Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933

Эванс Ричард Пол

III

Нацистская кампания на выборах в рейхстаг 5 марта 1933 г. смогла охватить всю Германию [807] . Теперь усилия нацистов подкреплялись ресурсами крупного бизнеса и государства, и в результате сама суть выборов изменилась. В небольшом северогерманском городке Нортхейме, например, как и практически во всех остальных округах, выборы проводились в атмосфере практически осязаемого страха. Местная полиция выставила посты на железнодорожной станции, мостах и других ключевых участках в соответствии с заявлениями режима о том, что такие места были уязвимы для террористических атак коммунистов. Местным штурмовикам разрешили носить заряженное оружие 28 февраля и приняли их во вспомогательную полицию 1 марта, после чего они стали напоказ организовывать патрули на улицах и совершать налеты на дома местных социал-демократов и коммунистов, обвиняя тех в подготовке массовых убийств честных граждан. Нацистская газета сообщала, что одного рабочего арестовали за распространение социал-демократических избирательных листовок. Такие действия для социал-демократов и коммунистов были запрещены. Заткнув рот оппозиции, нацисты установили радиодинамики на рыночной площади и на главной улице, и каждый вечер с 1 по 4 марта по всему центру города раздавались речи Гитлера. Накануне выборов шестьсот штурмовиков, эсэсовцев, стальных шлемов и гитлерюгендовцев организовали факельный парад по городу, который закончился в городском парке, где они слушали радиопередачу речи Гитлера, которая одновременно гремела в четырех других главных публичных местах городского центра. Главные улицы были убраны черно-бело-красными флагами и знаменами со свастикой, которые также были вывешены в магазинах и лавках. Пропаганды со стороны оппозиции не было. В день выборов, в воскресенье, коричневые рубашки и СС патрулировали улицы, в то время как партия и стальные шлемы организовали доставку людей на избирательные участки. Такая комбинация террора, репрессий и пропаганды использовалась во всех остальных населенных пунктах по всей стране [808] . Когда были получены результаты выборов в рейхстаг, стало понятно, что такая тактика принесла свои плоды. Коалиционные партии, нацисты и националисты, взяли 51,9 % голосов. «Невероятные цифры, — ликующе писал Геббельс в своем дневнике 5 марта 1933 г., — как будто нам это грезится» [809] . В некоторых избирательных округах в центральной Франконии нацисты набрали 80 % голосов, а в ряде

районов Шлезвиг-Гольштейна партия получила голоса практически всех избирателей. Вместе с тем ликование партийных боссов было неуместно. Несмотря на массовое насилие и угрозы, сами нацисты смогли набрать только 43,9 процента всех голосов. Коммунисты, не имевшие возможности участвовать в кампании, кандидаты которых либо скрывались, либо находились под арестом, все равно смогли набрать 12,3 процента, потеряв совсем не так много по сравнению с прошлыми выборами, как этого можно было ожидать. А социал-демократы, которые также пострадали от массового террора, выступили лишь немногим хуже, чем в ноябре 1932 г., набрав 18,3 % голосов. Центристская партия осталась при своих с 11,2 %, несмотря на проигрыш нацистам в некоторых регионах на юге, а остальные, теперь второстепенные, партии повторили свои результаты от предыдущего ноября с небольшими вариациями [810] .

807

Paul. Aufstand, 111-13.

808

Allen, The Nazi Seizure of Power, 156-61.

809

Fr"ohlich (ed.), Die Tageb"ucher, I/II. 387 (5 марта 1933).

810

См.: Allen, The Nazi Seizure of Power, 160.

