Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945

Шпеер Альберт

– Каждый должен верить, что все будет хорошо… Вы еще верите в успешное продолжение войны или сомневаетесь? – Он снова требовал хотя бы формального заявления о вере в победу, что связало бы меня по рукам и ногам. – Если бы вы могли по меньшей мере надеяться на победу! О, если бы вы сохранили надежду… это меня удовлетворило бы.

Я промолчал.

Снова повисло долгое неловкое молчание. Затем Гитлер вскочил, все его дружелюбие улетучилось, и он заговорил так же резко, как и в начале нашей беседы:

– Я даю вам двадцать четыре часа на обдумывание! Завтра сообщите мне, надеетесь ли вы на победу. – И он отпустил меня, не подав на прощание руки [313] .

Сразу после этой встречи я получил телетайпное послание от начальника ведомства военных сообщений, датированное 29 марта 1945 года и подтверждавшее масштабы катастрофы, ожидавшей Германию после выполнения последних приказов Гитлера. Сообщение гласило: «Наша цель – разрушить всю транспортную систему на оставляемых территориях… Из-за недостаточного количества взрывчатки необходимо использовать любые возможности для вывода всех объектов из строя на длительный срок». В список объектов, подлежащих уничтожению, снова были включены все типы мостов, железнодорожные пути,

паровозные депо, все технические сооружения товарных станций, оборудование мастерских, шлюзы и затворы на наших каналах. Одновременно предписывалось уничтожить все локомотивы, пассажирские и товарные вагоны, а грузовые суда и баржи затопить и тем самым заблокировать каналы и реки. Для этой цели следовало использовать любые типы взрывчатых веществ, а в случае их отсутствия устраивать поджоги и уничтожать важнейшие узлы. Только технический специалист мог представить в полной мере масштабы бедствий, которые в результате исполнения этого приказа обрушились бы на Германию. Директивы также были явным доказательством того, что общие распоряжения Гитлера обретают ужасное конкретное воплощение.

313

На последнем оперативном совещании 27 апреля 1945 г. Гитлер отреагировал более резко: «Неподчинение одному из моих приказов немедленно повлечет уничтожение, падение в пропасть любого партийного лидера… Я даже не могу себе представить, чтобы какой-то партийный лидер, получивший мой приказ, осмелился бы ему не подчиниться» (стенографический отчет, опубликованный в «Шпигеле», 1966, № 3).

Совершенно обессиленный, я упал на кровать в своей служебной квартирке, расположенной в заднем крыле министерства, и задумался над ответом на ультиматум Гитлера. Затем я встал и начал набрасывать письмо. Вначале я разрывался между желанием раскрыть Гитлеру глаза и попыткой найти компромисс, но затем открыто высказал свою точку зрения: «Читая приказ об уничтожении всех материальных ценностей (от 19 марта 1945 года), а затем приказ о принудительной эвакуации населения, я расценил их как первые шаги к исполнению всех выраженных в них намерений… Я не могу больше верить в успех нашего правого дела, если в течение этих решающих месяцев мы систематически уничтожаем базис существования нашего народа. Если мы так несправедливо поступим с собственным народом, судьба не простит нас… Поэтому я умоляю вас не проводить столь губительных для народа акций. Если бы вы смогли пересмотреть свою политику по этому вопросу, я снова обрел бы веру и мужество продолжать работу с максимальной отдачей сил. Ход событий больше от нас не зависит. Только высший судия еще может изменить наше будущее. А нам остается лишь с мужеством и непоколебимой верой позаботиться о выживании нации».

И заключил я свое послание не обычным в личных письмах «Хайль, мой фюрер», а выражением единственной оставшейся нам надежды: «Да хранит Бог Германию» [314] .

Перечитывая письмо, я обнаружил слабость своих аргументов. Гитлер вполне мог воспринять мое послание как мятеж и жестоко покарать меня. Предназначенное фюреру письмо я написал от руки довольно неразборчиво и попросил одну из секретарш отпечатать его на специальной машинке с крупным шрифтом, но она мне перезвонила: «Фюрер запретил принимать от вас какие-либо письма. Он хочет лично услышать ваш ответ». А через некоторое время мне приказали немедленно явиться к Гитлеру.

