Третье пророчество
Шрифт:
– Как я выгляжу?
– Как городская сумасшедшая, – ответил Потоцкий.
– Тогда я боюсь, что меня узнают! – захохотала она.
– Что сказать, выглядишь ты действительно несколько странно для ночного времени. Зато на свои фото в газетах ты сейчас явно не похожа, – задумчиво оценил Потоцкий.
Портье в рецепции с неудовольствием оторвался от свежей вечерней газеты. Он читал как раз репортаж о пребывании в норвежской столице принцессы Донателлы. Увидев перед собой странную женщину в черных очках, он еле сдержался, чтобы не хмыкнуть неодобрительно, и, отдав ключи от номера, вновь погрузился в приятное чтение.
– ...Боже мой, где же
– Нет, всего полтора, – осторожно поправил принцессу Потоцкий.
– Ты мерзавец! Ты законченный мерзавец, тебе это известно?
Потоцкий грустно кивнул.
– Ты пропал тогда безо всяких объяснений, безо всяких прощаний. Это подло, мой дорогой мужчина.
Впервые они встретились четыре года назад на приеме у старого европейского аристократа, где Потоцкий выступал в роли российского коллекционера картин. Вместе с хозяином замка они обсуждали как раз фамильный герб рода Ринальди, когда принцесса неслышно подошла к ним за спиной Потоцкого и некоторое время подслушивала этот разговор двух специалистов.
– Как интересно, – наконец подала она голос, и Потоцкий удивленно обернулся. Лицо женщины показалось ему знакомым.
– Ваше высочество, – поклонился хозяин замка, и Потоцкий понял, что перед ним стояла прямая наследница рода Ринальди.
– Прошу прощения, ваше высочество, – сказал Потоцкий, извиняясь, что так бесцеремонно обсуждал ее семейные реликвии.
– Кто вы?
– Это месье Андрей Потоцкий из России, – представил его хозяин.
– Из России? – радостно удивилась принцесса. – Вы позволите, граф, я похищу на время вашего гостя. Мне очень интересно узнать, что сейчас происходит в вашей стране, – обратилась она уже к Потоцкому, взяв его легонько под руку.
Вот так все и началось. И чем учтивее и церемоннее старался быть с принцессой Потоцкий, тем озорнее и нетерпеливее становились ее глаза.
То, что случилось потом, правильнее было бы определить как безумную страсть. Иногда страсть бывает сильнее и, уж во всяком случае, куда разрушительнее, чем любовь. Их неудержимо влекло друг к другу физически, и, казалось, искры летали по тем комнатам и гостиничным номерам, где они тайком от остального мира встречались друг с другом. Страсть сменялась приступами взаимной ревности, сцены и упреки – самыми пылкими признаниями в любви, билась посуда, а иногда и застекленные двери. И неизвестно еще, чем бы все это могло закончиться, если бы правила их жизни не ограничивали до минимума эти свидания. Но когда пламя страсти разгоралось уж слишком сильно, они были вынуждены расставаться не по своей воле, а из-за своих многочисленных дел и обязанностей. И всякий раз она в конце концов искренне говорила ему, что им нужно все поменять и остаться друг с другом. И всякий раз он верил в то, что это, может быть, и осуществимо – до тех пор, пока не приходило трезвое и рассудительное утро.
– А знаешь, кого ты мне напоминаешь? – Донателла встала из кресла и стала ходить по маленькому гостиничному номеру взад-вперед. – Одинокого дикого волка, который никогда так и не научится жить вместе с людьми. Но меня ты как раз не должен бояться. Я единственная, кто тебя поймет. Потому что пока я не встретила тебя, то думала про себя точно так же. Что ты делаешь в Осло? – неожиданно перевела она тему.
– Так, бизнес... – туманно помахал он рукой в воздухе.
– Так брось свой дурацкий бизнес, если он нам мешает!..
Он заранее знал, что
– ...И еще одна очень важная вещь, – сказала принцесса. – Ты никогда не пытался меня использовать. И я знаю, что ты этого никогда не сделаешь.
От этих слов Потоцкому стало очень неприятно. В это мгновение они как раз подошли к дому сорок семь по Карл-Густав-Вейе.
«Даже мне приходится вас обманывать, ваше высочество, дай только Бог, чтобы вы об этом никогда не узнали», – с искренней горечью подумал про себя Потоцкий и сочувственно посмотрел на свою спутницу. Наверное, это проклятие рода Ринальди, никуда тут не денешься.
Что-то неладно было с этим домом сорок семь, проезжая мимо которого так взволновался вчера вечером шведский тролль, что-то тут было неладно... Потоцкий специально спланировал свою прогулку с принцессой таким образом, чтобы они прошли мимо этого дома и немного задержались теперь около него.
20
Если уж и выбирать самое подходящее место для такого разговора, который происходил теперь между Андреем Потоцким и Эриком Густавссоном, то лучше варианта нельзя было бы себе представить. Именно здесь должно было это случиться – только между небом и землей можно было говорить о тайнах Фатимы. То есть на Холменколлене. Холодное Норвежское море плескалось далеко внизу. Рядом с резиденцией Международного бюро научно-технических исследований – чуть пониже, чем она располагалась, – медленно проплывали облака, а сверху – совсем уже близко от крыши двухэтажного дома – все замыкал небесный купол. Потоцкому даже показалось, что это была самая его верхушка. Только вот игрушечная с виду железнодорожная станция, находившаяся прямо под горой, напоминала о том, что они все еще не очень далеко от земли.
И ангелов поблизости не было. На дороге под домом вместо них топтались два мрачных типа около дежурного автомобиля Бюро.
– Вы умный человек, господин Потоцкий. И, как мне сказал наш с вами общий друг из Ватикана, вы неплохо разбираетесь в нюансах отношений между верой и церковью, верой и государством. А раз так, то вы должны отлично понимать, что если уж стоит ждать от кого-то настоящего секрета в таком деле, как история Фатимской Богоматери, так только от такого человека, как я.
– Надеюсь, Дева Мария не выбрала в двадцать первом веке для своих явлений такого человека, как вы, – хмуро заметил Потоцкий. – Иначе моя вера в божественное начало может быть здорово подорвана.
– Ха! – радостно улыбнулся шведский тролль. – Весьма остроумно! Не волнуйтесь, Эндрю, меня она не посещает. И, честно говоря, мне так даже как-то спокойнее жить. Тут вопрос в другом. Можно ли надеяться, что церковь или, скажем, государство будут когда-либо заинтересованы, чтобы оглашать публике божественные послания? Ватикан почти целое столетие прятал по своим сундукам и сейфам то, что Святая Дева Мария сообщила трем португальским детям – сообщила, заметим, в надежде на то, что это станет достоянием общественности. И кто встал на пути Божьего промысла? Армия епископов и кардиналов во главе с папами. А не вспомните ли, зачем приходил на нашу грешную Землю Иисус Христос? Утвердить здесь законы Царства Божия. И кому все это тогда очень не понравилось? Церкви и государству – в первую очередь. И римская госбезопасность, естественным образом заботясь о своих интересах и незыблемости государственного организма, пресекла его деятельность, которую искренне считала преступной. Разве нет?