17 млн человек проголосовали за нацистов и еще 3 млн — за националистов. Однако общее число избирателей было почти 45 млн. Примерно 5 млн голосов коммунистов, более 7 млн голосов социал-демократов и 5,5 млн голосов центристской партии указывали на полный провал нацистов, даже в условиях полудиктатуры, в попытке получить большинство [811] . В самом деле с их первых серьезных избирательных успехов в конце 1920-х гг. им ни разу не удавалось получить абсолютное большинство на национальном уровне или в какой-либо из федеральных земель. Более того, большинство, которое они получили вместе со своими партнерами по коалиции, националистами, в марте 1933 г., было далеко от двух третей, необходимых для проведения изменений конституции в рейхстаге. Тем не менее эти выборы четко показали, что примерно две трети избирателей отдали свои голоса партиям нацистов, националистов и коммунистов, которые были открытыми врагами веймарской демократии. Многие другие проголосовали за партии, в основном за центристскую и ее южного союзника, Баварскую народную партию, чья поддержка республики практически исчезла и чье влияние в своих округах теперь серьезно снижалось. В 1919 г. три четверти избирателей поддерживали коалиционные партии Веймарской республики. Потребовалось всего четырнадцать коротких лет, чтобы эта ситуация изменилась на противоположную [812] .

811

Falter et al., Wahlen, 41, 44; Falter, Hitlers W"ahler, 38-9.

812

Ibid., 40; о католиках см.: Oded Heilbronner, Catholicism, Political Culture and the Countryside: A Social History of the Nazi Party in South Germany (Ann Arbor, 1998), 139.

После выборов 5 марта насилие поднялось на новый уровень. Например, в Кенигсберге в Восточной Пруссии в ночь выборов люди CA ворвались в штаб-квартиру местных социал-демократов, уничтожили все, что там находилось, и превратили помещение в импровизированную камеру пыток, где избивали пленников с такой жестокостью, что депутат рейхстага от коммунистов Вальтер Шульц умер от полученных там побоев. Они обыскивали офисы профсоюзов, крали пишущие машинки, ломали мебель, воровали деньги и жгли документы [813] . В Вуппертале отряд коричневых рубашек вытащил рабочего Генриха Б., бывшего коммуниста, прямо из дома, его тело нашли на следующий день на пустыре. 1 апреля в том же районе восемь штурмовиков подкараулили шестидесятидвухлетнего рабочего Августа К., бывшего руководителя местного музыкального коммунистического ансамбля, на пути домой и застрелили [814] . Социал-демократам тоже изрядно доставалось. 9 марта на депутата рейхстага от социал-демократов и лидера партии в Кельне, Вильгельма Зольмана, в его же доме напали коричневые рубашки и эсэсовцы, избили, отвезли в местную штаб-квартиру нацистской партии, два часа измывались над ним, заставляя пить касторовое масло и мочу, прежде чем прибыла полиция и забрала его в тюремную больницу, чтобы залечить раны. 13 марта штурмовики в Брауншвейге начали заставлять членов городского совета и депутатов местного парламента от социал-демократов «добровольно» отказываться от своих мест, избив одного из них до смерти, когда он отказался сделать это. В этот же момент нацисты начали нападать на офисы социал-демократической партии в поисках денег и другой добычи. Глава социал-демократической прессы в Хемнице, Георг Ландграф, был застрелен 13 марта, после того как отказался рассказать банде коричневых рубашек, где находятся партийные фонды. Протестовать против таких действий было сложно, если вообще возможно, потому что социал-демократические газеты были запрещены на четырнадцать дней с начала марта, этот приказ по истечении срока действия был продлен еще раз, а потом еще, пока не стал постоянным [815] .

813

Bessel, Political Violence, 101-2.

814

Ulrich Klein, ‘SA-Terror und Bev"olkerung in Wuppertal 1933/34’ in Detlev Peukert and J"urgen Reulecke (eds.), Die Reihen fast geschlossen: Beitr"age zur Geschichte des Alltags unterm Nationalsozialismus (Wuppertal, 1981), 45–64, at 51.

815

Winkler, Der Weg, 890-91; World Committee (ed.), The Brown Book, 204–5; Schneider, Unterm Hakenkreuz, 56–73.

