Тревога и тревожность. Хрестоматия

Астапов Валерий Михайлович

Подавление страха угрозы приводит к тому, что индивид не знает источника своего опасения. Таким образом, в невротической тревожности присутствует особая причина «беспредметности» аффекта, дополняющая общий источник беспредметной сути тревожности.

Подавление, блокировка сознания, происходящая при невротической тревожности, делает индивида более уязвимым для угрозы, а следовательно, усиливает невротическую тревожность.

Во-первых, подавление страха угрозы обостряет внутриличностные противоречия, чем ограничивает пределы психологического равновесия и создает условия для возникновения угроз в повседневной жизни.

Во-вторых, подавление сокращает возможности индивида различать реальные опасности и противоборствовать им. Например, человек, большей частью подавивший в себе агрессию и враждебность, в то же самое время

может занять уступчивую и пассивную позицию по отношению к окружающим, что, в свою очередь, увеличивает вероятность его эксплуатации со стороны общества.

Наконец, подавление усиливает чувство беспомощности индивида, а следовательно, ограничивает его внутреннюю свободу.

X. Айзенк

Психологические теории тревожности [27]

Все три термина, использованные в названии этой главы, допускают различные толкования, поэтому автор счел необходимым остановиться на том, что именно он подразумевает под каждым их них. Термин «теория» обозначает некое туманное предчувствие, основанное на некоторых клинических наблюдениях и не подтвержденное эмпирически. С другой стороны, теорией можно назвать логическую и строгую научную гипотезу с проверяемыми следствиями, основанную на экспериментальных данных. Если эти два варианта считать полюсами некоего континуума, то теории тревожности, существующие в настоящее время, расположатся на всем его протяжении. Мы решили, что в этой главе стоит подробно рассмотреть лишь последовательные и строго научные теории, основанные на экспериментальных исследованиях с результатами, проверенными в лабораторных и клинических условиях. Ниже мы покажем, что этим требованиям удовлетворяет лишь одна психологическая теория, в целом обязанная своим существованием Павлову и Уотсону, хотя ее основные принципы в последние годы претерпели некоторые изменения.

27

Печатается по: Handbook of studies on anxiety / Eds: G. Burrows and Davies, Elsevier North-Holland Biomedical Press, Amsterdam-New York-Oxford, 1980. – P. 21–36 (перевод В. М. Астапова). В коллективной монографии представлены отдельные работы известных специалистов, изучающих механизмы возникновения, проявления и клинические аспекты тревоги.

Определение «психологический» тоже вызывает ряд вопросов; обычно его противопоставляют понятию «физиологический» и отождествляют с такими прилагательными, как «психический» или «когнитивный». Мы считаем, что лучше всего тревожность исследуется в рамках теории, совмещающей когнитивный и физиологический подходы, а не противопоставляющей их. В конечном счете, когниции, воображение, мысли и другие явления обязательно должны иметь в нервной системе физическую, материальную основу. Хаксли (Huxley) в связи с этим сказал: «Нет психоза без невроза», имея в виду, что не существует психического явления без физиологической составляющей. Мы не будем сколь-нибудь подробно обсуждать физиологические факторы, зато обратим внимание на различные интерпретации термина «психологический».

Термин «тревожность» далеко не так прост, как это может показаться на первый взгляд. Даже психологи и психиатры зачастую придерживаются в отношении тревожности «теории глыбы» (lump theory), как ее назвал Рахман (Rachman, 1978). Согласно этой точке зрения, тревожность имеет много проявлений (поведенческих, психических, физиологических), связанных воедино так, что встревоженный человек обнаруживает их все одновременно. Данные проявления можно измерить, и это позволяет определить, когда человек испытывает тревогу, а когда – нет. Ланг (Lang, 1967) одним из первых показал ошибочность такой точки зрения на тревожность, поскольку оказалось, что та представляет собой группу свободно связанных элементов.

Это одна из причин больших споров о природе тревожности, о законах ее возникновения и исчезновения, ее роли в неврозе. Дело в том, что исследователи и теоретики часто рассматривали различные стороны и аспекты тревожности и, соответственно, приходили к разным выводам. В работах Рахмана и Хадсона (Rachman and Hodgson, 1974) содержится подробное обсуждение экспериментальных и клинических данных, поддерживающих эту точку зрения в противовес «теории глыбы».

