Три четверти
Шрифт:
— Ничего интересного, — я попыталась поскорее проскочить в свою комнату.
— Что ты как дикая? У тебя все в порядке?
— Да.
На следующий день по дороге в школу меня настигла Воробей:
— Ну как?
— Нормально.
— Рассказывай.
— Да нечего рассказывать.
— Чего вы делали?
— Да ничего не делали. Так… болтали.
— А дома у него как?
— Да никак.
— Целовались?
— Отстань.
— Целовались!
— Отвали, Воробей.
Воробей
— И как это?
— Гадость. Как будто тебе в рот положили слизняка со вкусом котлеты.
— Звучит не очень.
— Так и есть.
Когда мы пришли в школу, все уже собрались в классе. Кит, Овца и Головастик хихикали над чем-то у последней парты. После вчерашнего я не знала, как теперь посмотрю на Кита и что скажу ему. Пока я об этом думала, раскладывая на парте учебники, Кит вдруг прошел мимо — как будто меня не заметил.
Может, он обиделся? Или был занят чем-то другим? Или правда не заметил? Я думала об этом весь урок и решила подойти к нему сама. На перемене я дернула его за локоть.
— Привет!
— Отвали, — Кит отдернул руку и быстро отошел к Сыроежке.
Следующим уроком была математика. Но когда училка вошла в класс и начала урок, никто не обратил на нее внимания. Все смотрели на доску и ржали. На доске были нарисованы два круга с точками посередине. Подпись: «Килька показывает сиськи». И большими буквами приписка: «БЕСПЛАТНО».
Утром я попыталась сделать все, чтобы не идти в школу.
— Мам? — сказала я за завтраком.
— Мм? — рассеянно ответила мама, помешивая на плите кофе.
— Кажется, у меня болит горло, — и я на всякий случай покашляла.
— Надо прополоскать ромашкой. — Мама налила кофе в чашку и полезла в холодильник за молоком.
— И вообще я как-то неважно себя чувствую.
Мама потрогала мне лоб:
— Температуры нет.
— Мам?
— Слушаю тебя, — мама сделала глоток кофе и поморщилась: — Фу, какой горячий.
— Я забыла сделать уроки.
— Так, ты идешь в школу, и не надо придумывать всякую ерунду. У меня сегодня полно дел, у папы тоже.
— Я могу и одна посидеть.
— Нечего балду бить, — отрезала мама.
Я старалась идти как можно медленнее, ставя ноги друг за другом, но так на меня все время натыкались прохожие и ругались.
— Смотри, куда идешь, — прошипела какая-то тетка в капоре и дутом бирюзовом пальто.
Я решила поехать на троллейбусе, надеясь на то, что он придет поздно, но он пришел сразу. В общем, я даже не опоздала и вошла в класс за пять минут до начала урока.
Кит и Овца хихикали и поглядывали в мою сторону, но я сделала вид, что ничего не замечаю.
Я заметила, когда села на стул. Как будто
— Кто это сделал? — спросил Питон.
Все молчали, и только Овца хихикнул.
— Это ты?
— Не я, — Овца тут же стал как шелковый, и лицо у него посерьезнело.
— Кто это сделал?
В воздухе повисла такая тишина, что стало слышно, как гудит лампа.
— Если виноватый не признается, я буду вызывать каждого из вас по очереди в кабинет директора. И родителей тоже.
Казалось, воздух сейчас взорвется от гудения лампы.
— Я, — сказала Сыроежка.
— К директору, — Питон показал Сыроежке на дверь. Проходя мимо меня, Сыроежка скорчила рожу.
Когда мама увидела мои штаны, то пришла в ужас, хотя в школе я попыталась их замыть.
— Ты хотя бы смотришь, куда садишься? Неужели нельзя относиться к вещам бережнее?
— Я не виновата.
— Сними скорее, я постираю. Господи, это же надо придумать — высморкаться на стул…
Воробей снова перестала do мной общаться, но это было и не важно: мне и самой не больно-то хотелось. Теперь я не общалась ни с кем: тусовка меня презирала, и потомники тоже. Каждый день был серый и одинаковый, а хождение в школу превратилось в пытку. Успокаивало только одно: скоро каникулы и я смогу никуда не ходить, просто сидеть в комнате и слушать «Битлз».
Где-то за неделю до конца четверти я спускалась на первый этаж — по той самой лестнице, где было девяносто четыре ступеньки. Между вторым и третьим этажом стоял Кит. Он странно улыбался, как будто задумал какой-то сюрприз.
— Ты чего? — на всякий случай спросила я, хотя после того случая мы не разговаривали. Кит поманил меня пальцем, как маленькую, и я засмеялась.
— Чего ты?
Но когда я подошла поближе, он вдруг прижал меня к стене, навалившись всем телом. Я подумала, что он меня поцелует, и даже закрыла глаза, но вместо этого он вдруг засунул руку мне под свитер.
Я попробовала закричать, но другой рукой он закрыл мне рот. Внизу ошивались Овца и Головастик.
— На шухере стойте, — сказал Кит.
Он сунул руку под топик и стянул его с одной груди. Пальцы были потные и ледяные, а ногти — я заметила еще раньше — черные и нестриженые. Я попыталась врезать ему ногой между ног, но не смогла пошевелиться. Кит прижимался ко мне своим одним местом: там все странно дрожало — как кошка, которая урчит.
Потом он просунул руку под юбку. Почему-то я вспомнила, что на мне трусы с далматинцами, которые родители купили за границей.