314

Привожу выдержки из этого письма:

«Если я покину свой пост в сей критический момент даже по вашему приказу, то буду виновен в том, что бросил на произвол судьбы не только немецкий народ, но и своих преданных помощников. Однако долг вынуждает меня правдиво сказать вам, как, по моему мнению, будут развиваться события безотносительно к моей собственной судьбе. Не в пример многим вашим соратникам, я всегда говорил с вами откровенно и впредь буду абсолютно честен…

Я верю в будущее немецкого народа. Я верю в справедливость и неумолимость судьбы. Я верю в Вога. Мне больно было наблюдать моральное разложение многих наших лидеров в победоносные дни 1940 года, ведь именно в тот момент мы должны были отблагодарить судьбу своей порядочностью и скромностью, и судьба осталась бы на нашей стороне. Однако в те месяцы мы не выдержали проверки и слишком очевидной считали окончательную победу. Упиваясь легко одержанным успехом, мы впустую потратили бесценный год, который могли бы использовать на подготовку к войне. Вот почему мы оказались неготовыми к испытаниям 1944-го и 1945 годов. Если бы все наше новое вооружение было создано годом ранее, то мы оказались бы теперь совсем в другом положении. Провидение словно предупреждало нас. Начиная с 1940 года нас преследовали беспрецедентные военные неудачи. Никогда прежде природные условия не оказывали такого разрушительного воздействия, как в этой самой технологичной из всех войн: мороз в Москве, туман вокруг Сталинграда, чистое небо во время зимнего наступления на западе в 1944 году.

Я могу и дальше исполнять свои обязанности с достоинством, убежденностью и верой в будущее только в том случае, если вы, мой фюрер, будете способствовать выживанию народа. Я не стану вступать в дискуссию по поводу того, что ваши приказы от 19 марта 1945 года неизбежно разрушат последние остатки нашего промышленного потенциала и ввергнут народ в ужас и панику. Это наиважнейшая проблема, но не она занимает меня сейчас… Вы наверняка понимаете, какие противоречивые чувства обуревают меня. Я не могу посвятить себя работе или испытывать необходимую уверенность, если, призывая рабочих к величайшим свершениям, я в то же время знаю, что мы планируем уничтожить сам базис их жизни».

До рейхсканцелярии было всего несколько сотен метров. Ближе к полуночи я ехал по разбомбленной Вильгельм-штрассе, все еще не зная, что скажу фюреру. Если за двадцать четыре часа я не пришел к определенному решению, то, может, во время нашей беседы на меня снизойдет вдохновение?!

Гитлер, не очень уверенный в себе и встревоженный, сразу же спросил:

– Ну и что вы решили?

Я смешался, не зная, что сказать. И вдруг с моих губ сорвался ответ, как я надеялся, не связывавший меня никакими обязательствами:

– Мой фюрер, я полностью поддерживаю вас.

Гитлер помолчал, но явно был тронут моими словами.

Поколебавшись, он пожал мне руку, чего не сделал при моем появлении. Как часто бывало в те

дни, к его глазам подступили слезы.

– Тогда все хорошо, – сказал он с явным облегчением.

И я был растроган этим неожиданным взрывом эмоций. На мгновение показалось, что вернулись наши прежние отношения, и я поспешил использовать ситуацию:

– Поскольку я на вашей стороне, вы должны доверить выполнение вашего приказа мне, а не гауляйтерам.

Гитлер поручил мне подготовить соответствующий указ и пообещал немедленно подписать его, но когда мы стали обговаривать детали, он ни на йоту не отступил от прежних распоряжений о разрушении промышленных объектов и мостов. На этом в час ночи мы и расстались.

В одном из помещений рейхсканцелярии я составил инструкции «по обеспечению исполнения приказа от 19 марта 1945 года» и, во избежание дальнейших споров, даже не стал пытаться выразить свое отношение. Однако я строго оговорил два момента: «Исполнение приказа возлагается исключительно на отделы и филиалы министерства вооружений и военной промышленности… Министр вооружений и военной промышленности уполномочен за своей подписью отдавать распоряжения, касающиеся исполнения приказа, в том числе и рейхскомиссарам по обороне» [315] .

315

Привожу полный текст:

ФЮРЕР Ставка фюрера

30 марта 1945 г.

Для обеспечения повсеместного исполнения моего указа от 19 марта 1945 года постановляю:

1. Приказы о разрушении промышленных объектов направлены исключительно на то, чтобы враг не смог использовать эти объекты и оборудование для усиления своей боеспособности.

