Тревожная весна 1918
Шрифт:
Отправляю одного из своих бойцов позвать оставшихся партизан, другой пока возится у ворот и заводит захваченную телегу во двор. Сам же пока вылавливаю из кармана бекеши патроны и пополняю боезапас. Лишним не будет. Потом уверенно отворяю дверь в дом и захожу внутрь. Наглость — второе счастье! Воздух в комнате был отвратительным: запах давно немытых потных тел смешивался с запахами прокисших окурков и винного перегара. Стены были выкрашены в унылый зеленый цвет. Тут за липким столом с живописными остатками ужина сидело четверо грязных красноармейцев, и удивленно таращилась на меня, недоумевая, чего это я у них забыл. У "товарищей" от обильно выпитой сивухи уже наступила последняя стадия мании величия: когда ты самый умный, самый сильный,
— Ты чё, бык в загоне, приперся? — не среагировал один из принявших на грудь "товарищей" сразу правильно.
Его короткие рыжие волосы были жесткими от высохшего пота, а под правым глазом синел фингал. В руке полный стакан самогона. Этот бравый герой как будто только что выполз из куска тухлого мяса.
Я почти чувствовал его мерзкий запах, мне в лицо пахнуло зловонием. Так вот ты какой, прославленный пролетарский дух! Словно подтверждая опасения красногвардейца, издалека донесся треск ружейных выстрелов, надо же почти успел. Поднимаю Маузер и на противников обрушивается град пуль. Их я уже не жалею. Тут нормальных людей быть не может, вали всех, пусть Господь их сортирует в свободное время. Хлоп-хлоп, хлоп-хлоп, хлоп-хлоп, хлоп-хлоп по две двойки в грудь каждому. Ноздри обжег запах пороха. Все кончено.
Черт, голова гудит, и в ушах звон, устал, как будто всю ночь вагоны разгружал. Мои партизаны рассыпаются по складу, обыскивая его в поисках уцелевших врагов, но, кажется всех большевиков мы здесь уже прикончили. Теперь срочно ищем пулемет, закрываем двери и ворота и готовимся отражать атаки красноармейцев и им сочувствующих. Скоро пулемет был найден и один и партизан, знакомый с "Максимом", подхорунжий Морозов с полудюжиной товарищей спешно оборудует пулеметное гнездо на крыше склада. Остальные бойцы ему в помощь за тягловую силу и в качестве огневой поддержки. Теперь нам остается только ждать развязки… Тут я уже на сегодня отвоевал свое… Навалилась какая-то слабость.
"Я в безопасности". Эта мысль унесла с собой страх.
Но тут лабиринт настоящий, вся война будет исключительно на удачу, кому больше повезет, и за спину к нам пройти труда не составит. И из защиты все больше деревянные заборы, которые любая пуля шьет легко и запросто, а нас тут всего одиннадцать… Хотя, если «товарищи» бездумно решат сюда войти на чистой борзоте — проблем особых не будет. Ничего, повоюем еще, повоюем. Мы уже неплохо их положили, уродов, очень неплохо.
Тем временем основная колонна дошла до ревкома. Там уже слонялись на улице и в коридорах двухэтажного здания остальные два десятка китайцев из "интернационального" отряда Шэн Сю-Чена.
Группа делает резкий рывок, а в это время двое часовых, расположенных у входа, тихо оседают убитыми. Взмахи кинжалов китайских друзей не оставили им шансов. Тела аккуратно придерживаются, чтобы они не падали слишком громко. Та же участь постигла еще двух красноармейцев разгружавших дрова с подводы у ревкома. И так же завхоза, приглядывающего за ними.
Моментально внутрь с клинками наголо уже ворвались охваченные жаждой крови узкоглазые бойцы из калмыков. Первую минуту все работают только холодным оружием. Всех присутствующих неазиатов вырезать под корень! У красных не оказалось сил, чтобы быстро перестроится для сопротивления. Мелькали лезвия штыков, молниями сверкали клинки, метал со скрежетом скользил по кости, красноармейцы как куча тряпья, валились на пол в коридорах и комнатах, орошая крашенные доски кровью и издавая предсмертные хрипы. Один из красных бойцов даже не вскрикнул, когда после умелого удара сабли его голова покатилась через всю комнату и ударилась о ножку стола, тело же упало на пол, заливая все вокруг кровавой жижей.
