Тревожный Саббат
Шрифт:
В 20-е годы в городе орудовала шайка, терроризировавшая население. Бандиты прославились своей жестокостью и неуязвимостью. Главарь Ставшин неоднократно вырывался из окружения, стреляя из пистолета с двух рук. И, конечно, он умел неожиданно исчезать, спасаясь от погони. Однажды чекисты погнались за Ставшиным по подземному городу. Неизвестно, что там случилось, но не вернулся никто — ни бандит, ни его преследователи.
Вероятно, эта трагедия и побудила городские власти замуровать выходы в подземелья в 1926 году. Но граждане, мечтавшие о приключениях, проникали в ходы и позже — через неучтенные лазы
Ким закрыла лицо руками. Ее уверенность, что Ницшеанец спрятал свой клад в подземельях, пошатнулась. Но она подумала: «Если я так и буду сидеть в колл-центре, как мышь под веником, то жизнь пройдет мимо. И мои приключения не начнутся никогда. Надо идти под землю, надо задать вопрос, если хочешь получить ответ».
Тихо постучавшись, вошел Еретик. Он робко улыбнулся, но Ким поднесла палец к губам и села на широкий подоконник. Парень сел напротив, затем достал из кармана крепкие сигареты и закурил. Их ноги переплелись. Ким кашляла, но ни один из них даже не подумал уйти. Потому что вдруг все вокруг стало неважным. Они не видели друг друга. Они предпочитали смотреть на звезды.
— А ведь вы не первые. Я вспомнил, — такими словами встретил Ким и Асмодея старик, когда они постучались в его квартиру. — Были тут такие же…полумертвые. Давно уже — в 80-е годы. Парень и девушка вашего возраста. Девчонку еще смешно звали. Игнатия или Игорина, что-то вроде того. Представились журналистами, но не клад они хотели найти. Вовсе не клад. Тогда люди проще были, без меркантильности. Шаолинь они искали. Шаолинь в подземельях! Вот малахольные.
Посмотрели бы вы, какими они вышли из этой ветки подземелья: наполовину седые, глаза бешеные, руки трясутся. Я им приказал раздеться и переспать друг с другом. Чтобы почувствовать, что живы. И что все закончилось. Я зажег свечу, а они меня будто и не замечали. В рыданиях давились и совокуплялись, как животные.
Глава 12. В ней герои цитируют Цоя и Стругацких, а также встречают подземную тварь
Посмотрели бы вы, какими они вышли из этой ветки подземелья: наполовину седые, глаза бешеные, руки трясутся. Я им приказал раздеться и переспать друг с другом. Чтобы почувствовать, что живы. И что все закончилось. Я зажег свечу, а они меня будто и не замечали. В рыданиях давились и совокуплялись, как животные.
— Это мерзко — подглядывать и стоять со свечкой, — сказала Ким менторским тоном.
— А через год эта Иннокентия позвонила, — продолжал старик. — Сообщила, что родила ребенка. И тогда мне стало по-настоящему жутко. Вы еще собираетесь лезть в подземелья?
— Конечно, — усмехнулся Асмодей. — Я — сталкер, меня ничем не напугаешь. А Ким и вовсе каждый день с призраками общается.
Старик криво улыбнулся, и все трое спустились в самый низ, к основанию ротонды. Приподняв половицы, он указал на винтовую лестницу, которая вела в подземный ход. Асмодей полез первым, за ним Ким. «Огонь с нами, огонь внутри нас», — прошептал он.
Старик же раскатисто засмеялся:
— Это
— Тогда попросим помощи у духов земли. Например, у гномов и лепреконов, — серьезно проговорил сталкер.
Ким захихикала, с запозданием понимая, что Асмодей пытается ее приободрить и отвлечь.
— Стой! — Заратустра замер, и Ким кожей почувствовала его напряжение. — Эй, дед. Как звали ребенка, который родился у тех двоих со странными именами?
— Не помню, — прошелестело наверху. — Но это была девочка. Погоди-ка. Ирина, Инга, Инесса, Ирма. Нет, парень, ее звали Инна.
— Я знал, — засмеялся фаерщик. — Она и не могла стать никем другим. Только сталкером.
Вскоре они спустились метра на три под землю и увидели кирпичный аркообразный вход, немного затопленный паводковыми водами. Чуть пройдя, ребята увидели ответвление, основательно заваленное битым кирпичом и песком. Очевидно, то самое, которое откопали рабочие при ремонте водопровода. Фаерщики подумали, что они спустились в ад, но смело двинулись по коридору, отделанному старинной кладкой. Ход пока позволял идти, выпрямившись в полный рост. Ребята приободрились и зашагали вперед.
Вскоре ход разделился на две ветки.
— Все хорошо, — улыбнулся Асмодей и достал сталкерскую карту. — Вот, смотри. Мы сейчас как раз на перекрестке двух улиц — Верхнеполянской и Старокупеческой. До доходного дома, который принадлежал Ницшеанцу, примерно сто-двести метров.
— Это недалеко, — прошептала оробевшая Ким.
— При такой хорошей сохранности хода — да. Я предполагаю, что мы дойдем до этого пресловутого дома и увидим дверь с сокровищами. А уж как ее открыть, предоставь мне.
Некоторое время все было хорошо. Затем Заратустра как будто сглазил. Ход стал уже и ниже. Появились небольшие завалы, закапала вода. Начал ощущаться недостаток воздуха, и у Ким закружилась голова.
Каждый думал о своем. Асмодей шел и видел перед собой Инну. Такой, какой она была в клубе сталкеров — в коротком камуфляжном платье, длинными пепельными косами и широко раскрытыми зелеными глазами. Асмодей думал о ней и не мог дышать, как будто в горле встал ком. Неожиданно ему, сильному и мужественному сталкеру, захотелось рыдать, уткнувшись ей в плечо. Заратустра вспомнил, как Иней поддалась зову мертвого города и едва не утонула. Вспомнил свою ложь о Ерше, которая привела к разрушительным последствиям. И как Инна буднично, но, не скрывая радости, сообщила, что выходит замуж за его друга.
Больше Асмодей ее не видел и старался не вспоминать. Он не разлюбил и не возненавидел, просто перестал дышать только ею.
Ким же думала о смерти. О том, как совершить самоубийство наименее болезненным способом.
Внезапно они осознали, что не одни, в галерее был кто-то еще.
— Знаешь, я вообще-то не диггер, — признался Асмодей. — Меня лишь подземные реки интересовали. Ты только представь, XVII век, течет и течет полноводная Стила. В ней ловят рыбу, ходят на лодках, купаются. Хозяйки белье стирают. А в XVIII веке жители города превратили реку в помойку и канализацию. Постепенно Стила мелеет, становится все более замусоренной и грязной. А в просвещенном XIX столетии ее прогоняют в коллектор и забывают даже имя.