Тревожная служба
Шрифт:
– Кто-то ушел из села, чтобы предупредить МГБ о моем появлении, объявил главный бандит. - У меня нет ни времени, ни желания проверять - кто. Предупреждаю: если мои люди заметят на дорогах, ведущих к селу, автомашину с солдатами МГБ или хотя бы одного чекиста, конного или пешего, село спалю дотла, а вас всех вместе с детишками и немощными стариками пущу в распыл. Вот так у меня!..
В этом месте необходимо сделать отступление.
Если мы были более или менее полно осведомлены о замыслах бандитов, то и они кое-что знали о нас. Помимо аппаратов МГБ и МВД, мы получали информацию от секретарей партийных организаций, председателей
Бандиты внешне не отличались от местного населения. Более того, они знали дороги, переправы, места укрытия, знали людей.
Как бандеровцы следили за нами? Как они передавали весть о нашем появлении от хутора к хутору, от села к селу?
Их наблюдатели скрытно располагались за околицей, на господствующих высотах, в густых кронах деревьев-великанов (в том числе и в лесу). Оуновские связисты ухитрялись прослушивать наши телефонные разговоры.
Мне известны случаи, когда нужные сведения бандиты пытались получить... у наших солдат и сержантов. Для этого они подсылали к ним своих красивых дочек на вечерках, на танцах в клубе, приглашали в хаты, угощали вкусным обедом, стараясь напоить самогоном. Воины-чекисты всякий раз оказывались на высоте.
Для передачи собранных сведений, срочных распоряжений или требований бандеровцы использовали заранее обусловленные сигналы (копны хлеба, стога сена, костры, удары колокола и др.), конных и пеших посыльных, шифрованные разговоры по телефону, принадлежавшему почтовому отделению, сельсовету, фельдшерскому или ветеринарному пункту, голубиную почту и даже радиостанции. Правда, последних у бандеровцев было мало.
Мы всегда узнавали об этих ухищрениях националистов, делали все для того, чтобы свести их усилия на нет.
Но вернемся к прерванному разговору.
– Кузнец тоже не знал, кто именно и куда ушел из села, - продолжал начальник райотдела. - С наступлением темноты он решился послать ко мне своего сынишку, правильно рассудив, что бандиты не будут считать ребятишек, тогда как взрослое население могут проверить через своих пособников. Этот мальчонка - он сейчас спит на диване у дежурного - все мне и передал со слов отца.
Я развернул на столе карту.
– В этом селе мне приходилось бывать не раз, - сообщил начальник райотдела, тоже склонившись над картой. - Оно раскинулось на холме. Все подступы как на ладони.
– Дороги исключаются, - сказал я. - Главарь банды и в самом деле может привести свою угрозу в исполнение. Идти надо через лес - он густой, растянулся на многие километры.
– Лес, конечно, защитит от наблюдения бандитов, - согласился начальник райотдела. - Но в той стороне нет дорог. Болота. Топи. Что называется, ни пройти ни проехать. Особенно вам, людям в этих местах новым.
– Пройти поможет толковый проводник, - настаивал я на своем варианте.
– За проводником дело не станет, - сказал начальник райотдела. - Есть у меня один дед на примете. Оперуполномоченного пошлю - у него в том селе немало хороших связей.
В село решили нагрянуть на рассвете. В штабе произвели необходимые расчеты, определили место сосредоточения и время начала движения. Руководство операцией я взял на себя.
Помнится,
– Слово партии - это, образно говоря, цемент, скрепляющий наш народ, говорил я подчиненным, отобранным для участия в операции. - Каждый из вас, товарищи, должен быть пламенным агитатором, должен научиться доносить слово партии до каждого местного жителя.
Вдали заухал филин. Через некоторое время его голос послышался ближе. Это были условные сигналы наших дозорных, охранявших подступы к поляне. Шел кто-то из своих. И вот в свете костра мы увидели помощника начальника штаба полка капитана Павла Корнеевича Бабича и двух автоматчиков. Уходя на операцию, я приказал, как вернется Бабич, направить его следом за нами. И вот он пришел.
Павел Корнеевич, пожалуй, чаще, чем кто-либо другой, выступал перед населением. Его приятный неторопливый басок люди слышали и на сельском сходе, и в избе-читальне, и в школе. Он умел находить контакты с любой аудиторией. Выступления Бабича - образные, с мягким украинским юмором вызывали у слушателей то одобрительные возгласы, то смех. Возвращался он всегда радостный, возбужденный, с сознанием одержанной победы. А на этот раз пришел хмурый.
– Не смог я народ расшевелить, - сокрушался капитан. - В одном месте встретили настороженно, в другом - равнодушно, в третьем - никто мне даже в глаза не взглянул, сидели, уставившись в пол...
– В общем, аплодисментов не было? - уточнил я.
– Где там... - махнул рукой Бабич.
– А откуда же они возьмутся, аплодисменты? - немного помолчав, заметил я. - В одном месте бандиты вырезали семью активиста, вся "вина" которого состояла в том, что он агитировал односельчан ремонтировать дороги, искалеченные войной; в другом расстреляли такого же человека, звавшего односельчан в колхоз; в третьем изнасиловали учительницу и выжгли у нее на лбу похабное слово за то, что она осмелилась преподавать в школе русский язык...
Деревенская молва распространяется быстрее телеграфа, о зверствах бандеровцев сразу становится известно на десятки километров вокруг.
– Или вот еще. - Я вытащил из полевой сумки и развернул грубо намалеванный плакат. Все приблизились к костру. Наш проводник достал из-за пазухи и водрузил на нос очки. С листа бумаги смотрел мужчина с финским ножом во лбу. Подпись гласила: "Если сдашься - не уйдешь! Лесные братья". Этот плакат направлен против тех, кто, подпав под влияние националистической пропаганды, вступил в банду, а теперь одумался и загорелся желанием явиться с повинной, - разъяснил я.
– Посмотрите на другой плакат. Видите, написано: "Всякого, кто поднимет руки перед большевиками, убьем, перережем близкую и дальнюю родню, заберем скот и птицу, сожжем дома. Выбирайте нас или большевиков. Зеленые братья".
– Ультиматум, - подсказал шедший с нами оперативный уполномоченный МГБ.
– Совершенно верно! - кивнул я в его сторону и продолжал: - Украинцы люди не робкого десятка. Они доказали это и на фронтах и в партизанских отрядах. Да вот хотя бы Павла Корнеевича Бабича взять. Ему храбрости не занимать. Но умирать от бандитского ножа... Кому это надо!