Три дня до смерти

Мединг Келли

Он выглядел больным.

— Его. Товин предложил заклинание со словами о том, что тебе ещё нужно сделать. Это убедило меня согласиться на сделку. Я даже не подумал о цене. Просто хотел, чтобы он был прав.

Я наконец смогла проследить за ходом его мыслей. Каждый недостающий кусочек головоломки, кроме одного, вставал на место. Сказки о счастливом конце, чтобы кое-кто не захотел жить один. Полукровки убили Джесси и Эш и заставили нас с Вайятом быть вместе. Келса призналась, что кто-то нацелился на меня и что Вайят должен был найти меня умирающей.

План воскрешения

состоял в том, чтобы поместить меня в тело охотника — охотника, мёртвого уже два дня. Если бы часы начали отсчёт, как планировалось, все испытания закончились бы вчера. Но что-то привело меня к Чалис — случайный поворот событий, который я всё ещё не могла объяснить. Последняя часть головоломки.

— Гоблинов сукин сын, — выругалась я. Ещё одна ужасная мысль пришла мне в голову о могущественном эльфийском маге. — Господи, Вайят, это значит, что он часть альянса? А что насчёт Амалии и других фейри?

— Понятия не имею. — Его кулаки сжимались и разжимались, сжимались и разжимались. Казалось, он вибрирует, как живая проволока. — Мы ведь никому не можем доверять, правда?

— А как же триады? Они всё ещё люди, управляемые людьми. Наверняка кто-то может нам помочь.

— Возможно, если бы у нас был способ добраться до них.

Верное замечание.

— Так какого чёрта Товину так нужна твоя свобода воли?

— Понятия не имею.

Вайят, конечно, одарен, но его способности не шли ни в какое сравнение с способностями Товина. И были более легкие способы получить доступ к триадам. Кураторы не имели большого влияния. Если за всем этим действительно стоял Товин, то выигрыш, похоже, не соответствовал затраченным усилиям. Даже близко.

— Тогда, я думаю, нам придётся спросить ублюдка, когда мы его встретим, — сказала я относительно спокойно, раздумывая.

— Опять позитивное мышление?

— Думаю, мне не нравится, когда мной манипулируют. Не хочу закончить свои часы в этой камере, так и не узнав правду о своей смерти. Уверена, мы выберемся отсюда, потому что я не хочу умирать. Верю, что у нас есть будущее, Вайят, и я его хочу.

Вайят замер надолго — удивительный подвиг, который, казалось, продолжался бесконечно. Напряжёнными черными глазами он смотрел на меня, сквозь меня. Искал истину в моем последнем утверждении. Не давая ему повода сомневаться — и внезапно осознав, что всё ещё стою в трусиках, — я шагнула к решётке. Он повторил мои движения.

— Я люблю тебя, — призналась я. — Не знаю, романтическая ли это любовь, или просто из-за нашей истории, и имеет ли это значение сейчас, моя ли это любовь или Чалис, или благодарность за всё, что ты сделал для меня…

Он заставил меня замолчать, приложив палец к моим губам — простое прикосновение, которое вызвало рой бабочек в животе. Пальцем провел линию по моей щеке и подцепил за подбородок. Тонкий намек, подтолкнувший меня вперед на несколько дюймов, необходимых для поцелуя.

Он был нежным, неловким и болезненным. Прутья впились мне в скулы и оставили мало места для маневра. Его пряный вкус, знакомый и чужой, вторгся в мои чувства. Вайят двинулся языком вперед. Я приоткрыла рот, чтобы впустить

его, и встретилась с ним губами. Руки запутались в его коротких волосах.

Когда наши губы танцевали в том небольшом пространстве, которое у нас было, тепло начало разливаться в моем животе. Оно распространялась все ниже. Я сжала бедра. Это движение вызвало довольное рычание Вайята.

Холодный металл продолжал давить мне на лицо. Холодный, как кожа гоблина.

Иррациональный страх заставил меня отступить, вырваться из объятий Вайята. Его обиженное удивление быстро сменилось пониманием.

— Эви?

— Прости.

— Нет, ты меня. Я не должен был…

— Я рада, что ты это сделал. — Так оно и было. Радость и испуг, возбуждение и противоречивый беспорядок остальных чувств. — Хотя через решётку немного неудобно.

— Может, если мы вежливо попросим, нас посадят в одну камеру.

— Вроде последней просьбы?

По его лицу пробежала тень.

— Я думал, мы мыслим позитивно.

Вздрогнула от холода в его голосе, ещё одно напоминание об отсутствии у меня одежды. Мои джинсы всё ещё были на другой стороне камеры. Я прошлепала по холодному цементу за ними, потом надела их и кроссовки.

Полностью одетая, я снова села у решетки. Вайят не двигался и не тянулся ко мне. Он всё ещё ждал ответа, а мне нечего было сказать. Позитивно или нет, я устала думать. Я хотела запереться в комнате и позволить Вайяту держать меня, пока этот кошмар не закончится. Мне хотелось есть пиццу и пончики, пить пиво и текилу, пока меня не стошнит. Я не хотела тратить остаток своей жизни, уставившись на него сквозь железные прутья, ожидая, когда появится Келса и время истечёт, задаваясь вопросом, сбегу ли я или умру.

— Думаю, — проговорила я, поворачиваясь к нему лицом. — Думаю, что хотела бы выбраться отсюда.

— Я тоже, но если мы не сможем разбить этот кристалл или найти скрытый путь к отступлению, мы, кажется, застряли.

— А как же позитивное мышление?

— Я…

Земля задрожала, далеко и мягко, как будто поезд проходит слишком близко. Это не мог быть настоящий поезд — мы бы услышали его раньше. Через несколько секунд мини-землетрясение прекратилось. Может, грузовик или самолет летит слишком низко.

— Странно, — сказал Вайят.

Странность повторилась мгновение спустя. Второй толчок был ближе, сильнее. Пол вибрировал, как электрический провод. Что бы это ни было, оно двигалось к нам. Боком, вверх, назад — не могу сказать. Сквозь бетонный пол.

Незаконченный бетонный пол.

Я вскрикнула, потрясая кулаком в воздухе. Вайят уставился на меня.

— Что, Эви?

— Кавалерия прибыла.

Пол камеры гудел и дрожал. Плотно сцепленные частицы начали вибрировать кинетической энергией. Они раздвигались и сдвигались, как зыбучие пески. Я попятилась в угол, стараясь не попасть в водоворот. Появилась рука размером с мою ногу. Уперлась в неподвижную часть пола, вторая рука появилась из жидкого бетона. Знакомое лицо напряглось. Глаза размером с баскетбольный мяч уставились на меня, но ничего не увидели. Только почувствовали.