Те многочисленные люди, что находились вечером в ревкоме, сопротивления внизу почти не оказали. Двух минут не прошло, как на первом этаже все легли тихо и аккуратно. Без единого выстрела. Что и неудивительно — все опешили
Сразу со всех сторон зазвучали выстрелы, "товарищи" корчились, когда в них попадали пули, кричали, выли, перекрывая даже грохот выстрелов. Но все же китайцев не хватило чтобы вырезать и перестрелять сразу всех "товарищей", тех в ревкоме было почти сорок человек и пока калмыки со скоростью диких кошек рвались на второй этаж, в двух комнатах большевики спохватились и открыли заполошную стрельбу. Им даже удалось ранить одного из китайцев в коридоре и заодно парочку калмыков. Но все же ожесточенного сопротивления не получилось, две бутылки с самодельной взрывчаткой, метко заброшенные в окна ревкома, позволили атакующим ворваться в комнаты и прикончить контуженных обороняющихся. Ревком был взят и почти сорок большевиков убиты — ни один из них не ушел. Азиаты штыками, экономя патроны, добили всех раненых, красных истребляли как бешеных волков. Прошло примерно четыре минуты от первого до последнего выстрела.
В тоже время у красноармейских казарм хорунжий Гульнов развернул тачанку и приготовился к стрельбе. Дельце-то плевое. Такое трудно испортить. Пара калмыков пошли познакомиться с часовыми, выставленными у входа. Кинжалы под ребра прервали у тех ожидание смены. Гульнов снял чехол с пулемета и приготовился. Будет шум — нужно действовать. Треск выстрелов в отдалении сразу показал, что медлить нельзя. Третий калмык сразу закинул в окно казармы бутылку с взрывчаткой и сразу же вдогонку «коктейль Молотова», с самодельным напалмом. Невеликой силы, конечно, но в замкнутых помещениях — большая подмога! После этого, выполнившие задачу бойцы поспешили отбежать подальше. А выбегающих из казарм, словно тараканов на свету красноармейцев, встречал уже бравый подхорунжий, длинными пулеметными очередями. Почистил городок от всякой сволочи!
"Как воробьев с ограды", — угрюмо подумал Гульнов. — "Да свершится воля твоя", — беззвучно повторял он в такт выстрелам.
Когда же ответный винтовочный огонь красноармейцев из окон казармы стал прицельным, то партизанская группа заслона быстро отступила по направлению к захваченному ревкому. Там пулемет явно будет нужнее.
Теперь диспозиция была следующая. Десять партизан с пулеметом укрепилась на захваченном оружейном складе. Еще почти девяносто человек (включая переметнувшихся китайцев) засела в здании ревкома. Там тоже очень пригодился пулемет с тачанки. Приближалась ночь. Обескураженные кинжальной атакой красные покинули частично сгоревшие здание казармы и переместились на вокзал станции Торговой. Красноармейцев было еще в совокупности более 140 человек. В помощь им лихорадочно пытались сформировать рабочие дружины, но оружия для них в наличии почти не было, что заставило красных дружно чесать затылки.
Удалось вооружить дополнительно всего 20 человек из имеющегося на руках запасного оружия и винтовками убитых и раненых в районе казарм красноармейцев. Пулеметов у большевиков имелось тоже два. Но вся верхушка "защитников революции" уже погибла, поэтому у них пока установился перманентный бардак, каждый активист тянул одеяло на себя. До наступления ночи красные отряды, без подготовки, еще попытались стихийно атаковать с ходу здание ревкома и потерянные оружейные склады, но, получив в обоих местах ожесточенный отпор, откатились назад, потеряв еще два десятка бойцов убитыми и ранеными. Смело, но глупо.