Тревожный Саббат
Шрифт:
— Ты — отмороженная просто, — Чайна обнял ее еще крепче.
И тут Ким не выдержала:
— Пошел к черту, добродетель хренов. Отвали от меня сейчас же.
Но Чайна продолжал обнимать девушку, гладить ее по рукам и спине.
Та оттолкнула его изо всех сил. Но парень со странным упорством начал целовать ей руку.
И тут в комнату вошел Асмодей. Он увидел Чайну, который стоял на коленях. Такого красивого и сильного. Мужественного до мозга костей. И Ким, заливавшуюся слезами.
Он понял все:
— А ты, оказывается,
— Я тебя понял, — ровным голосом ответил Чайна. — Приношу свои извинения Ким.
— Извинения принимаются. Не имею претензий к Чайне, — быстро проговорила фаерщица.
С минуту Асмодей молча смотрел на них, затем бросил:
— Чай, приготовь замочку и зажги чаши.
— Что? Так сразу? Мы же хотели только потренироваться на стаффах, — удивилась Ким.
— Да. Зачем уж так сразу… на боевых, — поддержал ее Чайна.
— Я огня хочу, — вдруг с надрывом произнес Заратустра. — Ким справится. Она уже все умеет.
Фаерщики послушались, но когда зажигали чаши, их руки дрожали, а в полусвете мерещились призраки.
Когда они вышли в небольшой дворик, Чайна предложил включить музыку. Но Асмодей почему-то отказался. В гробовой тишине фаерщики зажгли дабл-стаффы. Ким было так тоскливо, что хотелось кричать. Она молча взяла свою пару и сделала несколько самых простых элементов. Чайна наградил ее улыбкой и ободряющим взглядом. Тогда девушка уверенно перешла к среднему уровню. Она так увлекалась и расслабилась, что не видела ничего вокруг. Ким слилась с огнем. Стала его частью. Это была удивительная гармония души и тела, легкость, адреналин, внутренняя сила. Все тревоги и обиды отошли на второй план. На какой-то миг Ким осознала единство с зороастрийцами, которые не клялись друг другу в вечной дружбе, а лишь буднично доверяли свое здоровье и жизнь.
Вдруг она очнулась. И едва устояла на ногах от открывшейся картины. Заратустра прижал горящий стафф к шее Чайны и шипел:
— Мы же все…друзья. Как ты посмел так поступить с Ким?
— Правильно, друзья, — прохрипел Чайна. — Я добра ей желаю. Думал, лаской помогу, теплом, участием.
— Нет, мне уже не поможешь, — прошептала Ким. — Да отпусти ты его, Асмодей, совсем с ума сошел.
— Я доверять тебе больше не могу, — выдохнул Заратустра, но стафф убрал. — Как можно лезть в душу человеку. Даже пытаясь ему помочь? Наши отношения в группе «Искатели огня» строятся на невмешательстве в личную жизнь друг друга. Может, ты и в мою судьбу влезешь?
— Влезу, — твердо сказал Чайна. — Потому что мне не все равно. Ты так же однажды заставил Ким обнажить перед нами душу. Ответь и ты. Любишь ее?
— Инея? Больше жизни.
Ким зажала уши и бросилась из комнаты.
— Я говорил не об Инее.
— Я знаю. Потуши чаши, — ровным голосом ответил Асмодей.
Собрав реквизит,
Заратустра проводил Ким до порога. «Чтобы никакие призраки тебя не потревожили», — сказал он на прощание.
Еретик встретил их на удивление приветливо и предложил Заратустру зайти на чай или что покрепче. Тот отказался, но с улыбкой, делавшей его лицо на редкость обаятельным.
Ким долго не могла уснуть из-за шагов в коридоре. Причем ходил вовсе не Еретик.
Наконец девушка не выдержала. Она рывком откинула одеяло, упала на колени и закричала:
— Да что вам всем от меня надо?
Никто не ответил. Лишь Еретик недовольно постучал ей в стенку.
— Пошел к черту! — простонала девушка.
И тут же пожалела, потому что Еретик вошел к ней в комнату и сел на кровать.
— Скажи мне, Ким, — тихо спросил он. — Если бы ты не сделала это со мной. И если бы мы не жили вместе, что бы ты совершила в своей жизни?
— Стала бы цирковой артисткой. Много путешествовала.
— А в этом ли счастье? Ты уверена, что это твои желания, а не навязанные извне?
— Не уверена, — Ким поникла.
— Кто решил, что ты будешь заниматься в цирковой школе?
— Мама и бабушка.
— А ты этого хотела? И сейчас действительно ли мечтаешь стать хорошей фаерщицей?
— Я не знаю.
— Ответ в твой душе.
— Ну, хорошо. А если я не хочу его знать?
— Я могу закрыть уши.
— Нет, — прошептала Ким. — Для меня это фаер-шоу — лишь воспоминания о несбывшейся судьбе. Ингрид я откровенно презираю. Чайну опасаюсь. А Заратустра любит не меня, а Инея. Но он нужен мне!
— Иди к нему, раз любишь. Оставь меня наедине с моей судьбой.
— Я задолжала тебе, друг! — прошептала девушка.
— Не в этом дело, — процедил Еретик.
— Я люблю Асмодея, но не хочу. И не смогу с ним спать. Я хочу Ницшеанца, но любовь с ним невозможна.
— Ты мне противна, Ким, — холодно сказал Евгений, глядя ей в глаза.
Та отвела взгляд и промолчала. Затем оба легли спать.
Проснулась Ким от чьих-то холодных прикосновений. Медленно открыла глаза. Перед ней в воздухе качалось лицо старухи с крючковатым ведьминским носом. Существо пророкотало:
— Бойся Саббата и призраков.
Затем зашлось в издевательском хохоте.
Ким закрыла глаза и перевернулась на другой бок. Времена, когда она боялась каждого шороха, прошли. Впрочем, через минуту девушка подскочила на кровати и позвонила Заратустре:
— Я поняла, где клад. Сейчас же собирайся в лес.
— Для начала доброе утро. А на работу тебе не надо?
— Надо, но Цеська меня прикроет. Скажу, что зуб разболелся. Это срочно! Обязательно возьми металлоискатель.
— Ким — ты не девушка, а божье наказанье, — проворчал Асмодей. — Ладно, через час я за тобой заеду.