Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933

Эванс Ричард Пол

Эти идеи быстро получили широкое распространение среди врачей, социальных работников и администрации соцобеспечения во время депрессии. Задолго до распада Веймарской республики эксперты ухватились за предложенную финансовым кризисом возможность утверждать, что самый лучший способ снизить невыносимое бремя социального обеспечения на экономику состоит в том, чтобы запретить низшим классам воспроизводство за счет принудительной стерилизации. Таким образом, через недолгое время станет меньше нищих семей, которые нужно поддерживать. Также довольно скоро число алкоголиков, тунеядцев, умственно отсталых, физически неполноценных и преступников в Германии будет значительно сокращено — на основании сомнительного предположения, конечно, что все эти качества в основном передаются по наследству, — и система соцобеспечения государства сможет использовать свои скромные ресурсы для поддержки действительно нуждающихся бедных. Протестантские благотворительные организации, в которых сильно было влияние доктрин предопределенности и первородного греха, широко приветствовали такие идеи. Католики, опиравшиеся на строгое предупреждение из папской энклитики 1930 г. о том, что брак и половые отношения предназначены исключительно для рождения потомства и что все человеческие существа наделены бессмертной душой, были решительно против. Привлекательность евгенического подхода даже среди либеральных реформаторов повышалась из-за того, что с 1930 г. стали быстро заполняться психические лечебницы, когда семьи теряли возможность ухаживать за больными или недееспособными родственниками, при том что в то же время бюджеты лечебниц были серьезно урезаны местными и региональными властями. В 1932 г. Прусский медицинский совет провел совещание, посвященное обсуждению нового закона, позволявшего проводить добровольную евгеническую стерилизацию. Предложенный евгеником Фрицем Ленцем, который выступал за такую политику еще до Первой мировой войны, закон возлагал ответственность за консультации и реализацию на сотрудников службы соцобеспечения и медицинских учреждений, с мнением которых бедняки, заключенные и инвалиды вряд ли бы смогли спорить [886] .

886

Hong, Weifare, 261-5; Burleigh, Death and Deliverance, 11–42; Jochen-Christoph Kaiser etal. (eds.), Eugenik, Sterilisation, ‘Euthanasie’: Politische Biologie in Deutschland 1893–1945 (Berlin, 1992.), 100–102; idem, Sozialer Protestantismus im 20. Jahrhundert: Beitr"age zur Geschichte der Inneren Mission 1914–1945 (Munich, 1989).

Это

было только частью гораздо более широкого преследования того, что респектабельные члены общества считали различными формами социального отклонения. В разгар экономического кризиса не менее 10 млн человек в том или ином виде получали социальную помощь. Когда демократические партии были закрыты, муниципальные и земельные законодательные собрания захвачены и превращены в клубы поддержки местных нацистских боссов, а газеты были лишены возможности свободно писать о социальных и политических проблемах, организации, занимавшиеся соцобеспечением, например полиция, оказались освобождены от какого-либо внимания и контроля со стороны общества. Социальные работники и управляющие уже давно были склонны считать получающих пособие хапугами и тунеядцами. А теперь, подбадриваемые новыми старшими чиновниками, назначенными местными и региональными нацистскими администраторами, они могли дать волю своим предубеждениям. Правила, принятые в 1924 г., позволяли властям распределять льготы в зависимости от согласия получателей «в приемлемых случаях» участвовать в общественных работах. В ограниченном масштабе такие работы были введены еще до 1933 г. Три с половиной тысячи людей были заняты на принудительных работах в Дуйсбурге в 1930 г., а в Бремене такая занятость с предыдущего года стала условием получения субсидий. Но в ужасной экономической ситуации начала 1930-х эти программы покрывали только небольшую часть безработных — например, 6000 из 200 000 человек на соцобеспечении в Гамбурге в 1932 г. Однако с первых месяцев 1933 г. и дальше это число росло. Такая работа не была занятостью в полном смысле слова: например, она не включала медицинскую страховку или пенсионные отчисления. Она даже не оплачивалась: все, что получали участвовавшие в таких программах, — это социальные льготы и иногда карманные деньги на проезд или бесплатный обед [887] .