Грабежи не избежали внимания более честных офицеров в полиции. Например, 19 апреля 1933 г. полицейский уполномоченный в Гессене распространил по полицейским участкам и местным администрациям циркуляр с осуждением незаконной конфискации собственности марксистских организаций во время налетов, включая изъятие музыкальных инструментов, спортивного оборудования и даже кроватей, которые явно были бы использованы грабителями в личных целях [816] . Впоследствии предпринимались усилия по урегулированию ситуации и формированию соответствующих учреждений, которые бы управляли ресурсами запрещенных партий и объединений, не в последнюю очередь потому, что там были и фонды, использовавшиеся для поддержки бывших безработных членов. Однако к тому времени, когда это было сделано, много денег и имущества исчезло в руках отдельных штурмовиков. В конечном счете 26 мая 1933 г. был принят закон, по которому собственность коммунистической партии (все еще формально легальной) передавалась федеральным землям [817] . В этой неразберихе многие штурмовики воспользовались возможностью для сведения старых счетов. Например, в Вуппертале группа штурмовиков под командованием начальника отряда Пуппе в четыре часа утра вытащила Фридриха Д. из кровати и увела в неизвестном направлении. Его тело нашли два дня спустя. Его убили за то, что у него были романтические отношения с сестрой Пуппе, которые тот некоторое время пытался прекратить. Пуппе остался безнаказанным. Даже сами коричневые рубашки не были в полной безопасности: один нацист, долгое время состоявший в партии, был арестован, избит и помещен в тюрьму, когда обвинил руководителя штурмовиков в Вуппертале в хищениях и коррупции. И это был не единственный эпизод, о которых сообщалось в то время. То, что происходило в Вуппертале, повторялось многие сотни раз снова и снова в других частях страны [818] .

816

Dieter Rebentisch and Angelika Raab (eds.), Neu-Isenburg zwischen Anpassung und Widerstand; Dokumente "uber Lebensbedingungen und politisches Verhalten 1933–1934 (Neu-Isenburg, 1978), 79.

817

Gerlinde Grahn, ‘Die EnteignungdesVermogensder Arbeiterbewegung und der politischen Emigration 1933 bis 1945’, 1999: Zeitschrift f"ur Sozialgeschichte des 20. und 21. Jahrhunderts, 12 (1997), 13–38; Broszat, Der Staat Hitlers, 118.

818

Klein, ‘SA-Terror’, 51–3.

Эта кампания насилия, запущенная организацией коричневых рубашек, численность которой росла каждым день и летом 1933 г. составляла более двух миллионов человек, обеспечила необходимый контекст для согласования работы федеральных земель с принципами, введенными в практику Папеном в его захвате Пруссии предыдущим летом [819] . Государственный суд объявил этот захват частично незаконным, и правительство социал-демократов, смещенное Папеном, имело некоторый успех, используя Федеральный совет, представляющий земли, для блокирования мер правительства рейха. Кабинет Гитлера 6 февраля 1933 г. издал чрезвычайный декрет, который положил конец этой ситуации, однако новые нацистские представители Пруссии в Федеральном совете столкнулись с тем, что совет отвергает их полномочия, когда тот собрался 16 февраля в ожидании решения Государственного суда. Тогда совет решил прекратить заседание до прояснения юридической ситуации, и в последовавший период бездействия региональные организации штурмовиков и нацистской партии сами стали координировать работу правительств земель снизу. Большинство федеральных земель управлялись правительствами меньшинства, что отражало практически тотальную блокаду законодательных органов в то время, и у них не было возможностей предложить что-либо, кроме номинального сопротивления. В период между 6 и 15 марта 1933 г. нацистские полицейские и отряды «вспомогательной полиции» из числа CA и СС подняли флаг со свастикой над официальными зданиями по всей стране. Этот очень символичный жест был одобрен или не вызвал сопротивления со стороны большинства министров правительства, которые с опасением наблюдали за демонстрацией многочисленных колонн штурмовиков перед правительственными зданиями. Те министры, которые были против, либо ушли в отставку, либо были помещены под домашний арест отрядами коричневых рубашек. Тогда министр внутренних дел рейха назначил рейхскомиссаров, которые продолжили смещать действовавших начальников полиции и назначать вместо них нацистов, а также заменять министров выбранного правительства собственными назначенцами. Только в Гамбурге, Вюртемберге и Гессене парламенты земель в отсутствие депутатов от коммунистов и при воздержавшихся социал-демократах назначили новые коалиционные правительства, в которых все министерские портфели попали в руки нацистов и националистов. В таких условиях выборы в землях, проведенные в начале марта (самыми важными из которых были выборы 12 марта в Пруссии), в большой степени оказались бессмысленными [820] .

