Трезвенная жизнь и аскетические правила: Толкование правил преподобных отцов Антония, Августина и Макария

Вафидис Эмилиан

Приведем пример. Я поручаю брату какую-нибудь работу и объясняю ему, как ее сделать. Если он в ответ предложит мне свой способ и я ему уступлю, то с этого момента я говорю уже не от лица Бога, а с позиций обычной человеческой логики. И неважно, ошибся я или нет, прав я или неправ, согласны ли мои слова с волей Божией, — это останется между Богом и мною. Брат не может судить, правильно ли мое распоряжение. Если он хочет судить о деле сам, то пусть сам и становится начальником. Пусть уходит из монастыря и набирает свое войско. Без сомнения, он станет падшим денницей. В этом наставлении святого Августина — глубокая мудрость, только так монастырь будет твердо стоять на ногах.

Святые отцы говорят, что судить о старце можно лишь до тех пор, пока его не выберешь. Выбрал старца?

С этого времени нет у тебя ни права суда, ни собственной мудрости: тебя направляет рассуждение, пусть и безрассудное, твоего старца. С мирской точки зрения может показаться, что ты упадешь вместе с ним. Как сказано в Ветхом Завете, горе народу или городу, в котором правит молодой царь, то есть человек незрелый, немудрый. Однако в монастыре действует благодать Божия и все устраивает. Только там, где в дело вмешивается «я» и «мое», может случиться непоправимое.

Любовь между вами должна быть духовной, а не плотской.

Важно соблюдать одно условие. Как игумен, старец, проистамен, старший по послушанию, ты можешь требовать от подчиненного послушания, но при одном условии: твоя любовь должна быть духовной, а не душевной. Если вы допускаете в своих отношениях особенную привязанность, сентиментальности, взаимные объяснения, если разрешаете себе прикасаться друг к другу, то все это незаконно и упраздняет иерархическую власть. Власть — это управление, крепкая в духовном смысле рука, а не панибратство и развязность. Если отношения между двумя людьми плотские, фамильярные, если между ними есть душевная зависимость, то иерархии и послушания быть не может. Если старший всякий раз подстраивается под младшего и его терпит, делает вид, что не замечает его непослушания, да еще и хвалит его, то это не власть и не монастырь.

Игумен, правитель, старший, поступающий так, — это демон, растлитель душ. Старший обладает настоящим авторитетом тогда, когда он является духовной личностью и стоит на подобающей высоте. Власть принадлежит ему в силу занимаемого им положения, она не основывается на фамильярности, панибратских отношениях или на дружбе с подчиненным. Некоторые утверждают, что, поскольку в монастыре все мы братья, то каждый может свободно высказывать игумену все, что считает правильным. Но что такое «правильно»? Если я соглашусь с их точкой зрения, то с этого момента я буду низвергнут с места руководителя и лишусь права говорить как лицо, облеченное властью.

Итак, если наставник ведет себя с подчиненными вольно (особенно если он молод), ищет опору в фамильярных отношениях, человеческой дружбе, то его послушники потерпят вред и не увидят лица Божия. При этом и они, и он сам будут несчастны: будут ссориться, жаловаться друг на друга, роптать, требовать объяснений, устраивать разбирательства, и ничто не принесет им мира. Если между людьми зарождаются подобные отношения и переходят в плотские, то не может быть и речи о духовной власти.

* * *

Основная цель монашеской общины — единство; оно есть образ Царства Небесного, непрестанного общения Церкви со Христом и души с Богом. Святой Августин с самого начала своих правил говорит о единстве и, наконец, особое внимание уделяет игумену — тому, кто является главой, основанием и опорой этого единства. Если нет игумена, то нет смысла в существовании монастыря. Все рушится, если нет главы. И пусть даже игумен не семи пядей во лбу, — это лучше, чем жить без игумена.

