Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945
Шрифт:
В деревенской гостинице мы с Моделем вернулись к начатому еще в Зигбурге разговору о сохранении в неприкосновенности железнодорожных сооружений Рурской области. Во время нашей беседы офицер принес телетайпное сообщение.
– Это касается вас, – смущенно и озадаченно сказал Модель.
Я сразу почувствовал неладное и не ошибся. То был «письменный ответ» Гитлера на мой меморандум, и каждый его пункт представлял прямо противоположное тому, к чему я призывал 18 марта. «Уничтожить все военные, транспортные, коммуникационные и промышленные объекты, склады и все материальные ценности на территории рейха» – смертный приговор немецкому народу, призыв к применению тактики «выжженной земли» в ее самом страшном выражении. Приказ лишал меня всех полномочий; все мои распоряжения о сохранении промышленности аннулировались. Теперь за проведение программы уничтожения отвечали гауляйтеры [308] .
308
Приведу этот приказ фюрера полностью:
«Ворьба
Исходя из этого, я приказываю:
1. Уничтожить все военные, транспортные, коммуникационные и промышленные объекты и систему снабжения продовольствием, а также все материальные ценности на территории рейха, которые враг может использовать для продолжения войны немедленно или в ближайшем будущем.
2. Ответственными за проведение этих мер назначаются: военное командование всех военных объектов, включая объекты транспорта и связи; гауляйтеры и комиссары по обороне. В выполнении этих задач, в случае необходимости, гауляйтерам и комиссарам по обороне должны помогать войска.
3. Эти распоряжения немедленно передать всем войсковым командирам; все противоположные приказы аннулируются».
Приказ полностью противоречил требованиям, изложенным в моей докладной записке от 18 марта: «При перенесении военных действий еще глубже на территорию рейха следует принять меры для того, чтобы никто не получил права на разрушение промышленных объектов, угольных шахт, электростанций и других сооружений, а также транспортных магистралей и внутренних водных путей. Запланированное разрушение мостов нанесет более долгосрочный ущерб транспортной системе, чем все бомбардировки последних лет».
Выполнение приказа Гитлера привело бы к страшным последствиям: с уничтожением электростанций, железных и автомобильных дорог, каналов, шлюзов, доков, судов и локомотивов страна на неопределенное время лишилась бы электричества, газа, чистой воды, угля и транспорта. Даже уцелевшие промышленные предприятия не смогли бы работать из-за отсутствия электричества, топлива и воды. Без современных складов и телефонной связи страна погрузилась бы в средневековье.
Модель ясно дал понять, что мое положение изменилось. Теперь он говорил со мной отчужденно и избегал обсуждения главной нашей темы – спасения промышленности Рура1. На ночь меня разместили в крестьянском доме. Я очень устал, но был в таком смятении, что промучился без сна несколько часов и вышел прогуляться по полям, затем поднялся на один из окрестных холмов. Внизу в последних солнечных лучах слегка прикрытая тонкой пеленой тумана расстилалась мирная деревня. Далеко за холмами Зауэрланда виднелась долина между реками Зиг и Рур. Как могло так случиться, думал я, что по желанию одного человека эта цветущая земля должна превратиться в пустыню. Я прилег на поросшую папоротниками землю. Только острый, исходящий от почвы аромат да первые зеленые ростки нарушали ощущение нереальности окружающего. Когда я возвращался в деревню, солнце уже катилось за горизонт. Решение было принято: я должен любыми способами предотвратить выполнение варварского приказа. Для начала я решил разведать ситуацию в Берлине и отменил назначенные на тот вечер совещания в Руре.
Из-под деревьев выкатили машину, и, несмотря на активность вражеской авиации, мы отправились на восток еще до рассвета, переключив фары на «ближний свет». Пока за рулем сидел Кемптка, я просматривал свои записи, в основном касавшиеся проведенных за последние два дня совещаний. Сначала я нерешительно перелистывал страницы, а потом стал, стараясь не привлекать внимания, рвать их и выбрасывать обрывки в окно. Во время остановки я случайно опустил глаза и увидел, что сильный встречный ветер прижал компрометирующие клочки к углу подножки автомобиля. Я носком ботинка незаметно сбросил их в придорожную канаву.
30. Ультиматум Гитлера
Изнеможение часто приводит к безразличию, и потому я был совершенно спокоен, когда днем 21 марта 1945 года встретился с Гитлером в рейхсканцелярии. Фюрер коротко расспросил меня о путешествии, но даже не упомянул о своем «письменном ответе», а я не счел разумным затрагивать «больную» тему. Затем он уединился с Кемпткой и больше часа выслушивал его доклад.
Несмотря на потерю полномочий, я в тот же вечер передал Гудериану копию своей докладной записки, а вторую копию предложил Кейтелю, однако тот отказался принять ее. Его лицо перекосилось от ужаса, словно я протянул ему взрывчатку. Все сторонились меня, как и в тот раз, когда после 20 июля 1944 года мое имя обнаружилось в составленном заговорщиками списке министров будущего правительства. Несомненно, все окружение Гитлера теперь считало меня изгоем. Несмотря на должность министра, я практически потерял контроль над проблемой, волновавшей меня больше всего, а именно над сохранением промышленного потенциала.
