Тревожные галсы
Шрифт:
— Куда ни, ступи — камни острые, как ножи...
«Нет, лодка к мысу не пройдет, — подумал Скляров. — Факт, не пройдет, там не сманеврируешь...»
Чутье не подвело Склярова — лодка прошла несколько миль и резко повернула к фарватеру. Она пытается уйти, это ясно, но почему не применяет помехи? И что странно, в тот момент, когда акустик доложил, что лодка изменила курс, тон эха стал много выше.
— «Противник» хитрит, — подал голос старпом, — хочет ввести нас в заблуждение.
— Я это давно понял...
Скляров решил сблизиться с лодкой и атаковать ее. Он предпочитал иметь
— Павел Сергеевич, — вновь заговорил старпом, — разрешите мне? Я мигом накрою ее глубинными бомбами. Что, сомневаетесь?..
«Нет, Роберт Баянович, этого я тебе не разрешу, — мысленно ответил ему капитан 2 ранга. — Я должен реабилитировать и себя, и весь корабль за минную постановку, когда Черняк свалился за борт. Я должен реабилитировать, а не ты. Ты знаешь мой характер, я никогда свое дело не перекладываю на других...»
— Я уж сам... Впрочем, — добавил Скляров, — это наша с вами общая атака.
«Не общая, а твоя, — подумал Комаров. — Боишься, что я сорвусь. Но у меня уже такое было, когда ты находился в отпуске. Только я не стал тебе говорить. Не стал, потому что не люблю хвастунов. Тот, кто хвалится, собой любуется. А это плохо».
Акустик доложил, что лодка маневрирует. Она сбавила ход, но курса пока не меняет. «Я пойду следом за ней», — решил Скляров. Он был похож на охотника, который упорно и настойчиво преследует зверя. Поддерживать контакт с лодкой, упреждать ее маневр становилось все труднее, но именно это обстоятельство заставляло командира «Бодрого» действовать азартно и в то же время осмотрительно, пристально наблюдая за изменившейся ситуацией. В море, как однажды выразился комбриг Серебряков, надо уметь вовремя сделать свой шаг.
Да, он был прав. Был когда-то свой шаг и у Склярова, когда еще курсантом военно-морского училища проходил практику на тральщике. В тот день море тоже бушевало. Корабль, закончив траление, взял курс в базу. Неожиданно с рейдового поста был получен семафор: на нордовом буе погас фонарь. Требовалось срочно его зажечь, иначе рейсовый пароход наскочит на подводную скалу.
Курсанты прыгнули в шлюпку. А море клокотало. Темно-синие, с белой, как вата, пеной, волны накатывались на шлюпку, она зарывалась в воду и снова выплывала на гребень волны. В тот момент, когда нос шлюпки оказался рядом с буем, Скляров прыгнул на ажурную площадку буя. Оказалось, что штормом погнуло трубку, по которой поступал ацетиленовый газ. Опершись спиной о предохранительное кольцо, Скляров отвинчивал поржавевшие болты. Ледяная вода жгла тело, руки сводило судорогой. Наконец он заменил трубку. Теперь надо зажечь... И вдруг набежавшая волна накрыла буй, и Скляров сорвался с площадки. Падая, он успел схватиться за металлическую стойку и повис над водой. «Конец... — пронеслось в голове. — Разобьюсь...» В глазах потемнело. Боцман, находившийся в шлюпке, что-то кричал, но его слов он не разобрал. У его ног кипела вода, обдавая дождем брызг. Но Скляров
— Готово! — крикнул Скляров.
Шлюпка уходила все дальше. Буй горел красными проблесковыми огнями, словно приветливо мигал своим спасителям. Неожиданно в сизой дымке показался пассажирский пароход. Это был «Державин», курсирующий на линии Архангельск — Мурманск. Он гордо прошел мимо буя, и никто из пассажиров не знал, как предотвратили катастрофу.
...«Бодрый» неотступно преследовал лодку. Акустики держали с ней надежный контакт. Скляров мучительно ждал, когда же она изменит свой курс. Его начали одолевать сомнения, но старпом убежденно сказал:
— Надо подождать. Она что-то хитрит, но замысел у нее один — фарватер.
Прошло еще с полчаса. И вот лодка свернула на фарватер.
— Кажется, мы перехитрили «противника», — сказал Скляров, потирая руки. — Теперь резко менять курс и — в район постановки мин.
«Бодрый» уходил к мысу.
Кесарев запросил командира, когда наконец начнется постановка мин, — погода становится хуже. Скляров коротко ответил: ждать!
Наконец «Бодрый» лег курсом вдоль скал, и начали ставить мины. Тележки с круглыми черными шарами одна за другой падали в воду и исчезали в пучине. Каждая мина вставала на заданной глубине. Скляров, однако, настороженно ходил по мостику. Казалось, все учел, сделал точный расчет, упредил «противника», но беспокойство не покидало его. А тут еще штурман сказал, что, мол, лодка, обнаружив «Бодрый», могла укрыться где-нибудь на глубине и выжидать, как это нередко делали североморские подводники в годы минувшей войны.
— Мы похожи сейчас на волка, который гоняется за лисой, — засмеялся Лысенков.
Скляров, стоявший в двух шагах от него, едва не крикнул: «Куда ты, штурман свой нос суешь? Твое дело — держать курс, а уж с «противником» я сам разберусь». Но он ничего не сказал, а лишь косо взглянул на Лысенкова. Но когда тот вновь заговорил, он резко прервал его:
— Курс?
Лысенков понял, что командиру не до шуток.
— Сто сорок пять!
— Так держать!..
Теперь Скляров подумал о том, сообщать ли в штаб флота о своем решении. Пожалуй, надо еще подождать. Если допустил ошибку, то теперь ее не исправишь — выставлены все мины. «Пройдем мыс, и тогда дам знать», — решил он.
Была ночь. Небо очистилось, на нем заискрились звезды. Ветер поутих, но море по-прежнему бушевало. Мыс остался за кормой. Скляров составил донесение и, вызвав на мостик Грачева, велел его отправить. Не успел выпить чаю, как из штаба поступил ответ: «Действуйте по плану».
— Значит, в базу? — спросил его Леденев.
— В базу, комиссар. Что, тоже затосковал по берегу?
— А на берегу будем думать о море, — усмехнулся замполит.
— Да уж как водится...
Скляров тяжело поднялся из-за стола и, посоветовав замполиту «прикорнуть часок», направился на ходовой мостик.
«Бодрый» подходил к узкому деревянному причалу. Еще издали Скляров увидел на берегу матроса Гончара. Он стоял у черно-бурого валуна и, казалось, с грустью смотрел на приближающийся корабль.