Третья жертва

Гарднер Лиза

Рейни уже закрылась, отгородилась холодным, бесстрастным выражением, выдвинула подбородок, и даже глаза ее стали серыми, как сланец. Куинси знал, что это значит. Бойцовская стойка.

– Думаешь, я убила свою мать?

– Нет.

– Думаешь, я взяла и хладнокровно ее застрелила? Пришла из школы домой и к чертям собачьим снесла ей голову? Думаешь, я копия Чарли Кеньона, только в женском образе? Ничем не лучше Дэнни О'Грейди?

– Нет, я так не думаю, – мягко сказал Пирс.

– Тогда к чему это все? Прошло четырнадцать лет, я ни в чем не виновата, так зачем ворошить

прошлое? Одно дело соседи – к их болтовне и косым взглядам я уже привыкла, – но от тебя такого не ожидала!

– Ты можешь мне поверить, – резко возразил он. – Я не твой напарник, которого легко смутить несколькими громкими словами. Я знаю – что-то случилось. Что-то случилось, Шеп помог тебе, и это вас связало, так? Что именно случилось, я пока не знаю. Может, мне и необязательно это знать, но между тобой и Шепом что-то есть. Это не какие-то профессиональные узы, вот почему тот факт, что ты осталась в школе одна с Шепом и Дэнни, выглядит очень сомнительным. Сандерс прав. Тебе следовало передать расследование кому-то другому. Думаю, ты и сама это понимаешь.

Рейни молчала, только поджала губы. Он застал ее врасплох. В самом начале Куинси спрашивал себя, почему такая умная женщина, как Рейни, держится за такую непрестижную и малооплачиваемую работу, и сегодня он получил ответ. Потому что работа давала ей контроль. Она трудилась бок о бок с приятными людьми, но ни один из них не совал нос не в свое дело. Рейни и мужчин, наверное, выбирала по своим параметрам, предпочитая физические достоинства интеллектуальным и сокращая отношения до минимума. Чтобы не отвечать на слишком много вопросов. Не подпускать никого слишком близко. Самозащита стала образом жизни.

– Я не могла отказаться от расследования, – бросила она вдруг.

– Потому что дала обещание Шепу?

– Да. – Она замялась. – Я обязана ему.

– Ты столь многим ему обязана?

– Шеп поверил в меня. Он настоящий друг, и я не могу его подвести. Но у меня тоже есть профессиональные стандарты, от которых я не отступлю. Нам всем приходится делать выбор на жизненном пути, и мы несем ответственность за то, что сделали. Если Дэнни застрелил девочек, он должен за это ответить.

– Уверена?

– Конечно, уверена! Ему самому не пошло бы на пользу, если бы мы стали его покрывать. Почему люди не понимают этого? Есть базовые человеческие потребности, в том числе восстановление справедливости. Позволяя детям уходить от наказания или защищая их от последствий собственных действий, мы вовсе не помогаем им. Секундная ошибка, безрассудность может обернуться пожизненной ненавистью и презрением. Она становится темным пятном, вечным напоминанием, проклятием, которое растет и растет, пока…

Она оборвала себя на полуслове, тяжело дыша, вцепившись взглядом в голубое покрывало, сжав кулаки.

– Кошмары? – спросил негромко Куинси.

– Да.

– Ты не ешь.

– Не могу.

– Но ты же понимаешь, что так нельзя.

– Ничего не могу поделать.

– Почему ты пришла?

Рейни посмотрела на него беспокойными глазами.

– Подумала, что надо поговорить.

– Тогда говори. Но только скажи что-нибудь новое, потому

что терпеть ложь я больше не хочу.

Принесли заказ. Куинси поделил ло-мейн пополам, хотя и подозревал, что Рейни есть не будет. Она и не стала – отставила белый контейнер, но взяла чашку чая. Куинси принялся за ужин. Голода он не чувствовал, но давно понял, что расследование, тем более когда дело трудное, отнимает немало сил и их нужно восполнять.

– Похороны Салли и Элис пройдут завтра, во второй половине дня, – сообщила Рейни. – Мэр звонил. Девочек забрали из морга сегодня вечером, и родители не хотят ждать. Все считают, что нужно по возможности побыстрее со всем этим покончить.

– Тяжелый будет день.

– Да. Мы запросили подкрепления из округа. Выставим дополнительные патрули на время похорон и после. Отправим машины к барам.

– Все и без того возбуждены, а если люди еще и выпьют… – Куинси не договорил. Они оба знали, что может случиться. Молодежь, оружие, уличное правосудие.

– Мы удваиваем охрану у дома Шепа, – негромко продолжала Рейни. – Старшим попросился Люк.

– А ты?

– Не могу. Не хочу лишних разговоров.

– Джордж Уокер не очень вами доволен.

– Недовольных много. Я надеялась… Думала, смогу до похорон сказать, что Дэнни этого не делал. Думала, соберу столько доказательств, что смогу посмотреть Джорджу Уокеру в глаза и сказать: «Вашу дочь, сэр, убил не тринадцатилетний мальчик. Это сделал другой мерзавец». Как будто от этого что-то бы изменилось.

– Теперь ты не так уверена в Дэнни?

Она напряглась и тихо вздохнула:

– Нет.

– Из-за Чарли Кеньона?

Рейни задумчиво кивнула.

– Его рассказ о Дэнни… Эта фраза, что он хотел бы изрубить отца на куски и пропустить через блендер. Столько зла… Никогда бы не подумала… Мне и в голову не приходило, что все так плохо.

– Это не твоя вина. Любому из нас трудно поверить, что люди, которых мы знаем и которые нам дороги, способны на жестокость. Мы как будто забываем, что убийцы не появляются из пробирок. Они приходят в мир так же, как и все мы, у каждого есть семья и друзья.

– Это общее место. Мне не нужны банальности. Меня тошнит от пустых ответов и тридцатисекундных анализов запутанных преступлений. Дети стреляют в школах, взрослые мужчины приходят на работу и косят из автомата сослуживцев. Я согласна с тобой в том, что школы и офисы пока еще безопаснее дорог и улиц, но этого объяснения недостаточно. Стреляют везде, даже в таких местах, как это. И такое случается со всеми, даже с Дэнни О'Грейди, который еще три дня назад казался нормальным подростком, переживающим обычные для своего возраста трудности. А теперь… Я чувствую, что что-то упустила. Я должна была предвидеть, понять, что что-то грядет. Но потом смотрю на все это снова и вижу, что все равно бы ни о чем не догадалась, не ждала бы от него такого. Потому что я этого не понимаю. Даже я, выросшая с матерью, которая все решала кулаками, не могу представить, как можно расстреливать незнакомых людей. Я должна понять, почему это случилось с моим городом, потому что иначе, как бы ни старалась, я не смогу спать.