887

Ayass, ‘Asoziale’ im Nationalsozialismus, 57–60.

Работа была в принципе добровольной, и эта схема реализовывалась по собственной инициативе благотворительных организаций, таких как церковные социальные службы, однако добровольный элемент после марта 1933 г. быстро сошел на нет. Острая проблема массовой безработицы стала решаться в первую очередь принуждением. Типичным примером стала программа «помощи селу» в марте 1933 г., которая продолжала инициативы, запущенные еще при Веймарской республике, по помощи сельской экономике за счет привлечения молодых безработных людей из городов к работам в поле за еду и жилье плюс номинальную плату. Опять же это не была занятость в нормальном понимании, однако к августу 1933 г. эта программа позволила вычеркнуть 145 000 человек, из них 33 000 женщин, из списка безработных. Местные управленцы, отвечавшие за бездомных в Гамбурге, с 1931 г. говорили, что те ухудшали условия жизни для бедных слоев, и заставляли их искать поддержки в других местах. Такое отношение быстро получило широкое распространение в 1933 г. Число ночевок в приюте полиции Гамбурга сократилось с 403 000 в 1930 г. до 299 000 в 1933 г. в большой степени из-за такой политики воспрепятствования. Чиновники начали говорить о том, что бродяги и тунеядцы должны направляться в концентрационные лагеря. 1 июня 1933 г. прусское министерство внутренних дел выпустило декрет с запретом публичного попрошайничества. Бедность и нищета, поражавшие общество со времен до 1933 г., теперь стали криминализироваться [888] .

888

Elizabeth Harvey, Youth Welfare and the State in Weimar Germany (Oxford, 1993), 174-8; Ayass, ‘Asoziale’ in Nazionalsozialismus, 1323, ibid. ‘Vagrants and Beggars’, 211-17; см. также: Marcus Gr scr, Der blockierte Wohlfahrtsstaat: Unterschichtjugend und Jugendf"ursorge in der Weimarer Republik (G"ottingen, 1995), 216-30.

Сама полиция, освобожденная от ограничений демократического контроля, провела ряд масштабиых рейдов по берлинским клубам и местам встреч ассоциаций бывших заключенных, которые представляли собой объединения организованной преступности, в мае и июне 1933 г. в рамках кампании борьбы с профессиональными уголовниками. Районы, считавшиеся местами скопления преступных банд, также были центрами поддержки коммунистов и их сторонников. Такое преследование стало возможным только после уничтожения Союза бойцов красного фронта, это также стало продолжением запугивания местного населения. Поскольку нацисты считали, что в преступности, и особенно организованной преступности, доминировали евреи, оказалось неудивительным, что полиция также провела налеты почти на пятьдесят жилых домов в берлинском «районе трущоб» 9 июня 1933 г., известном не только своей бедностью, но и высоким процентом еврейского населения. Нет смысла говорить, что такая связь существовала практически полностью только в воображении самих нацистов [889] . Организации бывших преступников были жестоко уничтожены, их члены помещены в предварительное заключение без суда, а их клубы и бары были закрыты [890] .

889

Wagner, Volksgemeinschaft, 193–113.

890

Patrick Wagner, Hitlers Kriminalisten: Die deutsche Kriminalpolizei und der Nationalsozialismus (Munich, 2002), 57–8.