Как отмечают авторы, тревожность обычно принято считать комбинацией представлений, поведения избегания и конкретного нарушения.

Несколько позднее было установлено, что эти три компонента в значительной степени не зависят друг от друга. На основании разнообразных данных и клиницисты, и экспериментаторы пришли к выводу, что необходимо различать тревожность и избегание. Избегающее поведение может меняться в соответствии с изменением страха, разнонаправленно или вообще независимо от страха.

Рахман и Хадсон (Rachman and Hodgson, 1974) предложили обозначать равнонаправленное изменение тревожности и избегания термином «синхрония», а разнонаправленные изменения – термином «десинхрония». Они считают, что, объясняя явления тревожности и избегания, необходимо исходить из различных обоснований. Это не всегда верно. Конечно, избегающее поведение основано на тревожности, вызванной устрашающим объектом или ситуацией, однако избегание, безусловно, представляет собой более сложный тип поведения, чем тот, который можно объяснить, используя лишь термин «тревожность». В конечном счете поведение определяется равнодействующей комплекса сил, воздействующих на индивида в ситуации, где тревожность – лишь одна из составляющих этого комплекса. Например, человек, испытывая сильную тревогу перед публичным выступлением, тем не менее не откажется от него, уступая воздействию мотивирующих сил, – стремлению не показаться смешным, страху потери дружеского уважения, – оказавшихся сильнее тревожности. Поэтому можно считать, что в иерархии психологических явлений, осознанных человеком, тревожность занимает более низкое место, чем избегающее поведение. Избегающее поведение обычно является признаком тревоги, но его отсутствие еще не означает отсутствие тревоги – просто в данном случае есть дополнительные альтернативные источники мотивации.

Избегание не всегда указывает на тревожность, испытываемую в настоящее время; часто оно появляется после пережитого состояния тревожности. Так, в случае интенсивного лечения (fooding treatment), когда пациент с фобическими страхами в порядке стимулирования помещается в ситуации, которых он привычно избегает, оказалось, что в небольшом, но значимом количестве случаев пациенты, ранее старательно избегавшие провоцирующих моментов, очень быстро и хорошо справляются с процедурой. В качестве иллюстрации Рахман и Хадсон (1974) приводят пример пациентки, «самостоятельная жизнь которой более десяти лет была ограничена домом. Она не могла путешествовать, кроме как с мужем, и даже не выходила гулять одна. Она жаловалась, что испытывает чувство страха и физический дискомфорт, когда пытается самостоятельно покинуть дом. После обследования женщине был предложен курс интенсивного лечения. Во время первого занятия она испытывала лишь легкие мимолетные тревожные проявления и быстро свыклась со всеми требованиями лечения. Через две недели женщина вновь могла свободно, не испытывая тревоги, путешествовать». В данном случае выяснилось, что избегающее поведение вошло в привычку, в то время как тревожность исчезла практически полностью. Сходные экспериментальные данные содержатся в литературе о поведении животных. Собаки, обученные прыгать на условный сигнал, подкрепляемый ударом, продолжали прыгать и на неподкрепленный сигнал, не выказывая при этом признаков тревожности. Поведение стало привычным, и прыжок мог повторяться десятки и сотни раз без подкрепления ударом.

Рахман и Хадсон приводят некоторые цифры, показывающие степень предполагаемой «десинхронии» между избегающим поведением и страхом/тревожностью при различных видах лечения (десенсибилизации, моделировании, интенсивном лечении). Мы видим, что в ходе лечения проявляются разные виды десинхронии и лишь при моделировании наблюдается приемлемая степень синхронии. Рахман и Хадсон обсуждают многие теоретические сложности, связанные с понятием синхронии; но цели данной главы не позволяют подробно на них остановиться.

Первоначально десинхрония между страхом и избеганием изучалась на животных (Kamin et al., 1963; Black, 1965), но вскоре было признано ее значение для понимания человеческой тревожности. Согласно Ван Эгерену (Van Egeren, 1971), тревожность обычно рассматривается как состояние сложной системы, состоящей из трех основных частей:

– переживания;

– биологического компонента;

– поведенческого компонента.

Умозрительно понятие тревожности можно представить как нечто многомерное; с математической точки зрения это скорее векторная, чем скалярная величина. Возникает вопрос: насколько синхрония и десинхрония подчиняются общим законам и правилам. В связи с этим Рахман и Хадсон (1974) выдвинули ряд гипотез.