Третий источник
Шрифт:
И они вынырнули под звезды.
Бербер распростерся на земле, и в глазах его клубится серая муть, а на подбородок стекает темная от крови слюна. Толяныч чуть не рухнул рядом, не чуя под собой ног, зато ведьма метнулась к Берберу, и камень в ее руках уже полыхал молочно зелеными сполохами.
6.
Очухался полностью Толяныч уже в машине, ехавшей куда-то в ночь. Лиз сидела на месте водителя - ему видны были только растрепанные рыжие волосы и сухощавая, уверенная рука на джойстике - и что-то не то напевала, не то бормотала. Первой мыслью было застонать, но ее Толяныч отмел с негодованием. Голова,
– Как ты?
– В голосе ее было сочувствие. За лобовым стеклом на фоне ночного неба маячил инфернально черный горб Москвы, отороченный сигнальными огнями. Знакомо вырывалось в небо узкое пламя мусорожогов. И ночь. Глубокая ночь.
– С пивком покатит...
– Голова теперь больше напоминала пустую водочную тару в руках не совсем опохмеленного человека. Он выпил еще.
– Уже лучше. Похоже, я слегка отрубился...
– Ну, типа того... Так бывает, когда с ЭТИМ сталкивается неподготовленный человек. Так что считай, что тебе повезло.
"Ну что ж, будем считать, что пока мне везет..." - вяло согласился про себя Толяныч и поводил глазами из стороны в сторону, пока наконец не обнаружил сисястый пакет у себя в ногах. Лиза уловив это движение усмехнулась, впрочем он не разобрал, что же крылось за этой улыбкой.
– Я постаралась провести Обряд как можно тщательнее, но нам надо было спешить. Завтра я проведу еще один, более основательный.
– Ну да. Больше обрядов, хороших и разных. Это ладно...
– Он все-таки нащупал в кармане сигареты и с наслаждением закурил. Потом глотнул еще из волшебной фляжки - уж больно хорошо мозги прочищает. Лиза наблюдала за его манипуляциями с легкой, но удивительно теплой улыбкой, и Толяныч не мог не воспользоваться моментом:
– Слушай, а ведь ты должна была помешать мне использовать артефакт, верно?
– Да.
– И почему не помешала?
– Знаешь, Фант, вокруг тебя атмосфера такая...
– Она пощелкала пальцами, - с чуминкой такая, вот! И это как инфекция передается.
"Каким же, интересно, путем?" - чуть было не спросил он, но прикусил язык на вовремя подвернувшемся под колесо микрухи ухабчике. Проглотив заодно и отдающее солоноватой личной кровью матерное слово, сказал:
– Ага. Кстати, Вожатая, а ты не хочешь рассказать о вашей пионерии?
– Нет.
– Сразу поскучнела она.
– У меня есть подозрительное ощущение, что меня и моих друзей используют втемную, а это плохо. Это очень плохо. К тому же я сегодня целый день с похмелья слушаю какую-то хрень про всяких там посредников, принимающих, знающих и прочих отправляющих... Да, вот еще два чудесных слова - Утре и Вожатая.
– Надо говорить "УТРЭ". С твердым окончанием. Это французская транскрипция, понимаешь?
– Ага. Транскрипция. Это понятно. Интересно было бы услышать насчет Бербера. Твое объяснение. Я уж не говорю про всякие обряды. Что это за обряд с расчленением уже мертвого человека? Я бы сказал, что это натуральное извращение. Короче,
Последняя фраза произнеслась уже в несколько повышенном тоне. Толяныч смутно помнил, как отработанный материал, точнее сказать тела Бербера с компанией, Вова расчленял на куски, а Сашок споро закатывал в целлофан, предварительно спрыснув какой-то ядовито-вонючей жидкостью. Такого зрелища даже Фантик-клон не смог полностью переварить, и оставалось только клясть последними словами "Золотые Своды", сбойную коррекцию и свою невезучую судьбу. И еще пытаться хоть что-то понять из потока событий, чтобы попробовать выжить.
Судя по основательности действий пасторовых подручных, шансов на выживание было минимум - уголовный розыск еще никто не отменял. Но Толяныч вовсе не собирался сдаваться, он привык доводить дела до логического конца.
– А для тебя это так важно?
– Лиз глянула на таймер, потом бросила взгляд на надвигающуюся Москву.
– Да.
– У нас маловато времени. Про Пастора он врал, ты это сам знаешь... Она тронула свой кулон, разбросав по салону россыпь бликов.
– Может, мы отложим разговор?
Она мило улыбнулась, и Фантик почему-то вспомнил податливое тепло на своей лопатке. Она знала привлекательность своего тела и умела этим пользоваться не хуже Альбы. Вот сука!
Лиз вернула кресло в первоначальное положение, и в уютном полумраке комфортабельного салона, устроившись поудобнее, он мог видеть только ее профиль, слегка подсвеченный от приборной панели.
– Хорошо. Тогда ответь мне на один вопрос, последний...
– Толяныч медлил, стараясь тщательно отобрать именно то, что сразу же прояснит для него положение дел. Бербер, возможно, врал, но интуиция подсказывала, что он врал не во всем.
– Анти-страх. Что так напрягло нашего пациента?
Повисла пауза.
"Попал!" - подумал, было Фантик, не испытывая впрочем особой радости. Это было то самое, что он усилием воли и коррекции отодвинул на время вглубь себя, на потом оставил, хотя само слово не мог не знать.
– Ну как тебе сказать...
– Как есть.
– Твердо сказал он, холодея внутренне от нахлынувшего предчувствия. В затылок вновь отдался басовый аккорд, и, ища опору, Толяныч вцепился в висящую на шее бирюзу.
– В твой кулон встроен такой прибор... Нормализатор эмоций... Короче говоря, эта штука действует, как слаботочный суггестивный излучатель...
– По мере того, как она мямлила, что, кстати, совсем не вязалось с холодным ведьмачьим образом, Толяныч все больше покрывался потом.
– Он сглаживает импульсы регрессивных эмоций, возникшие в сознании под действием возможных, подчеркиваю, ВОЗМОЖНЫХ событий. Небольшая коррекция, брат...
СБОЙ:
Бирюза! В нее вделана такая штука, которая...
Которая...
Фантик чувствовал, что задыхается. Он никогда раньше не имел доступа к докоррекционной памяти носителя, но колотый лехин софт дал ему эту возможность. И теперь он судорожно рылся в памяти, как в пыльном чулане, пытаясь найти, понять, а может наоборот - забыть, закопать это знание поглубже...
Бирюза! Синее с черными прожилками. Синее и плоское небо, и прожилки смрадного дыма. Там горят бронетранспортеры...