Два принятых в то время Гитлером решения продемонстрировали его безграничную жестокость. Из сводки вермахта от 18 марта 1945 года я узнал о казни четырех офицеров, обвиненных в том, что они вовремя не взорвали мост через Рейн в Ремагене. А ведь Модель заявил об их полной невиновности. «Шок Ремагена», как его называли, до самого конца войны держал в страхе многих ответственных лиц.
В тот же день я узнал, вернее,
Подобные казни лишний раз подтверждали, какому риску я сам подвергался, но и упрямства мне было не занимать. Когда 22 марта Гитлер пригласил меня на очередное совещание по вопросам вооружений, я отправил вместо себя Заура. Из его записей стало ясно, что и он, и Гитлер с поразительным легкомыслием игнорировали реальное положение дел. Хотя выпуск вооружений практически прекратился, они занимались проектами, рассчитанными на весь 1945 год – обсуждали, например, канувшее в Лету производство стали, планировали «максимальный» выпуск 88-миллиметровых противотанковых пушек и увеличение выпуска 210-миллиметровых минометов. Они с упоением говорили о разработках совершенно новых видов оружия: специальной винтовки для воздушных десантников, разумеется, с «максимальной скоростью стрельбы», и о новом миномете суперкалибра 305 миллиметров. В протоколах также был отмечен приказ Гитлера о демонстрации ему пяти новых вариантов уже имеющихся моделей танков. Кроме того, Гитлер заинтересовался «греческим огнем», известным еще с античных времен. И еще пожелал как можно быстрее перевооружить реактивный истребитель– бомбардировщик «Ме-262» под истребитель. Этим последним приказом он словно признавал ошибку, которую совершил полтора года назад, когда упрямо пренебрег мнением всех экспертов.
Я вернулся в Берлин 21 марта, а три дня спустя ранним утром узнал, что британские войска, не встретив никакого сопротивления, широким фронтом форсировали Рейн севернее Рура. Как и предвидел Модель, наши войска оказались беспомощными. Если в конце сентября 1944 года ценой огромнейших усилий нам удалось в короткий срок создать новый оборонительный фронт, снабдив своей продукцией слабовооруженную армию, то теперь ни о чем подобном не могло быть и речи. Вражеские войска стремительно сметали нашу оборону и продвигались в глубь страны.
Сохранение промышленных объектов было жизненно важно для развития послевоенной экономики, и я снова выехал в Рур. В Вестфалии лопнула шина, и нам пришлось остановиться. Я разговорился с крестьянами на ближайшей ферме. В сумерках они не узнали меня и были вполне откровенны. К своему удивлению, я понял, что годами внушавшаяся им вера в Гитлера еще сильна; они были уверены в том, что Гитлер не может проиграть войну: «У фюрера наверняка есть резервы, которые он пустит в ход в последний момент. Это всего лишь ловушка. Фюрер заманивает врага в глубь страны». Даже некоторые члены правительства наивно верили в умышленно придерживаемое секретное оружие, способное в решающий момент уничтожить врага, нагло вторгшегося в Германию. Например, Функ как-то спросил меня: «Мы ведь располагаем «чудо-оружием», не правда ли? Оружием, которое спасет нас?»
В ту же ночь я провел совещание с доктором Роландом, шефом моего рурского филиала, и его ближайшими помощниками. Их отчет ужаснул меня. Все три гауляйтера Рурского региона преисполнились решимости выполнить приказ Гитлера об уничтожении важнейших объектов. Хёрнер, один из наших технических экспертов, к несчастью возглавлявший техническое управление партии, по поручению гауляйтеров составил соответствующий план. Хёрнер явно сожалел о своей миссии, но с видом человека, привыкшего подчиняться приказам, разъяснил нам детали своего плана по выведению из строя промышленности Рура на обозримое будущее. В техническом отношении план был шедевром: предполагалось затопить угольные шахты и, чтобы не допустить их восстановления, разрушить все лифтовое оборудование, а для блокирования грузовых портов и каналов – затопить груженные цементом баржи. Поскольку вражеские войска быстро продвигались в северной части Рура, гауляйтеры намеревались произвести первые взрывы уже на следующий день, но в их распоряжении было слишком мало транспортных средств, и они всецело рассчитывали на помощь моих местных филиалов, а также надеялись найти в шахтах достаточно взрывчатки, капсюлей-детонаторов и взрывателей.
Роланд немедленно вызвал около двух десятков надежных руководителей угледобывающих предприятий в бывший замок Тиссенов в Ландсберге, где размещался штаб управления рурской промышленностью. После короткого совещания было принято решение сбросить весь динамит, детонаторы и взрыватели в шахтные отстойники, причем все присутствующие восприняли эту меру как само собой разумеющуюся. Одному из сотрудников поручили, воспользовавшись нашими скудными запасами горючего, вывезти из Рура все грузовики и, в случае необходимости, отдать их в распоряжение фронтовых частей, то есть сделать абсолютно недоступными для гражданских властей. И в конце концов я пообещал обеспечить Роланда и его персонал пятьюдесятью автоматами – автоматы мы еще производили тысячами – для защиты электростанций и других важных промышленных объектов от взрывных команд гауляйтеров. В руках людей, преисполненных решимости охранять свои рабочие места, это оружие представляло внушительную силу, тем более что полиция и партийные функционеры недавно были вынуждены передать все свое вооружение армии. На самом деле наши действия вполне можно было расценить как открытый мятеж.