Три дня без Веры
Шрифт:
– Это Вера, – сказала Шурка, – моя подруга.
Он встал, и теперь Вера заметила, какой усталый у него вид, а глаза, как у побитой собаки. Вера не могла сказать наверняка, кем приходится Шурке этот человек, потому что для отца он выглядел слишком молодо, а для любовника – наоборот, но, с другой стороны, чего только не бывает. «Может, это ее мужчина?» – с завистью подумала Вера. Вот именно, с, завистью, потому что выглядел он, как Патрик Суэйзи и даже лучше. Его возраст Веру не смутил, потому что Джиму тоже было тридцать два. Он улыбнулся, и эта измученная улыбка
– Виктор Николаевич.
Вера пожала его большую мужественную руку.
– Это мой папа, – объяснила Шурка.
Только теперь Вера заметила, как они похожи Шурка и ее отец. Этого нельзя было сказать про Алекса, черноволосого, с раскосыми корейскими глазами, хотя улыбка и у него была такая же.
– Знаешь, – сказала Вера и замялась, – я просто подумала, вдруг тебе что-то понадобится. Вот мой телефон.
Вера достала из рюкзака тетрадь и, вырвав страницу, записала свой номер.
– Спасибо. Положи сюда.
Вера положила листок на тумбочку рядом с кроватью, где уже стояла банка с оладьями и лимон в сахаре.
– Выходит, ты будешь дома? – спросила Шурка.
Виктор Николаевич с интересом посмотрел на Веру. Странный вопрос. Почему бы человеку не быть дома, если он у него есть?
– Пап, – сказала Шурка, как будто угадав его мысли, – выйди на минутку, ладно?
– Ладно, – улыбнулся Виктор Николаевич.
Вера еще раз остановила взгляд на его усталом лице и только теперь поняла, сколько он пережил за этот день. Он смотрел на Шурку и улыбался и столько любви было в этой улыбке, нежной, преданной, мучительной любви. Скажи ему кто-то, что Шурка пыталась покончить с собой, – он бы сошел с ума. Но он этого не знал и теперь, наверное, думал о том, как много значит в нашей судьбе случай и какая это хрупкая вещь – человеческая жизнь. А правды он никогда не узнает – таков удел родителей. Но разве это их вина? Так устроена жизнь. Просто они видят мир иначе. Вера пыталась представить, что бы стал делать ее отец, если бы на месте Шурки оказалась она. Разве он не сходил бы с ума? Разве не дежурил бы ночами у ее постели?
– Значит, ты решила вернуться домой? – спросила Шурка, когда Виктор Николаевич вышел.
«Домой?» Вера об этом не подумала. Если она оставила свой телефон, выходит, она решила вернуться к родителям.
– Мне это как-то не пришло в голову, – честно сказала Вера. – Я сначала телефон написала, а уже потом вспомнила, что из дома ушла.
– Вер, иди домой, а.
– Не знаю, – пожала плечами Вера. – Отец такой скандал устроит.
Если бы тут была баба Зина, она бы сейчас сказала: «Я тебе дам «не знаю». Домой иди». Шурка, наверное, тоже об этом подумала, потому что сказала:
– Баба Зина правильно говорит: человек не может один. Знаешь, я иногда думаю о тех, у кого нет дома – вообще нет, представляешь? Вер, иди домой, ладно? Люди часто ссорятся – ну и что? Это твои родители. Думаешь, они тебя не любят?
– Любят, конечно.
– Вот видишь.
– Знаешь, – сказала Вера, – я, наверное, правда домой пойду.
– Это правильно, – обрадовалась
– Ну я пойду?
– Ага.
– Если что-то понадобится, – сказала Вера, - мало ли что, скажи сестре, чтобы мне позвонила, ладно? – Ладно, – улыбнулась Шурка. – Спасибо.
– Но я завтра все равно приду. Можно?
– Конечно, можно. Тут одной ужасно скучно.
– Значит, до завтра?
– Ага.
Вера вышла в коридор и увидела Виктора Николаевича, который сидел на кушетке перед выключенным телевизором и нервно теребил в руках связку ключей. Сестры на посту, как всегда, не оказалось – и это было хорошо, потому что Вере могло здорово влететь.
– До свидания.
– Пока, – Виктор Николаевич встал и, шагнув ей навстречу, крепко пожал ее руку.
«Везет Шурке», – подумала Вера. У Шурки отец просто красавец – и такой внимательный. А у нее? Когда приходит Лиза, отец даже из комнаты не выходит.
«А все-таки это мой отец, – подумала Вера. И он меня любит. Разве нет?»
«Вот и я говорю, – сказал внутренний голос, подражая бабе Зине, – сначала надо думать, а потом делать».
16
– Мам, у нас соль есть? – спросила Вера. Ольга Сергеевна стояла в дверях с телефонной трубкой в руке.
– Отец уже выехал, – сказала она и поставила на стол солонку. – Он скоро будет.
– Хорошо.
– Ешь.
– Я ем.
Вера положила из миски салат и принялась за котлету – она ужасно проголодалась.
– Трое суток, – сказала Ольга Сергеевна. Она села напротив и, подперев голову руками, смотрела на Веру. – Трое суток! Вера, почему ты не позвонила?
– Я позвонила.
Ольга Сергеевна махнула рукой, как бы говоря: «Когда это было? С тех пор целая вечность прошла».
– Мам.
– А?
– А отец очень злой?
– Вера, при чем тут это? Он места себе не находил. Он тебя больше всего на свете любит, как ты не понимаешь?
– Я понимаю. Я так спрашиваю – чтобы знать, к чему готовиться.
В дверь позвонили.
– Это отец, – сказала Ольга Сергеевна.
Вера уронила на пол вилку, но сидела неподвижно, глядя прямо перед собой. В тусклом свете фонаря качались голые ветки. Вера сидела спиной к двери - надо было что-то сказать, надо было хотя бы голову повернуть, но не могла. Ей казалось, она сейчас умрет от нервного напряжения.
– Привет, – сказала она, не оборачиваясь. «Чего я боюсь? – уговаривала себя Вера. – Одним скандалом больше, одним меньше. Просто нужно это пережить».
Отец, не раздеваясь, вошел на кухню и остановился у двери.
– Вера, – сказал он тихо, – я… ты…
– А? – Вера повернулась к нему лицом. – Что?
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Я? Я – хорошо.
Игорь Андреевич вошел, сняв на ходу пальто, и, положив его на колени, сел напротив.
– А как твоя астма?
– Ничего.
– А мы тебя ждем, – сказал Игорь Андреевич и покраснел, как первоклассник. – Мама очень волновалась. У тебя все хорошо?
– Все хорошо.