В пенитенциарной системе, где бы в конечном счете оказались многие из этих людей, быстро растущая проблема мелких преступлений уже привела к необходимости введения более жестких мер в государственных тюрьмах. В последние годы Веймарской республики администраторы и эксперты от системы наказаний выступали за бессрочное заключение или ограничение свободы рецидивистов, чья наследственность (как предполагалось) делала их неспособными к исправлению. Ограничение свободы все чаще считалось долгосрочным ответом на проблемы, которые такие преступники создавали для общества. В конце 1920-х гг. в зависимости от криминалиста или начальника тюрьмы, который проводил подобную оценку, в эту категорию попадали от одного из тринадцати до каждого второго заключенного. Ограничение свободы было включено в последние редакции нового уголовного кодекса, который готовился во второй половине 1920-х гг. Хотя этот проект попал под критику постоянно враждующих политических партий Веймара, эти предложения получили большое одобрение в уголовной и судебной системе и, разумеется, вряд ли бы куда-то исчезли [891] . Не было недостатка в специалистах, которые считали, что стерилизация генетически неполноценных людей должна стать обязательной [892] . Социальное веймарское государство стало обращаться к авторитарным решениям этого кризиса, что наносило серьезный удар по правам граждан. Вскоре эту инициативу подхватил Третий рейх, действуя с такой драконовской жестокостью, о которой мало кто мог помыслить во время Веймарской республики. Сокращение финансирования в любом случае заставляло управляющих исправительными учреждениями и организациями соцобеспечения проводить еще более жесткое разделение между заслуживающими и не заслуживающими помощи, поскольку условия в государственных организациях любого типа ухудшились настолько, что им становилось все труднее сохранять здоровье и жизнь своих подопечных [893] .

891

Nikolaus Wachsmann, ‘From Indefinite Confinement to Extermination: “Habitual Criminals” in the Third Reich’ в Gellately and Stoltzfus (eds.), Social Outsiders, 165-91; Wachsmann, Hitler's Prisons, глава 2.

892

Robert N. Proctor, Racial Hygiene: Medicine under the Nazis (Cambridge, Mass., 1988), 101.

893

Crew, Germans on Welfare, 208-12.

II

Эти жесткие меры затронули не только политических подозреваемых, лиц с отклонениями и маргиналов. Они коснулись всех частей немецкого общества. Весь процесс подпитывался массовым всплеском насилия со стороны штурмовиков, эсэсовцев и полиции в первой половине 1933 г. В прессе постоянно появлялись репортажи, где в приемлемой и скорректированной форме говорилось о жестоких избиениях, пытках и ритуальном унижении заключенных всех общественных положений и любых политических взглядов, кроме нацистов. Этот террор совсем не был направлен против конкретных широко непопулярных меньшинств, а был общим и затрагивал всех, кто осмеливался выражать несогласие на публике, любых лиц с отклонениями,

бродяг и нонконформистов [894] . Масштабное запугивание населения стало необходимым условием процесса, запущенного по всей Германии в период с февраля по июль 1933 г., — процесса, который нацисты называли координацией или, если использовать более емкое немецкое слово, Gleichschaltung — понятие из области электричества, означающее ситуацию, когда все переключатели размещаются в одной цепи, чтобы их можно было активировать с помощью одного главного переключателя в центре. Затронуты были практически все стороны политической, общественной и организационной жизни, на всех уровнях — от государства до деревни.

894

Broszat, ‘The Concentration Camps’, 409-11.

