рукой Фарапонов. – Интересней-то другое. То, что встречаются эти революционеры не где-нибудь, а отчего-то в сторожке на Божедомке.

– На кладбище? – не сдержала удивленного вопроса Катенька. – Но при чем же здесь?..

– А вот и не поймешь их, Катерина Дмитриевна, – усмехнулся в ответ Фарапонов. – В Мясницкой части о том знают, знают, что каждый месяц двадцать первого числа они там, человек двенадцать, собираются. Только у них всегда в сторожке тихо и с улицы ничего не видать и не слыхать. Да и место довольно странное. Что, в Москве больше и кладбищ нет? – он пожал плечами. – Это же ведь на Божедомку всех беспаспортных, да нищих, да праздношатающихся везут. – Он несколько помолчал, нахмурившись, и продолжил: – Про революционные разговоры тогда откуда известно, спросите. Ну так слежка-то за ними установлена, и потом все они, все эти двенадцать человек – студенты, которые в своем обычном студенческом кругу, в трактирах или вот общежитиях типа Ляпинского – вот тут-то они и ведут эти самые разговоры. А вот чем они раз в месяц на кладбище занимаются?.. – он вздохнул. – Вот это нам и неясно.

– Денис Николаевич, – растерянно проговорила Катя, – я вообще ничего во всем этом понять не могу. Началось-то все, куда как просто, с подмены векселей, а выворачивает-то куда? К тайным сборищам на кладбище… Постойте-ка, а ведь и на том обеде, у Морошкиной, было их человек двенадцать, так мне Наташа говорила. Те самые личности, выходит, у нее трапезничали?

– Сомнительно, – проговорил Фарапонов, подкрутив усы, – поскольку они не подают обычно виду, что знакомы, и не раз такое бывало, что, встретившись на улице, даже не поклонятся друг другу. Впрочем, все может быть.

– И давно вам о них известно? – спросила Катя.

– Да уж около года, – ответил подполковник. – Ну, этим у нас особые люди занимаются, я решился справки навести, так они мне вот такое и выдали.

– Но если они собираются на кладбище, то логично предположить, что тут дело не обходится без магии? – высказала догадку Катя.

– Логично-то логично, но пока вот никаких загадочных случаев или там вредительства какого не было. Когда они стали собираться на Божедомке, за ними честь по чести установили слежку, все про каждого выяснили, последили, как полагается. Они вроде букашек, пока безобидные, так и оставили их в покое, – подполковник пожал плечами.

– И все же, – решила не отступать Катя, – если тут дело в каких-то магических обрядах, а это вполне возможно предположить, то тогда можно объяснить и четьи-минеи, и молчание о сем предмете Соколова. – В чем же там дело? – Катенька нахмурилась, поглядывая на книгу.

– Катерина Дмитриевна, голубушка, послушайтесь старого опытного человека, – со вздохом проговорил Фарапонов, – оставьте эти мысли. А вот что с векселями-то?

– Полагаю, что Соколов был каким-то образом связан с покойным Ковалевым, – отрапортовала по-молодецки Катя. – Именно Соколов и был тем человеком, что подделывал почерки и подпись Сергея Юрьевича. Подменить векселя мог кто угодно из слуг, или вот даже управляющий…