819

Broszat, Der Staat Hitlers, 256.

820

Ibid., 136-8.

Военизированная

союзническая организация социал-демократического Железного фронта, «Рейхсбаннер», уже была покалечена полицейскими захватами многих ее офисов в феврале. А в начале марта сразу после выборов правительства земель начали издавать запреты и арестовывать основных чиновников, так что один филиал за другим стали самораспускаться, чтобы избежать дальнейших преследований. В этой атмосфере ряд лидеров социал-демократов, таких как Отто Браун и Альберт Гржезински, покинули страну, чтобы избежать ареста или еще более печальной участи [821] . Руководитель «Рейхсбаннера» Карл Хёльтерман уехал уже 2 мая. Попытка лидеров социал-демократов убедить Геринга снять запрет на их партийные газеты натолкнулась на ответ, что запрет продолжится до тех пор, пока иностранные социалистические газеты не прекратят свою «кампанию» против правительства рейха. Насколько плохо они до сих пор понимали методы нацистов, показал тот факт, что лидеры социал-демократов действительно проехали по другим европейским странам, чтобы попытаться там объяснить свою ситуацию. Социалистический интернационал отреагировал жесткой публичной критикой нацистского террора («невыразимые и гнусные злодеяния, совершаемые немецкими деспотами каждый день»). Они добавили призыв к совместным действиям с коммунистами. В тщетной попытке умиротворить Геринга лидер немецких социал-демократов Отто Вельс немедленно подал в отставку с поста главы Интернационала [822] . Такие тактические уступки, что неудивительно, ничем не помогли остановить стремление режима уничтожить левых [823] . Коммунисты и социал — демократы в совокупности составляли примерно треть электората. И вместе с тем они разваливались практически без сопротивления. Правительство могло выступать против них в национальном масштабе, потому что декрет о пожаре рейхстага позволял отменять суверенитет федеральных земель, чтобы проводить соответствующие действия, используя прецедент с папеновским устранением социал-демократического правительства меньшинства в Пруссии предыдущим летом. А еще раньше рейхспрезидент Эберт проделал то же самое с левыми правительствами земель в Саксонии и Тюрингии в 1923 г. Предполагаемая коммунистическая угроза, которая оправдывала эти действия, не была особенно серьезной ни в 1923 г., ни десять лет спустя. В 1933 г. общественные волнения, которые стали причиной объявления в стране чрезвычайного положения, в подавляющем большинстве были спровоцированы самими нацистами. Целью такого спешного согласования позиций федеральных земель не в последнюю очередь было преодоление колебаний предыдущих местных правительств в использовании чрезвычайных полномочий для уничтожения левых партий с тщательностью, которой требовало руководство нацистов в Берлине.

821

Winkler, Der Weg, 888-93, 898–900.

822

Ibid., 916-18.

823

Ibid., 929-32; Broszat, Der Staat Hitlers, 118-19.

IV

Эта цепь событий имела особенно страшные последствия в Баварии. Здесь консервативное правительство земли 28 февраля вместе с правительством рейха запретило коммунистические собрания и закрыло коммунистическую прессу. Оно также арестовало тех, кого считало ведущими фигурами в региональной коммунистической партии. Но нацистам этого было мало, и 9 марта 1933 г. Фрик назначил Адольфа Вагнера, регионального нацистского лидера в Верхней Баварии, государственным уполномоченным в баварском министерстве внутренних дел. Еще более угрожающим стало немедленное назначение Генриха Гиммлера, проживавшего в Мюнхене лидера СС, временным президентом полиции. Он приказал провести полномасштабную облаву на членов оппозиции, к которым вскоре стали относить не только коммунистов, но и других врагов режима. Размах репрессий был таким, что местных тюрем и полицейских камер оказалось совершенно недостаточно, чтобы вместить всех заключенных. Необходимо было придумать новый способ размещения политических оппонентов нацистов в Баварии. Поэтому 20 марта Гиммлер объявил в прессе, что прямо за границей Мюнхена, в Дахау, будет открыт «концентрационный лагерь для политических заключенных». Это был первый концентрационный лагерь в Германии, и он стал страшным прецедентом для будущего.