Захват нацистами федеративных земель стал ключевым элементом этого процесса. Такой же важной была координация в государственной службе, проведение которой с февраля 1933 г. создало такое мощное давление на центристскую партию, что та не смогла ему противостоять. В течение пары недель после вступления Гитлера в должность в ряде министерств были назначены новые статс-секретари (высший пост на государственной службе), включая Ганса Генриха Ламмерса в Имперской канцелярии. В Пруссии, продолжив предыдущую чистку, проведенную Папеном после июля 1932 г., к середине февраля Герман Геринг заменил двенадцать начальников полиции. Начиная с марта насилие штурмовиков быстро заставило политически неугодных городских чиновников и мэров городов покинуть свои должности — 500 старших муниципальных служащих и семьдесят лорд-мэров к концу мая. Законы, устранявшие автономию федеральных земель и учреждавшие для управления каждой из них рейхскомиссара, назначаемого из Берлина (за исключением одного все они были региональными лидерами нацистов), означали, что после первой недели апреля практически не оставалось препятствий для координации, другими словами, для нацификации государственной службы на всех уровнях. В то время, когда смещались правительства земель, местные нацисты с помощью отрядов вооруженных штурмовиков и эсэсовцев занимали здания городских советов, заставляли собрания и мэров уходить со своих постов и заменяли их своими назначенцами. Так же поступали с отделами медицинского страхования, центрами занятости, сельскими советами, больницами, судами и остальными государственными и общественными организациями. Чиновников заставляли уходить со своих постов или вступать в нацистскую партию. Если они отказывались, их избивали и бросали в тюрьму [895] .

895

Caplan, Government, 139-41.

Эта волна чисток получила законное обоснование после обнародования 7 апреля одного из центральных декретов нового режима, так называемого Закона о восстановлении профессиональной государственной службы. Его название было обращено к корпоративному духу консервативных госслужащих и содержало далеко не только подразумеваемую критику попыток веймарских правительств (особенно в Пруссии) привлечь на ведущие государственные посты сторонников демократии со стороны. Главной целью нового декрета была попытка упорядочить и централизовать действия региональных штурмовиков и местных партийных функционеров, которые силой лишали госслужащих и чиновников занимаемых должностей. Закон предусматривал увольнение непрофессиональных служащих, назначенных после 9 ноября 1918 г., госслужащих-«неарийцев». Согласно определению от 11 апреля такими считались граждане, у которых дедушка или бабушка (или оба) были «неарийцами», другими словами, евреями, а по определению от 30 июня к таким относились любые служащие, состоявшие в браке с неарийским супругом. Кроме того, увольнению подлежали любые лица, чья предыдущая политическая деятельность не гарантировала их надежности или действий в интересах националистического государства, как это формулировалось в законе. Исключение составляли только те, кто участвовал в войне 1914–18 гг. [896]

896

Noakes and Pridham (eds.), Nazism, II. 26–31.

Обосновывая закон, 25 апреля Герман Геринг критиковал «временщиков» на государственной службе.

Его раздражало и разочаровывало, что в его министерстве, штат которого на 69 % состоял из приверженцев Северинга, наплечные повязки со свастикой начинали вылезать как грибы из-под земли уже через несколько дней и что уже через четыре дня щелчок каблуками и вытягивание вверх рук стали обычными явлениями в коридорах [897] .

Многие госслужащие действительно лезли из кожи вон, чтобы сохранить свою работу, вступая в ряды нацистской партии, присоединяясь к армии тех, кто быстро получил насмешливое прозвище «мартовских пораженцев» по названию демократов, которые погибли в мартовских столкновениях революции 1848 г. Между 30 января и 1 мая 1933 г. 1,6 млн человек стали членами нацистской партии, что намного превышало численность партии до этого, — безумный наплыв, который наряду с некоторыми другими вещами отчетливо демонстрировал степень оппортунизма и паники, которые охватили население Германии. До 80 % членов партии в католических областях вроде Кобленца-Трира и Кельна-Ахена к лету 1933 г. вступили в партию всего лишь в течение предыдущих нескольких месяцев. Действительно, Гитлера также беспокоило, что такой массовый наплыв менял характер самой партии, делая ее более буржуазной. Однако по крайней мере в краткосрочной перспективе это означало лояльность подавляющего большинства госслужащих новому режиму [898] . На самом деле по данному закону было уволено примерно 12,5 % старших чиновников в Пруссии и примерно 4,5 % в остальных областях. Другие положения закона позволяли понижать чиновников в должности или принудительно отправлять на пенсию в интересах упрощения управленческого аппарата — и число людей, попавших под такое сокращение, было примерно тем же. Всего закон затронул от 1 до 2 % всех профессиональных госслужащих. Увольнения и понижения в должности имели побочный и планируемый эффект сокращения государственных расходов, а также установления расового и политического конформизма.