2. Запрещаю предпринимать любые меры, которые могут привести к ослаблению нашей собственной боеспособности. Выпуск продукции осуществлять до самого последнего момента даже с риском захвата врагом завода до его разрушения. Промышленное оборудование всех заводов, включая предприятия пищевой промышленности, не уничтожать до возникновения непосредственной угрозы их перехода в руки врага.

3. Разрушать все мосты и другие транспортные объекты до такой степени, чтобы враг не мог восстановить их в течение длительного времени; то же самое относится ко всем промышленным объектам.

Полное уничтожение особо важных промышленных объектов будет проводиться по моему приказу министром вооружений и военной промышленности (имеются в виду военные заводы, стратегические химические заводы и т. д.).

4. Сигнал к выводу из строя или уничтожению промышленных комплексов и других заводов должен исходить от гауляйтера и комиссара по обороне, который и будет руководить операциями.

5. Исполнение приказа возлагается исключительно на отделы и представительства министерства вооружений и военной промышленности. Все партийные, государственные и армейские органы должны в случае необходимости оказывать содействие. Уполномочиваю министра вооружения и военной промышленности разрабатывать подробные инструкции, предназначенные для рейхскомиссаров по обороне.

6. Эти директивы предназначены для заводов и объектов, находящихся непосредственно в зоне военных действий.

(подпись) Адольф Гитлер.

Этот приказ касался лишь промышленности; распоряжения по уничтожению системы водного транспорта и железнодорожных объектов, коммуникаций и мостов оставались в силе.

Итак, мои полномочия были подтверждены. Мне также удалось вставить предложение, которое давало мне определенную свободу действий: «Того же эффекта (как при полном уничтожении) можно добиться путем вывода из строя промышленных объектов». Для спокойствия фюрера я добавил пункт о том, что лично буду отдавать приказы о полном уничтожении особенно важных заводов – но никогда подобных приказов не отдавал.

Я вернулся в комнату для оперативных совещаний к устало склонившемуся над картами фюреру. Он дрожащей рукой внес несколько исправлений, а затем практически без обсуждения подписал указ карандашом. Внося изменения в первое предложение, он демонстрировал, что все еще контролирует ситуацию. Я намеренно составил ту фразу как можно более расплывчато, пояснив, что цель разрушений – не позволить врагу «использовать объекты и оборудование для усиления своей боеспособности». Думаю, Гитлер сознавал, что идет на весьма важные уступки. Мы еще немного поговорили, и он даже признал, что «тактика «выжженной земли» бессмысленна в такой маленькой стране, как Германия, и может достичь своей цели лишь на огромных пространствах, вроде России». Я запротоколировал его высказывание и подшил в архив.

Как обычно, распоряжения Гитлера допускали двойное толкование. В тот же вечер он приказал главнокомандующим «обострить борьбу с наступающим врагом до уровня крайнего фанатизма и не принимать во внимание интересы населения» [316] .

За час я собрал все имевшиеся в наличии мотоциклы и автомобили и, пользуясь своей восстановленной властью, послал ординарцев в типографию и на телетайпы, чтобы остановить уже начавшееся уничтожение объектов. К четырем часам утра мои приказы – как и предусматривалось, не беспокоя Гитлера их визированием, – были разосланы. В них я недвусмысленно подтвердил все свои прежние, отмененные Гитлером 19 марта распоряжения по спасению промышленных объектов, электростанций, газовых и водопроводных сетей и пообещал в ближайшем будущем издать подробные инструкции по тотальному уничтожению промышленности, чего так никогда и не сделал.

316

Этот приказ, переданный через Йодля и изданный 29 марта, Ворман разослал рейхсляйтерам и гауляйтерам 30 марта.

И опять же без санкции Гитлера я приказал подогнать десять – двенадцать составов с продовольствием к окруженному Руру. Вместе с генералом Бинтером из штаба оперативного руководства вермахта я разработал указ о приостановке разрушения мостов, однако Кейтель сорвал его рассылку. Я также договорился с обергруппенфюрером СС (генерал-лейтенантом) Франком, контролировавшим склады вермахта с обмундированием и продовольствием, распределить все запасы среди гражданского населения. Мальцахер, мой представитель в Чехословакии и Польше, должен был предотвратить разрушение мостов в Верхней Силезии [317] .

317

Все эти инструкции и предпринятые меры перечислены в «Секретном имперском реестре», 30 марта 1945 г.