Мы должны слушаться игумена как отца и подобающим образом почитать его, чтобы не оскорбить в его лице Бога. Еще более мы должны слушаться священника, который отвечает за всех нас. (7.1)

В монашеских общинах святого Августина игумен занимался в основном внешними вопросами, тогда как священник (мы

бы сказали старец) руководил преимущественно духовной жизнью братства. В традиции Восточной Православной Церкви игумен и старец — это одно лицо.

На Востоке, в России, а также в западных странах, и сейчас существуют монашеские общины, в которых духовное руководство принадлежит одному лицу, а административное — другому. На Святой Горе до недавнего времени монахов исповедовал и ими руководил не игумен, а духовник. Игумен считался духовным наставником лишь условно. Духовник зачастую был совсем сторонним монастырю человеком, из другого братства. Несомненно, такое положение дел — признак духовно разобщенной монашеской общины. Административные вопросы решались на общих собраниях братства, точнее, совета эпитропов. Скорее всего, на такое разделение власти сильно повлияла идиоритмическая система, а также духовный упадок в монастырях, где не было духовных личностей, способных стать подлинными отцами, рождающими чад во Христе. Порой по пятьдесят лет не совершалось постригов — могли ли монахи ощущать игумена своим отцом? Исказилось духовное восприятие монашествующих и сама атмосфера в обителях.

Итак, согласно правилу святого Августина, основная деятельность игумена — это управление, упорядочивание повседневной жизни, в том числе и решение таких вопросов, которые кажутся незначительными. Однако, решая их, на самом деле можно предотвратить множество проблем.

Вообще, способность управлять, встать во главе всегда считалась Божиим даром, и решение многообразных повседневных вопросов и проблем было своего рода арбитражем, духовным правосудием, и все это возлагалось на игумена. Игумен уподоблялся ветхозаветным судьям, так называемым богам, семидесяти старейшинам или Моисею, и его обязанности были сходны с обязанностями Моисея. Значит, игумен изначально поставлен на место Бога не из-за своей духовной власти, а потому что ему вверена вся административная власть, он стоит во главе и управляет всем. В этом главенстве и заключается его царское достоинство. Именно поэтому в женском монастыре, где могут быть старец, или духовник, или просто служащий священник, все-таки место Христа занимает игумения. Хотя она и женщина, но именно она руководитель. Честь, воздаваемая игумену, относится к Богу, а не к личности игумена. Точно так же и оскорбление игумена — это бесчестие Самого Бога.

Священник, о котором упоминает блаженный Августин, — это скорее старец, чем нынешний чередной иеромонах. Впрочем, и несущего чреду служения, как человека в священном сане, нужно почитать. Во многих монастырях почти все братья — иеромонахи, но не будем считать это благом. Древняя традиция была иной: в монастырях иеромонахом мог стать один, самое большее два брата, причем избирались наиболее достойные. Нередко братства предпочитали приглашать священников из окрестных селений или скитов, для того чтобы не рукополагать своих монахов, и только в случае крайней необходимости кому-то из братства позволяли принять священство.

Расположенность, а тем более стремление монахов к принятию сана, получению духовного звания рассматривалась всеми отцами Церкви, монашескими уставами и канонами как отпадение от ангельского чина, как гордость и великий грех; монашество никогда не отождествлялось со священством. На Западе это сознание постепенно стерлось настолько, что теперь большинство монашествующих принимают посвящение в сан (монах без сана считается монахом «второго сорта»), и только в конце жизни они живут как простые монахи. В Греции, да и вообще в православном мире, недостаток насельников в мужских монастырях и нужда в священниках привели к тому, что и для нас стало привычно, произнося слово «монах», подразумевать иеромонаха. Однако это свидетельствует об искаженном взгляде на монашеское жительство. Почему? Потому что у священника есть определенные обязанности, которые нелегко сочетать с обязанностями монашескими и с Божиими оправданиями. Кроме того, монах, принявший священный сан, становится более уязвимым для искушений. Он легко может поддаться страстям и стать добычей лукавого, поэтому принятие священного сана монахами всегда создавало трудности для монастыря.