Треугольная шляпа. Пепита Хименес. Донья Перфекта. Кровь и песок.
Шрифт:
– Пинсон? Ты здесь? Как так? У меня и в мыслях не было, что ты где-то близко…
– Я слышал, Пене Рей, что ты обретаешься где-то неподалеку, но вот уж не думал, что встречу тебя в этой дикой Орбахосе.
– Счастливый случай! Да, это счастливейший случай, судьба явно благоприятствует нам… Пинсон, мы с тобой свершим в этом городишке великое дело.
– Да, и дам хватит времени на то, чтобы все это обдумать,- ответил приятель, садясь на кровать, на которой лежал инженер,- по-моему, мы будем жить в этой комнате вдвоем с тобой. Что это за чертов дом?
– Это,
– Великолепно, и я лягу на твое место – мне необходимо отдохнуть… Какая дорога, друг Пене, какой город!
– Скажи – вы собираетесь поджечь Орбахосу?
– Поджечь?
– Если да, то я вам, пожалуй, помогу.
– Что за городишко! Ну что за городишко! – воскликнул подполковник, снимая с себя кивер, саблю, дорожную сумку и плащ.- Нас присылают сюда второй раз. Честное слово, в третий раз я попрошусь в отставку.
– Не говори дурно об этих добрых людях. Но как ты вовремя явился! Знаешь, мне кажется, что сам бог послал тебя мне на помощь. У меня в голове созрел потрясающий проект, авантюра, если хочешь,- целый план, дорогой мой… И как бы я мог справиться без тебя? Всего несколько минут назад я просто с ума сходил от горьких мыслей и тоски. Вот, думаю, если бы у меня был здесь друг, верный друг…
– Проект, план, приключение… Одно из двух, дорогой математик – или ты хочешь создать управляемый аэростат, или у тебя какие-то любовные дела…
– Это дело серьезное, весьма серьезное. Ляг, поспи немного, потом поговорим.
– Я лягу, только спать не буду. Рассказывай мне, о чем хочешь. Но попрошу тебя – говори поменьше про Орбахосу.
– А я как раз про Орбахосу и хотел с тобой говорить. А что, у тебя тоже антипатия к этой колыбели великих мужей?
– Чесночники… мы их зовем чесночниками; пусть, если тебе угодно, они – великие мужи, но от них мне хочется бежать, как от запаха чеснока. Этот город – во власти людей, проповедующих недоверие, неприязнь и ненависть ко всему человечеству. Как-нибудь на досуге я тебе расскажу один случай… Так, одно происшествие, наполовину забавное, наполовину страшное, которое со мною тут приключилось в прошлом году. Ты посмеешься, а я при одном воспоминании буду исходить злостью… Впрочем, что прошло, то прошло.
– То, что тут происходит со мной, вовсе не забавно…
– Но я ненавижу этот город по особым причинам. Здесь в сорок восьмом году злодеи мятежники убили моего отца. Отец – он был бригадным генералом – тогда уже не служил. Он проезжал через Вильяорренду в Мадрид по вызову правительства, и на него напали с полдюжины негодяев… Здесь несколько династий мятежников. Асеро, Кабальюко, Пелосмалос – в общем, можно было бы заселить целую тюрьму, как сказал кто-то, очень хорошо разбиравшийся в здешней обстановке.
– Я думаю, что два полка, да еще с кавалерией, явились сюда не потому, что им приятно прогуливаться по здешним милым рощицам?
– Само собой разумеется. Мы пришли сюда, чтобы прочесать всю эту местность. Здесь припрятано много оружия. Правительство не решается
– Что же, предосторожность никогда не помешает. Но я думаю, что, пока эти люди не погибнут и не возродятся обновленными, пока самые камни не станут другими, в Орбахосе мира не будет.
– Я тоже так думаю,- сказал офицер, зажигая сигарету.- Ты ведь видишь, что мятежников здесь на руках носят. Где те, что опустошали эту местность в тысяча восемьсот сорок восьмом году и в другие времена? Для всех нашлись местечки в городской таможне, в налоговом управлении, взимающем плату за въезд в город, в муниципалитете, на почте; из них вербуются альгвасилы, причетники, судебные исполнители. Некоторые стали грозными каспками, они хозяйничают на выборах, пользуются влиянием в Мадриде, распределяют выгодные должности. Жутко.
– Скажи, а нельзя ожидать, что мятежники на этих днях совершат какое-либо преступление? Если это случится, вы бы сравняли город с землей, а я бы вам с удовольствием помог.
– Если бы дело зависело от меня!.. Но они тут обязательно возьмутся за свое,- сказал Пинсон,- потому что мятежи в двух соседних провинциях растут, как сорная трава… И, между нами, дорогой Рей, я думаю, что здесь будет нелегко. Многие смеются, говорят, будто не может быть новой гражданской войны, подобной той, что была недавно. Они не знают этих мест, не знают Орбахо-сы и ее жителей. А я утверждаю, что дело, которое сейчас начинается, вовсе не шуточное, что нам снова придется вести жестокие, кровавые бои и они будут продолжаться, сколько богу будет угодно… А ты как думаешь?
– Друг, я в Мадриде смеялся над всеми, кто говорил, будто возможна новая продолжительная и жестокая гражданская война, вроде Семилетней; но сейчас, когда я пожил здесь…
– Да, нужно самому прогуляться по этим очаровательным местам, взглянуть поближе на местных жителей и услышать от них хоть одно словечко, чтобы узнать, на какую ногу они хромают.
– Вот именно… Я не могу объяснить, на чем основано мое убеждение, но, находясь здесь, я вижу все иначе, и теперь мне кажется, что, может быть, действительно придется вести долгие и жестокие войны…
– Совершенно верно.
– Но сейчас меня занимает не столько война в широком смысле, сколько частная, которую мне приходится здесь вести,- я объявил ее не так давно.
– Ты, кажется, говорил, что живешь в доме тетки? Как ее величают?
– Донья Перфекта Рей де Полентинос.
– А, я слышал это имя. Это превосходная особа, единственная, о которой «чесночники», насколько я знаю, не отзываются плохо. Когда я был здесь прошлый раз, все восхваляли ее доброту, ее милосердие, всяческие ее достоинства.