Лагерь был предназначен для «предварительного заключения всех коммунистов и при необходимости чиновников „Рейхсбаннера“ и социал-демократов», как на следующий день сообщала нацистская пресса. 22 марта 1933 г. из местных тюрем в Штадельхайме и Ландсберге четыре грузовика доставили примерно две сотни заключенных на место лагеря, построенного вокруг заброшенного завода в предместьях города. Жители Дахау собрались на улицах и снаружи заводских ворот, чтобы посмотреть на заключенных. Изначально лагерь управлялся полицейским отделением, а потом в начале апреля был передан в руки СС, комендантом стал печально известный своей жестокостью лидер СС Хильмар Векерле. По распоряжению Гиммлера Вакерле установил режим насилия и террора. 11 апреля новые охранники СС вывели четырех еврейских заключенных за ворота и застрелили их, объявив, что те пытались бежать. Один из них выжил, и его отвезли в больницу в Мюнхене, где он умер, но сначала он рассказал медицинскому персоналу такие ужасающие подробности о жестокостях, которые творились в лагере, что те вызвали прокурора. К концу мая двенадцать заключенных были убиты или замучены до смерти. Среди охраны была распространена коррупция, вымогательство и хищения, а пленники подвергались случайным актам жестокости или садизма в обстановке, где отсутствовали правила и нормы [824] .

824

Harold Marcuse, Legacies of Dachau: The Uses and Abuses of a Concentration Camp, 1933–2001 (Cambridge, 2001), 21-3; Hans-G"unter Richardi, Schule der Gewalt: Das Konzentrationslager Dachau, 1933–1934 (Munich, 1983), 48–87; Johannes Tuchel, Organisationsgeschichte und Funktion der ‘Inspektion der Konzentrationslager’ 1933–1938 (Boppard, 1991), 121-58.

Решение Гиммлера имело множество подражаний. Скоро концентрационные лагеря стали открываться по всей стране, дополняя импровизированные тюрьмы и пыточные камеры, организованные коричневыми рубашками в подвалах недавно захваченных профсоюзных офисов. Их открытие широко освещалось, чтобы все знали о том, что случится с теми, кто посмеет противостоять «национальной революции». Идея организации лагерей для размещения реальных или подозреваемых врагов государства сама по себе, разумеется, была не нова. Британцы использовали такие лагеря для гражданских с противоборствующей стороны в Бурской войне. Условия там были крайне плохими, а уровень смертности пленников очень высоким. Вскоре после этого немецкая армия «сконцентрировала» 14 000 повстанцев гереро в лагерях Юго-Западной Африки во время войны 1904–07 гг., обращаясь с ними так жестоко, что, по некоторым сведениям, каждый месяц в лагерях в Свакопмунде и Людерице погибало 500 человек. Фактический уровень смертности в этих лагерях составлял 45 %. Немецкая администрация оправдывала его тем, что таким образом происходило уничтожение «непродуктивных элементов» среди туземного населения [825] . Эти прецеденты были знакомы нацистам, в 1921 г. Гитлер уже заявлял, что они поместят немецких евреев в «концентрационных лагерях» так же, как это делали британцы. В параграфе 16 конституции, которую нацисты намеревались провозгласить, если бы им удалось захватить власть в ноябре 1923 г., говорилось, что «лица, угрожающие безопасности, и бесполезные иждивенцы» будут помещаться в «сборные лагеря», где их будут заставлять работать, а сопротивляющиеся будут казнены. В августе 1932 г. в нацистской прессе появилась статья, провозглашавшая, что при получении власти нацисты «немедленно арестуют и приговорят всех функционеров коммунистов и социал-демократов… [и] разместят всех подозреваемых и идейных зачинщиков в концентрационных лагерях». Эта угроза была открыто повторена министром внутренних дел рейха Фриком 8 марта 1933 г. [826] Таким образом, Дахау был не импровизированным решением для решения неожиданной проблемы переполненности тюрем, а задолго до этого запланированной мерой, которую нацисты имели в виду практически с самого начала. Концентрационные лагеря широко обсуждались в местной, региональной и национальной прессе и служили серьезным предупреждением всем, кто размышлял о сопротивлении нацистскому режиму [827] .

