Тревожные галсы
Шрифт:
Савчук посмотрел на Грачева и сказал:
— Судили бы матроса, если б не твой отец. Пошел к адмиралу и все рассказал. Командир был уверен, что Лаврушин искупит свою вину в бою. Твоего отца, — продолжал Савчук, — адмирал очень ценил и поддерживал его. И Лаврушин действительно не подвел. Он был у нас лучшим минером...
Савчук ненадолго умолк.
— Видишь ли, — вновь заговорил он, — отдать человека под суд — дело не хитрое. Но важно другое — разобраться, оправдано ли это. Одно дело, когда проступок совершен преднамеренно, сознательно, и другое — когда проявляются особые обстоятельства,
— Юлию Герасимовну? Видел как-то. Приятная женщина.
— Да, приятная. Очень. — Савчук тяжело вздохнул. — В сорок первом, тогда еще лейтенант, я как-то на вечере в Доме офицеров познакомился с ней. И... влюбился. По самую макушку. Она тогда вдовой была: муж-моряк погиб на Рыбачьем. Я танцевал с ней. Потом пошел ее провожать. До рассвета просидели на берегу залива. Потом еще встречались. Вернулся как-то с моря уставший, промокший, сдал дежурство на лодке и — к ней. Вместе встречали Новый год... Собирался сделать ей предложение, да, видно, не судьба... — Савчук кашлянул. — Вышла замуж она за Журавлева... А Катя это моя дочь...
Грачев не раз видел эту девушку и вот сейчас вдруг подумал о том, что она очень похожа на Савчука. Такие же большие выразительные глаза, угловатый подбородок. И даже голос — нежный, чуть глуховатый.
— Она похожа на вас, — заметил Петр.
— Кто? — Савчук будто перестал дышать.
— Катя...
— Разве?.. А впрочем, может быть... — Савчук зачем-то снял очки, стал тереть их пальцем. — Я очень любил Юлию. А вот потерял ее...
Савчук устало опустился в кресло. У него даже на лбу выступила испарина. Петр сказал ему то, о чем он и сам не раз думал, особенно, когда рядом видел Катю... Нежданно-негаданно она вошла в его жизнь, и никак он не мог забыть ее светло-розового лица с ямочкой на щеке, ясных глаз. Все чаще и чаще думал о ней Савчук, а порой, едва вспомнит ее, как грустно-щемяще начинало ворочаться в сердце.
Как-то Савчук пришел к Журавлевым, но дома адмирала не оказалось.
— Ночью ушел в море, — сказала Юлия и как бы вскользь заметила: — А ты, Женя, совсем позабыл нас, И Катя вот обижается.
— На меня-то? — улыбнулся Савчук. — Нет, нет, я добрый. Ты же сама не раз говорила, что я добрый? А может, и надо на меня обижаться, а?
Юля хотела что-то ответить, но из своей комнаты вышла Катя. Прихрамывая на правую ногу, она улыбнулась, блеснув ровными зубами.
— Вы? Вот уж сюрприз. — Она подала ему свою тонкую, белую руку. — Ну, добрый вечер! Вы все тут, на море? Мама говорила, что вы соскучились по Москве. А я не верю. Мне бы поехать в гости к вам. — Она коротко вздохнула: — Ох, как я себя не люблю! — неожиданно добавила она, сверкнув глазами.
—
Савчук глянул на хозяйку и успел заметить на ее лице светлую улыбку.
Завязавшийся за столом разговор был прерван телефонным звонком Журавлева. Юля о чем-то стала говорить с мужем, а Савчук сославшись на то, что его ждут на корабле, распрощался с Катей и ушел.
«Скоро у Кати день рождения, и надо ей что-то подарить», — подумал сейчас Савчук. Но Грачеву об этом он не сказал.
— Ну и погодка, видать, не скоро выйдем в море, — Петр кивнул в сторону островка, где гулко бились волны. Уже неделю лютовал шторм. Волны с шумом обрушивались на берег, густой белой пеной закипали у лобастых камней. Корабли у причала подрагивали, как в приступе лихорадки. Швартовые концы натужно скрипели.
— А какой прогноз на завтра?
— Видимость нулевая, вот что плохо.
— Да, в небесную канцелярию не позвонишь, — взгрустнул Савчук.
— А знаете, Катю я вчера видел, — сказал Петр.
— Приехала? — удивился Савчук. — Я очень любил Юлю, а вот потерял ее, — вновь повторил он.
Мысли уносили его в Полярный, где много лет назад познакомился с Юлей в Доме офицеров. Весь вечер провел с ней, а наутро ушел в море. Почти месяц лодка находилась на позиции, и когда вернулась в базу, Савчук поспешил к Юле. Он не знал, что ей скажет. Он знал одно: там, далеко в море, все мысли были о ней.
Но он ей ничего не смог сказать: дома ее не было. А потом — выход в море. Торпедный залп по фашистскому транспорту. Преследование. Взрывы бомб. Резкий удар о грунт. Кислородное голодание...
Пот липкими каплями бежит по лицу. Соленый пот, въедливый, от него туманятся глаза, и Савчуку то и дело приходится вытирать его платком. Рядом умирал матрос-минер. «Лейтенант, у меня сынишка трех лет. И жена... Умирать не хочется».
Савчук подсел к матросу, стал успокаивать его, говорил, что нельзя расслаблять нервы, не один он в лодке, скоро к ним спустятся водолазы.
«Я вижу сынишку, лейтенант. Вот он мой, Васек... Да ты не бойся воды, сынок, шагай ко мне...»
Савчук понял, что минер бредит, и хотел было позвать доктора из соседнего отсека, но не успел. Матрос крепко схватил его за плечи, что-то беззвучно зашептал и тут же стих. Его глаза были открыты, но он уже не дышал.
Потом Савчуку вспомнился госпиталь в Полярном, где Юля работала медицинской сестрой. Савчук тогда был без сознания, а когда пришел в себя, то увидел ее грустное лицо и черные бархатные глаза.
— Ожил! — она ущипнула его за нос. — Значит, все будет в порядке.
Подводная лодка, душный отсек, выход на поверхность и долгое плавание в море — все это куда-то исчезло, и перед глазами стояла она, Юля.
— Ты глазастая, — сказал он.
Вскоре Савчука выписали, и Юля пригласила его к себе. На стене висела в рамке фотокарточка моряка. Савчук встал и подошел ближе. Лицо у моряка суровое, во взгляде печаль.
— Это Гриша, мой муж, — сказала Юля и тяжело вздохнула: — Погиб на катере.