Тревожная весна 1918
Шрифт:
Грызня у красных продолжалась, и конец неумолимо приближался. После митинга М. Богаевского, положение большевиков в Новочеркасске не только не укрепилось, а наоборот стало особенно неустойчивым. Все сколько-нибудь видные большевики, не чувствуя себя здесь в безопасности, поспешили перекочевать в более надежный Ростов, а Новочеркассцы, изо дня в день, ждали прибытия из Ростова карательной экспедиции красных, как для расправы с Голубовым и Смирновым, так и для внедрения революционного порядка в городе. Вот такие вот пироги с котятами!
Вот зараза! Подниматься в такую
Действительно, не долго пришлось красным хозяйничать на Дону. Порядки, устанавливаемые ими воочию убедили трудящегося казака-хлебороба, что гнилые идеи большевизма не совместимы с его укладом жизни и идут в разрез с традициями домовитого казачества. Казаки с каждым днем убеждались, что их права беззастенчиво попираются непрошеными насильниками и что всякая попытка казачества устроить свою жизнь на исконных казачьих началах, жестоко подавляется вооруженной силой разного пришлого полоумного сброда.
Они видели, как советская власть постепенно их обезличивает, насилует казачьи обычаи и глумится над его традициями, освещенными веками. Казаки чувствовали, как их во всем урезывают; их оружием вооружают иногородних мигрантов, наделяют последних одинаковыми правами с казаками и, мало того, делают иногородних равноправными даже в станичном достоянии. Не могло скрыться от казаков и то, что с первых дней господства красных на Дону, во все стороны тянулись длинные обозы и поезда с увозимым награбленным казачьим добром.
Не могли спокойно выносить казаки и надругательства над верой православной, излома вековых казачьих обычаев, кровавой расправы солдатских банд. Мрачные ходили они по станицам, особенно там, где правили наглые комиссары, насосавшиеся казачьей крови и советы из чужих, пришлых людей "без царя в голове".
Казаки стали чаще собираться у офицеров, скрывавшихся по станицам, внимательно слушали их трезвые, разумные речи о создавшемся на Дону неприглядном положении. Искусственная пропасть, созданная оголтелой большевистской пропагандой между стариками и фронтовиками, а также между офицерами и казачьей массой, стала постепенно уменьшаться. Офицеры в станицах делались предметом особого уважения и казаки начинали с надеждой смотреть на них, сознавая, что в назревавшей борьбе с большевиками они сыграют главную роль.
Видно было, что революционный угар рассеивается. В казачестве росло единение, а вместе с ним недовольство новой властью. Запахло жареным. Рабоче-крестьянская власть уже ясно
Насильственно ворвавшись в Донскую землю, через трупы народных избранников, атаманов Каледина, Назарова и Председателя Войскового Круга Волошинова, большевики, однако, не сумели укрепить свое положение на местах, в станицах. В отношении казачьей массы красные, эти куски поросячьего дерьма, действовали, я бы сказал, не всегда решительно. Возможно, что их пугало предстоящее весеннее разлитие реки Дон, могущее разобщить и даже изолировать красногвардейские солдатские гарнизоны, поэтому большевики не рисковали удалять их особенно далеко от главных оккупационных центров.
В станицах, по существу, происходило лишь внешнее подлаживание под большевиков, а внутренне усиливался процесс пассивного им сопротивления. Хотя в большинстве станиц станичные и хуторские правления были заменены "советами", а вместо окружных управлений созданы "окружные советы", но председателями "советов" оказались или старые станичные атаманы, или бывшие члены станичных правлений, то есть казаки крепкие, твердо стоявшие за традиционные казачьи привилегии и за сохранение казачьей обособленности.
Бунтующим элементом на местах временами являлась станичная интеллигенция. Даже в тяжелые моменты, она стремилась не терять связи с казачьей массой, сумела сохранить на нее свое влияние и явиться побудительным началом в антисоветском движении. Но, конечно, особую стойкость в отстаивании казачьих прав проявляли старики-казаки, наши глубокоуважаемые "шейхи" и "аксакалы", ярые противники всех большевистских нововведений. Стальные люди! Никакие большевистские жестокости не могли их устрашить и заставить отказаться от служения интересам казачества. Своей непоколебимой решительностью защищать все казачье — родное от посягательств красных, они всегда являли собой пример геройства, часто увлекая за собой колеблющихся и малодушных.
Как я уже упоминал, большевистские декреты особого сочувствия в станицах не встречали. Не выполнили станицы и советского приказа о выдаче скрывающихся офицеров и оружия. Когда получили этот приказ, казаки его прочитали, погуторили немного и затем спокойно спрятали его под сукно. Как бы в ответ на это грозное требование, в некоторых станицах стихийно возникли советы обороны — ячейки будущих очагов восстания. Внешне рядовое казачество оставалось, как будто бы спокойным, но фактически положение было таково, что достаточно было малой искры, чтобы вспыхнул пожар. Длилось это до тех пор, пока красная власть, еще не применяла к сельской казачьей массе суровых мер и репрессий, а всю свою злобную энергию изливала на городскую интеллигенцию и "буржуев".