825

Bley, Namibia under German Rule, 151, 198; Kr"uger, Kriegsbew"altigung, 138-44; Joachim Zeller, ‘“Wie Vieh wurden Hunderte zu Getriebenen und wie Vieh begraben”: Fotodokumente aus dem deutschen Konzentrationslager in Swakopmund/Namibia 1904–1908’, Zeitschrift f"ur Geschichtswissenschaft, 49 (2001), 226–43.

826

Marcuse, Legacies of Dachau, 21–2; Tuchel, Organisationsgeschichte, 35–7; Andrej Kaminski, Konzentrationslager 1896 bis heute: Eine Analyse (Stuttgart, 1982), 34–38. Нет убедительных свидетельств того, что Гитлер или Гиммлер использовали советскую модель трудовых лагерей (см.: Evans, In Hitler's Shadow, 24–46).

827

Доводы в пользу того, что это было импровизацией, см. в Broszat, ‘The Concentration Camps’, 400–406.

Условия в концентрационных лагерях и центрах содержания правонарушителей СС и CA в марте и апреле точно описывались как «самодельная садистская анархия» [828] . Жестокость CA и СС редко подразумевала утонченные и изобретательные пытки, которые позже практиковались тайной полицией при режимах вроде военных диктатур в Аргентине, Чили или Греции в 1970-х. На своих заключенных они часто обрушивали едва сдерживаемую ярость. В истязаниях не использовалось что-либо более изощренное, чем кулаки, ботинки и резиновые дубинки. Иногда полиция, теперь освободившаяся от ограничений, которые могли ощущаться при Веймарской республике, присоединялась к пыткам, закрывала на них глаза или привлекала своих помощников из коричневых рубашек для выбивания признаний из заключенных. Рабочий-коммунист Фридрих Шлоттербек, арестованный в 1933 г., позже рассказывал, как его допрашивала в полицейском участке группа эсэсовцев. Они били его по лицу, били резиновыми дубинками, связывали, били по голове деревянной палкой, пинали ногами, когда он падал на пол, и отливали водой, когда он терял сознание. В более спокойные моменты полицейский офицер задавал ему вопросы и вмешался только тогда, когда один из эсэсовцев, взбешенный решительным сопротивлением Шлоттербека, вытащил револьвер, чтобы застрелить пленника. Так и не добившись от него признания, его отвели обратно в камеру, израненного, покрытого порезами и синяками, с кровью, стекающей по лицу, едва способного ходить. Надзиратели обращались со Шлоттербеком по-человечески, хотя и сообщили ему, что должны оставить включенным свет в его камере и следить, чтобы он не покончил с собой. Ему предстояло провести следующие десять лет в тюрьмах и концентрационных лагерях [829] . Его судьба оказалась схожей с судьбой верных коммунистов, которые отказались отречься от своих убеждений.

828

Bessel, Political Violence, 117.

829

Friedrich Schlotterbeck, The Darker the Night, the Brighter the Stars: A German Worker Remembers (1933–1945) (London, 1947), 22–36. Дальнейшее рассмотрение нацистского насилия см. в Linden- berger and L"udtke (eds.), Physische Gewalt и в Bernd Weisbrod, ‘Gewalt in der Politik: Zur politischen Kultur in Deutschland zwischen den beiden Weltkriegen’, Geschichte in Wissenschaft und Unterricht, 43 (1992), 391–404.