Третий прыжок с кульбитом и портфелем
Шрифт:
— Господи, когда Анечка поутру в белом халате возникла, по голове погладила, я решил — сгоряча показалось. А теперь снова санитары, с Михалычем в обнимку… Позовите доктора, мне в глазах двоится! — опомнившись, заговорил он с трудом, но глаза смеялись.
Больничная палата на четыре койки оказалась тесной. Слава богу, соседей нет, кровати заправлены — видимо, недужные офицеры убыли на медицинские процедуры. Оглядевшись в поисках стула, я дошел до окна, и взгляд задержался на пациентах, хаотично бродивших по парку. Обряженные в широченные коричневые пижамы, они сразу вызывали
— Иван, у нас мало времени, — я откинул простынку с груди, деловито оглядывая поле предстоящего боя. — Ответь на один вопрос: индийские йоги, кто они?
— Не знаю… — смешался он. — А что? К чему ты клонишь, Михалыч?
— Сейчас узнаешь. Слышал про медитацию, аутотренинг и самолечение? Отлично. Трудно дышать? Исправим. Ребра болят? Полечим. Кладем туда руки. Работаем втроем!
— Раньше я считал, что галюники бывают от перетраха, — болезненно скривившись, хмыкнул Иван. — Какая, нафиг, медитация и самолечение? Мне страшно, мама, где ты?
— Дядя Ваня, шутки в сторону. Ты, главное, не сомневайся, Антон Михалыч плохому не научит, — укладывая ладошки на бинты, мягко улыбнулась Нюся. — Все в наших руках, просто доверься нам.
— Твои руки теплые и тяжелые, и тепло от них разливается по всему телу, — приступил я к привычной процедуре. — Шумит водопад, течет речка. Вода прозрачна и чиста, и серебро реки отражает небо в шапке белоснежных облаков. Слышишь шум воды? Лицо обдувает свежий ветер, прибрежная галька хрустит под твоими шагами… Ты совершенно спокоен. И не о чем волноваться, нет причин для беспокойства. Течет водопад, шумит речка, горит костер под котелком…
Глухонемой таксист Иван поначалу сопротивлялся немного, но потом увял, впадая в сонное состояние. Бледно-голубое сияние, хлынув от моих рук, окутало его тело, проявились внутренние органы и кровеносные сосуды.
— Здравствуй, Новый год, — прошептала Нюся, глядя на мерцанье тысячи огоньков. — Смотрите, Антон Михалыч, вот тут два ребра сломаны. Вот это тоже плохое, с трещинами.
Поломанные ребра я видел, и серое облачко над ними тоже. Его я смахнул в мусорный пакет без особого труда, под кряхтенье Ивана. Но меня больше волновал нездоровый красноватый цвет правого легкого. С краю оно было продырявлено, и бугрилось шрамами. Явный воспалительный процесс. И все это безобразие накрывала темно-серая гадость, напоминающая грозовую тучу.
— Похоже на давнее осколочное ранение, — пробормотал я, вставляя руку в грудь Ивана. Он выдохнул болезненно, потом застонал.
Плотный туман, окутывавший легкое, пульсировал в такт дыханию. Уплывая скользким угрем, мрачная туча не давалась в руки, как живая цеплялась за грудину. Раненый пациент тоже мешал работать — сначала дергался, а потом начал подвывать. Глядя на него, Анюта страдальчески скривилась.
— Эх, была не была, — решилась, наконец, девчонка, и вставила свои руки рядом с моими.
Дело сразу пошло на
Брошенный в мусорный пакет, он скукоживался на глазах, теряя объем и цвет. А над Ваней плавно проявилась аура — она была незнакомого фиолетового оттенка.
— Нюся, не помнишь, что означает фиолетовый цвет? — капли пота заливали глаза, но пока не закончились серые неприятности, утираться нельзя. Интуиция подсказывала, что это грязная штука, скверная.
По-собачьи встряхнув головой, я навел последние штрихи в получившейся картине — провел растопыренными пальцами над синяками, багровевшими на теле Ивана. Как садовыми граблями собрал остатки серого тумана.
Нюся тем временем пыталась причесать ауру в местах разрывов, но получалось у нее плохо. Она даже ругнулась сквозь зубы.
— На сегодня хватит, шабашим, — решил я, открывая кран над раковиной. А потом и умылся, когда Анюта пристроилась рядом руки драить.
— Люди с фиолетовой аурой стремятся к свободе и независимости, — тряхнув рыжим чубчиком, наморщила Нюся лобик. — В течение жизни они испытывают взлеты с падениями, а сама жизнь изобилует сюрпризами и зигзагами. Ярко выделенные лидерские качества. Предпочитают духовное общение, и часто испытывают дефицит в таком общении. Тяготеют ко всему таинственному, необъяснимому, причем всегда пытаются найти разгадку таких явлений. Обладают высоким интеллектом. Отличаются развитой интуицией, артистизмом, высокой чувствительностью.
— О как, — охнул со своей койки Иван. — «Обладают высоким интеллектом»? Ну вы, блин, даете!
— Докладывайте, подполковник, — копируя начальственный тон Коли Уварова, приказал я. — Четко, и по существу.
Кажется, он вытянулся на кровати:
— Дышать вправду стало легче! И грудь не болит.
— Вот, а ты боялась, — серьезно сообщила Нюся, и мы дружно заржали.
Потом мы с Анютой пили сок и ели пирог.
— Но радоваться рано пока, — отдышавшись, сказал я. — Ты у зубного врача бывал?
— А то, — скривился Иван. — Господи, избавь.
— Так вот: считай, зубную боль у тебя мы вынули, временную пломбу поставили. Теперь твой организм сам должен в борьбу включиться. А мы поможем.
— Не понял, чего вы там у меня забрали? — нахмурился Иван. — А может, оно мне надо?
— Что тебе врачи по поводу правого легкого говорят? — ответил я вопросом.
— Опухолью пугают, — пробормотал Иван. — А что?
— Вот здесь она теперь, — я пхнул ногой черный пакет. — Нюсе спасибо скажи. Ты ее выручил, она за тебя слово сказала.
— Да это Анечка нас всех выручила! — воскликнул Иван. — После такого дела пойду с ней хоть куда. Даже в разведку не страшно.
От похвалы девчонка вспыхнула и улыбнулась горделиво, кокетливым жестом поправляя чубчик.
— А вот этого не надо! — вскинулся я. — Сам в свою разведку ходи, мне больше борщ по душе.
Мы уже собирались уходить, когда явилась жена Ивана. Его маленькая копия в платьице и с косичкой держалась за мамину руку.
— Привет! — обрадовалась Нюся. — Меня зовут Анюта, а ты кто, кнопка?