Тревожит память былую рану
Шрифт:
– С-сколько ему лет?
– Пятьдесят с небольшим. А мне двадцать, но с большим... Хочешь, я к тебе сегодня ночью приду?
– З-зачем?
– Сделаешь мне хорошо, а я тебе потом помогу, ну, когда по кругу пустят. Никому не дам... Или тебе нравится, когда по кругу?
– Да пошел ты!
– Сама пошла! – разозлился детина. И несильно толкнул ее в плечо – в сторону двери.
Олег Никитич ждал ее в малом каминном зале. Он сидел в кресле за журнальным столиком и сосредоточенно сдирал кожуру с апельсина. Он был в атласном стеганом халате – как
На экране плазменного телевизора крутилась отвратное кино – лысый мужик с указкой в руке и девочка перед ним в школьной униформе. Классная доска, учительский стол и бедная ученица на коленях...
– Нравится? – лениво спросил Олег Никитич, кивком показав на экран.
– Не очень, – робко качнула головой Вероника.
– Тогда держи, – он торжественно протянул ей очищенный апельсин.
– Зачем? – спрятав за спиной руки, спросила девушка.
– А чтобы помнила мою доброту... Не бойся, он не отравлен...
– Да я и не боюсь...
– Тогда бери!
Ревякин смотрел так, что страшно было ему отказать. Вероника с опаской взяла апельсин.
– Ты как в школе училась? – спросил Альбинос.
Девушка подозрительно глянула на экран.
– Хорошо.
– «Пятерок» много?
– Больше половины.
– А «тройки»?
– Нет, не было.
– Но ведь и «четверка» не очень хорошая оценка. Ты могла учиться на «отлично».
– У меня... у меня с математикой плохо.
– Надо бы тебя наказать, чтобы отлично было.
– Не надо.
– Смотри, как он ее наказывает!
– Я не хочу...
– Так не ты будешь наказывать, а я... Сначала кнут, потом пряник... А потом тебе самой понравится...
– Нет.
– Что нет?.. Я тебе что, не нравлюсь?
– Н-нравитесь, – через силу выдавила девушка.
Вероника понимала, что ей нельзя злить Олега Никитича. Более того, она хотела ублажить его так, чтобы у него и мысли не возникло бросить ее на растерзание толпе голодных псов. Хотела, но ее тошнило от одной мысли, что придется делать с ним это. Неприятный тип... Да что уж там – мерзкий, гадкий.
– А может, ты своего Егора любишь?
– А что?
– Предал тебя Егор.
– Я знаю... Лайма говорила.
– Что, говорила?
– Он хотел избавиться от меня, поэтому ее подговорил... Он ее подговорил, и она меня увезла сюда...
– Значит, он ее подговорил, – Олег Никитич в раздумье плотно сжал губы.
– Ну, она так говорила...
– А ты что, ей не веришь?
– Когда верю, когда нет, – пожала плечами Вероника.
Лайма сумела внушить девушке мысль, что Егор предал ее. Но верила она в это, когда ей было плохо, когда выть хотелось от тоски и отчаяния, когда хотелось выместить на ком-нибудь злобу. В такие минуты она проклинала и свою мать, которая предала его на пару с ним... Но здравая частица сознания противилась этим мыслям, более того, иногда брала верх над эмоциями, убеждала Веронику в том, что Лайма обманывает ее – для того, чтобы покрепче привязать
– Но ведь это правда.
– И вы туда же, – обреченно махнула девушка рукой.
Предатель Егор или нет – в принципе, ей было все равно. Как бы его не поливали грязью, ей все равно не быть с ним. Даже если она вернется домой, к нему больше ни ногой... Но, скорей всего, она к нему не вернется. Чует сердце, что замучают ее здесь до смерти. Сегодня над ней будут измываться, как над провинившейся ученицей. Завтра из нее сделают рабыню на продажу, и тогда старый извращенец возьмется за плеть. Если не забьет до смерти, то бросит толпе. А там такие гориллы, что под ними не выжить...
– Ты что, не веришь мне? – возмутился Альбинос.
– Ну, верю, – вяло пожала девушка плечами.
– Нет, не веришь!.. Тёс! – крикнул он.
И в комнату вошел амбал с лицом, вытесанным, казалось, из темного камня. Замер в стойке «слушаю и повинуюсь».
– Покажи-ка мне, что там сбросил мне на электронку Корифей.
Парень вышел и минут через пять вернулся. Выключил видео, сменил диски, вывел на экран мутную картинку – парень и девушка в широкой межкомнатной арке. Она что-то кому-то говорит, а он молчит, сложив руки внизу живота. Изображение нечеткое, движения заторможенные из-за плохого качества записи. Но Вероника узнала и парня, и девушку. Егор и Лайма. И арка знакомая...
– Узнаешь?
– Да, это Егор. И Лайма... – Девушка была шокирована увиденным.
– А где их сняли, знаешь?
– В ее доме...
– Ну и о чем это говорит?
– Говорит... – Вероника обреченно уронила голову на грудь.
Если были у нее сомнения насчет Егора, то сейчас они растаяли без следа... Какая же он все-таки мразь!..
– Я сам знаю, как это плохо, когда тебя предают.
Олег Никитич обнял девушку за талию, привлек к себе, посадил на колени. Испытывая негодование, она даже не поняла, что происходит. И не сразу заметила, как его рука забралась к ней под платье.
– А он тебя предал. Продал тебя в рабство... Ты, наверное, не знаешь, но Лайма специализируется на этом. Находит красивых девочек, сажает их на иглу, делает беспомощными растениями, а затем отправляет в цветник, где их может понюхать любой – только плати... Бизнес у нее такой, и Егор тебя продал... Видно, приехал к ней за деньгами...
– Ненавижу! – сквозь зубы процедила девушка.
– Хочешь, я привезу тебе его голову? – спросил Олег Никитич.
– Что? – вздрогнула Вероника.
– Говорю, что тебе повезло, девочка. Будешь жить у меня, а в обиду я тебя не дам...
– Правда?
Он пытался раздвинуть рукой ее ноги, но она, по-прежнему, сжимала их. Но уже готова была уступить ему. Если, конечно, он сможет ее защитить.
– Святая правда!
– И на круг не бросите?
– Кто тебе сказал такую чушь?.. Самсон?.. Ну да, больше некому... Я его самого на круг брошу.
– Не надо, – испуганно пробормотала Вероника.
Сегодня Олег Никитич накажет верзилу, а завтра тот отомстит ей за унижение.