Три дома на Набережной
Шрифт:
Настя пытался, он умел поддерживать беседу, вздыхал сочувственно, когда жаловались, ровно в тех местах, в которых вздохнул бы добросердечный, сочувствующий человек. Настя размахивал лапой и издавал какие-то наборы звуков, очень похожие на слова, когда шла бурная дискуссия, когда все махали руками, и умел слушать, обращая к говорящему то одно, то второе ухо, он умел плакать и смеяться, только наоборот, вместо ха-ха у него получалось ахь-ахь!
Отдельное и общее
Все было общее, но кое-что было отдельное. У Таньки флакончики, один из-под духов в
Флакончики были для утешения. На них были написаны чужими буквами слова. Во флакончике в виде капли с черным острым колпачком хранился аромат Танькиной мамы, аромат был праздничный и торжественный, пудренный. Второй, большой, вытянутый флакон с замечательно весёлым ароматом, был запахом Танькиного папы и хранился во флаконе с пшикалкой.
Автобус, на котором приезжали Танькины родители, которые жили в городе с длинным названием Ростов-на-Дону, приходил ночью и все ждали их приезда каждую пятницу. Когда приезды не случались, пузырьки открывались.
Танька, закрывая свои огромные голубые глазищи, вытекая нескончаемыми солеными ручьями через веки, дышала этими ароматами. Юльке было всегда страшно, что она так плачет, беззвучно, она разделяла её горе, гладила её руку, очень долго крепилась, а потом заливалась громким воем. По-другому она реветь не умела. Только вслух, громко и тогда к ним присоединялся Настя, Мох и Муся и тогда Танька начинала жалеть их всех, и успокаивать, и они успокаивались и засыпали под собственные страдания и терпко-пудренный аромат духов.
А утром наступал день, в котором ничего важного нельзя было пропустить.
У Таньки были флакончики, а у Юльки был Ужас. Он находился между двумя глухими стенами стоящих рядом домов. Там была тьма и у тьмы было имя – Ужас. И если Танька спокойно перелезала со своего крыльца на соседнее, Юлькино, то Юлькин маршрут к Танькиной калитке пролегал буквой П с переходом на другую сторону улицы, мимо дома невероятных красавцев Ярого и Сени, либо кружными путями через огороды. Она старалась делать это незаметно от окружающих, но куда от соседей спрячешься, и они называли её чудная Юлька. Юлька понимала, что все остальные как-то договорились с этим пространством и оттуда их никто не обидит, а с ней Ужас договариваться не собирался. Она надеялась с ним договориться, потом, а пока приспособилась держаться от него подальше.
Родители
Юлькины родители, врачи, считались воспитателями. За ними закреплялась вторая смена. Так говорила Баванна, Танюшкина бабушка. Она занималась с юными девами, с утра, готовила на всех завтрак, отправляла врачей на работу до вечера. Вечером девицы передавались на воспитание, а до того находились у Баванны на пропитании. Моя миссия накормить и обстирать, а воспитывать я неграмотная. Воспитывать в полном и прямом смысле этого слова старшие Коптевы, Нина Тимофеевна и Александр Петрович вовсе не собирались, но, когда они возвращались с работы, у юных дев начиналась совсем другая жизнь, и с книжками, такими интересными, что рот сам как открывался, так и не закрывался, и с рассказами.
Редко, но так сказочно хорошо, с песнями под гитару, вкуснющим шашлыком, знатоком, почитательницей и поедательницей которого прославилась Таня, с шумными коптевскими друзьям, с красавцами соседями из дома напротив, проходили лучшие на свете. летные вечера. А когда шашлыки затевались с Михайловскими, Танькиными родителями, то песни пелись
Так вкусно и счастливо было жить под эти праздники, когда песни звучали всю ночь и когда Коптев старший эти песни разучивал и каждый следующий праздник был ещё радостнее и счастливее.
А ещё были прогулки в центр? Чего только там не было и парк, и кино, и танцы, и красивые платья, и плечистые юноши, красивее всех их соседи, из дома напротив, смотри, не упускай.
Каждый день старшие должны были услышать рассказы о прожитом дне. Странно они их слушали, то как-то низко опускали головы, отворачивались, и тряслись. От смеха тряслись, ясно же. Про купание в пластиковом корыте в огромной луже, про облака, которые в лужах отражались вместе с синим небом и солнцем. По ним можно было ходить, по небу и по облакам, погружая ноги в теплую жижу летней почвы. Рассказывали, как строили дома из грязи, или как к дисциплине призывала Баванна или напротив, как нежничала с ними.
Баванна была большая мастерица ругать неслухменных. Были они и сатанами веревкиными и авгурами, когда ей не удавалось понять толком, чего собственно им требуется или анциперами неугомонными, а не детьми вовсе. В тихие дни, когда и кушали хорошо, и смирненько сидели, девицы обращались в пугонек сладеньких или люнёмочек аксаливатых. За эти фокусы Баванну любили особо и с каждым новым словечком родители рыскали по словарям и находили там, что слова эти реально существуют и что-то значат.
А ещё все любили Баванну за её невероятные кулинарные изыски, особенно пюре картофельное, пышное, нежное, ароматное и борщи, вкуснее шоколада.
Вечерний ужин готовила мама, добросовестно продолжая эстафету присмотра. Девочки считали морковки, картошки, луковички, без всяких проблем учась складывать и вычитать. Соседские дети, из дома рядом, знатные двоечники, тем не менее, научили умножать и делить.
Красавец Сеня, который из дома напротив, любил с девочками учить стихи. Юлька и Татьяна, с их незамутненным разумом, стихи запоминали легко и быстро, и радостно подсказывали заучиваемые строки. Всё не перед родителями запинаться. За год до школы девицы знали наизусть самые страшные, по их мнению, стихи. Анчар поэта Пушкина, «На смерть поэта» тоже поэта, Лермонтова. Поэму «Черный человек» Есенина. Сеня, для себя поэму учил. А ещё знали наизусть самые красивые и трогательные строки из Евгения Онегина, тоже поэта Пушкина.
Набор ещё маминых кубиков с буквами и детская толстая папка с набором букв, цифр и слогов, которая называлась бюро, научили девочек читать. Это было главное чудо и замечательное развлечение в непогоду.
А ещё были звездные ночи, когда небо было ясное, а ночи теплые. Коптевы стелили одеяла на крыше летнего сарая и можно было лежать на одеяле, есть спелые абрикосы и смотреть в разделенное Млечным Путем небо и на золотые россыпи звезд.
Счастья было много, общего на двоих.
У Танькиных родителей, которых она так хотела видеть каждый день, была Работа. Любимая Работа. И там были волшебные, непостижимо красивые и важные слова, Клавдия ловко с ними справлялась, так и сыпала, так и сыпала, эскизный проект, окаэр1), техпроект, их надо было сначала делать, потом защищать, а потом сдавать Госкомиссии. Юлька прямо видела эту Госкомиссию. Такая огромная тетка, волосы белые и необъятных размеров голова.