Третья жена шейха

Хаустова Зинаида

Медленно сползаю с его коленей. Сажусь в свое кресло и отворачиваю голову. Можно истерить и требовать ответа, почему он меня обманул. Но какой в этом смысл. Это ничего не изменит.

— Я хочу развод, — резко произношу в боковое стекло.

— Нет, Латифа, — следует отрывистое рычание, — ты не получишь развод. Ты привыкнешь к положению вещей. Смиришь свою ревность и гордыню. Ты будешь хорошей женой, и у тебя будет все.

— Ты их любишь? — тихо спрашиваю, сглатывая удушающий комок в горле.

—

Тебя не касаются мои отношения с другими женами. Можем обсудить наши. Я буду приходить к тебе каждую третью ночь. Буду любить тебя и доставлять удовольствие. У нас будут дети и настоящая семья.

— А еще у тебя семьи с двумя другими женщинами? — голова кружится от сюрреализма происходящего.

— Да. И как я уже сказал, другие мои семьи тебя не касаются. У тебя свой дом, ты в нем хозяйка. У тебя куча свободного времени, чтобы заниматься только собой. Но каждый третий день ты будешь целиком и полностью принадлежать мне.

— И как ты это себе представляешь? Ты будешь спать с другими женщинами, а потом приходить ко мне? — произношу слова вслух и не верю, что этот абсурд может быть моей жизнью.

— И в чем проблема, Латифа? — вкрадчиво спрашивает Мансур.

— Не строй из себя идиота. Ты убил нашу любовь, — сдавленно сообщаю я.

— Любовь приходит и уходит, Латифа. Это ненадежная основа для брака. Исламские браки строятся на уважении. Ты должна меня уважать, как своего мужа. Этого будет достаточно.

— Как я могу тебя уважать? Я не собираюсь делить своего мужчину с кем-либо еще! — незаметно смахиваю слезу и сажусь прямо.

— Мужчина не принадлежит женщине, Латифа. Мужчина принадлежит Аллаху. Ты не имеешь никаких прав на меня. Это ты моя собственность. Я несу за тебя ответственность. Ты должна уважать меня только за то, что я мужчина. А я еще и твой муж. Бог создал Хаву из ребра Адама, чтобы тому не было скучно. Главное назначение женщины — ублажать мужчину. Знай свое место и заканчивай истерику.

— Ты переплюнул средневековых схоластов, Мансур. В дискуссии человек ли женщина или сосуд зла мусульманские мужчины не сказали своего веского слова. Вы, несомненно, спелись бы с христианскими богословами. Я не понимаю одно, за что мне это все? Если я тебе не безразлична, отпусти меня, Мансур!

Поворачиваюсь и ловлю его взгляд. Мужчина хладнокровно выдерживает мою немую мольбу и твердо повторяет:

— Нет! Забудь об этом. Лучше подумай о своих детях. Твои сыновья ни в чем не будут нуждаться и получат лучшее образование в мире.

— А дочери будут проданы как скот кому-нибудь в третьи жены?

— Нет. Я тебе обещаю, ты сама выберешь мужей своим дочерям.

— Спасибо! — выплевываю с сарказмом. — Кстати, сколько у тебя детей?

— Пятеро.

— Зашибись!

Закрываю глаза и тру переносицу. Осознаю новую

реальность. Я сижу в автомобиле посреди песков рядом с чужим человеком. Одна в чуждой стране с варварскими обычаями. Кондиционер не работает, и в машине становится душно.

Мне душно. Не могу дышать. Задыхаюсь.

— Спокойно, девочка моя! — Мансур рывком тянет меня на колени. Открывает бутылочку и заливает мне в рот воду. Захлебываюсь. Кашляю. Становится легче.

— У тебя все хорошо, Латифа! Тебе просто надо привыкнуть. Я буду любить тебя и холить. Хранить как драгоценную вазу. Поверь мне, моя луна, у тебя будет все!

Мансур лихорадочно целует мое лицо. Отстраняю его ладонью и снова пересаживаюсь на свое кресло. Душно и тошно. Я не могу находиться здесь. Лучше уйти в бурю. Может, все быстро закончится. Пробую открыть дверь, но ручка не работает.

Мужчина наклоняется ко мне, пытаюсь его отпихнуть. Что-то нажимает, и мое кресло опускается вниз.

— Попробуй поспать, Латифа! Неизвестно, сколько это продлится.

Закрываю глаза. Защитные функции организма повинуются приказу Мансура, и я проваливаюсь в тревожный сон.

Глава 34. Пустыня

Просыпаюсь от натужного рева мотора. Машина дергается в отчаянных судорогах, но не может освободиться из плена песка. Небо прояснилось и солнце шпарит. В салоне прохладно, работает кондиционер.

Поворачиваю голову и сквозь сонную дымку смотрю на напряженный профиль Мансура. Целеустремленный взгляд, сжатые губы. Самый близкий и такой чужой. Как я могла не почувствовать обмана? Мне часто казалось, что мы одно целое. И даже не возникало мысли, что он делит свое сердце между разными женщинами. Я слепая и наивная. Или просто дура.

Ясно только одно, мне противопоказано сладкое. От чужих тортов несварение желудка и немного подташнивает.

И что теперь? Как жить дальше? Господи, все вокруг были правы. И Никита, и генерал. И от этого еще противнее. Какая же я была дура. Действовала под каким-то гипнозом. Видела только Мансура и слышала только его.

— Прости, Латифа! Кажется, нам нужно будет пройтись пешком, — выплываю из своих мыслей и ловлю задумчивый взгляд.

— Ты серьезно? — растерянно оглядываю пустынную равнину за стеклом. Воздух расползается от жаркого марева.

— К сожалению, да. Можем остаться в машине, пока не сдохнет аккумулятор, но выбираться все-равно придется. Ночью в пустыне опаснее, чем днем.

— И куда мы пойдем? — заглядываю в боковые стекла. За одним барханы, за другим песок, уходящий в горизонт.

— Два варианта. Вернуться к трассе или дойти до оазиса. Трасса чуть ближе, но неизвестно, сколько будем ждать попутку. Я за оазис. Ты голодна?