Три года счастья

Kath1864

Он должен поверить ей, и конечно же у него нет обиды. Элайджа не желает отпускать ее, но он ведь в курсе, кто такая сучка Кетрин Пирс. Сумеет постоять за себя, выдержит. Майклсон прекрасно понимает, что она сильна, жестокая, лгунья. Она постоит за себя. Она выдержит ведь как объяснить то, что она добавляет вербену в кофе уже более столетия отравляет свой организм этим токсином и благодаря выдержки и терпению выработала иммунитет. Кетрин пришлось убрать осколки разбитого пузырька, с пола ванной, принять то, что она собственноручно уничтожила свой шанс, на случай, если Клаус укусит

ее на глазах Элайджи, чтобы сделать ему больно, доказать, что его брат никогда не познает счастья.

Понимает и обнимать.

Любую боль можно перетерпеть, но больнее, когда его нет рядом с ней.

Больнее терзать свое сердце.

Может ли она любить сомоотверженно?

— У меня нет времени, Элайджа…

Голос с легкой хрипотцой рушит тишину. Она бы и желала остаться, но зная ее, как Элайджа может обвинять Кетрин, в том, что она выбрала войну и сражаться за их свободу.

— Я боюсь тебя отпускать тебя, после того, что увидел вчера.

— Я научилась терпеть любую боль, Элайджа.

— Я это заметил, но могу ли как-то облегчить твою боль? Ты же сумела облегчить мои страдания…

— Ты мое лекарство… Очень скора мы будем вместе навсегда. Ты и не заметишь, как протянется время…

— Время тянется медленно без тебя.

— Будешь скучать по мне?

— Да… Пока я займусь поиском твоей дочери. Если та ведьма оказалась права…

— Я никогда бы не была хорошей матерью, Элайджа. Я позволила отцу вырвать моего ребенка из моих рук.

— Мы исправим это и вряд ли твоя дочь зла на тебя.

— Думаешь?

— Думаю, что заставлю тебя переосмыслить семейные ценности. Твоя дочь и я поможем тебе в этом. Она простит тебя, как простил я. Простит, когда узнает настоящую. Узнает Катерину.

Кетрин молчит, ведь иногда молчание громче любых слов.

Провалилась,хлебнула кофе и даже не сморщилась из-за добавленной вербены и Элайджа вправду удивляется ее выдержки. Но чему удивляться, если она пережила столькое.

Смирилась и схватилась уже за протянутую Элайджей руку, после того, как поставила чашку на блюдце. Иногда лучше и промолчать. Молчание – громче любых слов и Майклсон смог понять ее молчание.

Элайджа прикрывает глаза и видит, наверное самый страшный день в ее жизни. Видит одну из ее ошибок, потому что она сама желает этого.

Как будто сквозь туман слышит пронзительный крик ребенка. Видит ее лежащую на постели. Обессиленную, на лице капельки пота, и ей показалось, будто она умерла. Но все уже позади. Она пеиежила роды. Но ее оцепенение вновь прервал крик младенца.

— Это девочка.

Широко раскрыв глаза, Катерина увидела мать.

— Девочка? Пожалуйста, мама, дай мне посмотреть на нее.

Мать, улыбаясь, стала подносить маленький сверток. Мать ведь всегда примет сторону своего ребенка, поймет, примит, поддержит. Она желает передать внучку Катерине.Ведь каждая мать должна иметь права воспитывать своего ребенка и быть рядом с ним.

— Женщина! Нет! Что ты делаешь?!
– раздался голос отца.

Сердце Катерины рухнуло. Она поняла, что не увидит своего ребенка никогда. Ее мать никогда не пойдет против ее отца. Как женщина может набраться смелости и возразить

мужчине? У Катерины была смелость, но не было сил. Она может только умолять, потому что слаба. Не то время, чтобы женщина могла говорить или ее желания ставились выше желания мужчины. Катерина может только молить и взывать отца к милосердию, которое он не проявит.

— Позвольте подержать ее! Всего раз! Хотя бы раз…

— Забудь, ты опозорила эту семью!

И этот момент, когда она и вправду опозорила семью и плачет, хватается, руками за простыни, когда отец уходит держа на руках ее дочь. Смотрит на мать, которая не отпускает ее из своих объятий и шепчет, что нужно отпустить.

Отпустить.

Она ухмыляется, а Элайджа отпускает ее.

Все, как в тумане. Она ведь выпила вербену и тот не должен был видеть, но увидел, потому что она позволила.

— Может ты хотя бы скажешь, что-нибудь?

— Как ты смогла мне показать, если выпила вербену?

— Я научилась контролировать свой разум, Элайджа и хотела, чтобы ты увидел мое единственное воспоминание о дочери. Желаешь увидеть, как твой брат обошелся со всей моей семьей? Тогда прошу…

— Я знаю, Катерина…. Ты любила отца своей дочери?

— Любила и совершила ошибку, за которую поплатилась. Элайджа, я хочу забыть прошлое, потому что верю в будущее с тобой. Только с тобой.

Подчеркивает так, что она сейчас слишком вымотана, чтобы спорить или говорить об этом, да и зачем Элайджи ворошить старые раны, которые причинят только боль.

Он ведь сам вызвал такси, которое уже ждет ее. Она собрала вещи, выпила кофе и готова уйти.

Кетрин отвернулась от него, а тот стоял сзади нее. Сделал несколько шагов в ее сторону.

Не отпустить. Прижимает к себе. Крепко. Локтевым суставом охватил ее шею. Охватил крепко, как будто сейчас задушит, но не отпустит. Она его. Только его. До дна. Кетрин ведь знает, что он отдалит ее, покинет, но пока она словно в сладком плену из которого не желает спасаться. Прикрыла глаза и скрестив руки, на груди, только одним тонким пальчиком касается его кожи, слышит, как звенит секундная стрелка в его наручных часах. Время ведь идет вперед и ей страшно подумать, что их время уходит.

Уходит и уйдет.

Он всегда был слабостью. Чем-то, в чём я не Кетрин себе отказать. Не могла отказать себе в роскоши быть желанной и любимой. Кетрин Пирс умела с мраморным лицом смотреть страху в глаза и не моргнуть, не повести даже мускулом перед многими людьми, убивать, быть испачканной кровью. Но Элайджи нужно было всего несколько секунд, чтобы заставить ее расплываться в улыбке, чтобы она почувствовала себя нужной. Он был единственным, кому она готова была сдаться. Гордая и сильная, первый раз в жизни чувствовала нелепую уязвимость перед этим мужчиной. И это чувство, будто ты теряешь контроль на огромной скорости и при этом радуешься как ребёнок, что скоро разобьёшься. Он был ее слабостью. Чем-то, от чего она не могла отказаться даже во благо. Он был единственным мужчиной, которого Кетрин хотела оставить себе, отняв у всего мира, украсть у всех. Только ее. Мужчина, к которому она хотела уйти, оставив весь мир где-то там, за спиной.