897

Цитируется в Hans Mommsen, Beamtentum im Dritten Reich: Mit ausgew"ahlten Quellen zur nationalsozialistischen Beamtenpolitik (Stuttgart, 1966), 162.

898

Broszat, Der Staat Hitlers, 254; J"urgen W. Falter, ‘“Die Marzgefallenen” von 1933: Neue Forschungsergebnisse zum sozialen Wandel innerhalb der NSDAP-Mitgliedschaft w"ahrend der Machtergreifungsphase’, Geschichte und Gesellschaft, 24 (1998), 595–616, at 616.

Тем временем 17 июля 1933 г. Геринг издал декрет, который давал ему право назначать высших чиновников, университетских профессоров и чиновников судебной власти [899] .

Особенно важными в обширной и разнообразной когорте государственных служащих были работники судов и прокуратуры. Существовала явная угроза, что насилие нацистов, запугивания и убийства могут натолкнуться на противодействие закона. Действительно, адвокаты, которые не разделяли представление нового режима о правосудии как о политическом инструменте, выдвигали большое число обвинений. Однако стало уже понятно, что большинство судей и адвокатов не собирались чинить каких-либо препятствий. Примерно из 45 000 судей, государственных обвинителей и других судебных чиновников в Пруссии в 1933 г. только около 300 человек были уволены или переведены на другие посты по политическим причинам, несмотря на то что очень небольшое число государственных адвокатов входили в нацистскую партию во время назначения Гитлера рейхсканцлером 30 января. Если учитывать еврейских адвокатов и судей, уволенных (независимо от политических взглядов) на основании расовой принадлежности, общее число получалось равным 586. Примерно такая же небольшая часть служащих правовой сферы была уволена и в других немецких землях. Серьезных возражений со стороны представителей этих профессий не поступало. Коллективные протесты стали в любом случае практически невозможными, когда профессиональные ассоциации судей, адвокатов и нотариусов были принудительно объединены вместе с Союзом национал-социалистических адвокатов во Фронт германского права под руководством Ганса Франка, который 22 апреля был назначен уполномоченным рейха по «координации правовой системы в землях и обновлению правового порядка». Уже удалось преодолеть настороженность Немецкого союза судей, после того как Гитлер объявил о «несмещаемости судей» в своей речи от 23 марта, а министерство юстиции пообещало увеличить оплату труда и повысить престиж судейской профессии. Скоро адвокаты уже из кожи вон лезли, чтобы присоединиться к нацистской партии, когда министры юстиции в землях стали напрямую говорить о том, что в противном случае тем не следовало ожидать повышения и карьерного роста [900] . С этого момента и до начала 1934 г. было приостановлено или закрыто 2250 уголовных дел против членов CA и 420 против членов СС, не в последнюю очередь под давлением со стороны местных банд штурмовиков [901] .

899

Caplan, Government, 143-7; Bracher, Stufen, 244.

900

Bracher, Stufen, 245-6; Fieberg (ed.), Im Namen, 87–94; Lothar Gruchmann, ‘Die "Uberleitung der Justizverwaltung auf das Reich 1933–1935’ in Vom Reichsjustizamt zum Bundesministerium der Justiz; Festschrift zum hundertj"ahrigen Grundungstag des Reichsjustizamts (Cologne, 1977); Horst G"oppinger, Juristen j"udischer Abstammung im ‘Dritten Reich’: Entrechtung und Verfolgung (Шток, 1990 [1963]), 183–373.

901

Fieberg (ed.), Im Namen, 76-9, 272; Lothar Gruchmann, ‘Die "Uberleitung’ в Vom Reichsjustizamt zum Bundesministerium der Justiz, 119-60.