Три года счастья
Шрифт:
Дверь, открыв которую она видит девушку стоявшую на дворе особняка Майклсонов, видит, как Клаус сдерживает Элайджу.
Но, Пирс ведь не может ничего сделать, разве что крикнуть Клаусу :
— Решил поиграть, Клаус?
Но, Джиа не может ничего сделать, только подчиниться, ведь бороться она не в силах.
Губы привычно кривятся едкой усмешкой, пока в груди сжимается что-то, давит, терзает, рвет изнутри, оставляя рваные раны, и привкус крови на языке туманит голову…
— Элайджа?
— Джиа, будь милой девочкой и сними защитное кольцо.
—
— Я не могу себя остановить.
Туманит голову, когда она видит, как девушка снимает кольцо и вскрикивает от боли, сгорает, догорает, как спичка. Кружится… все кружится перед глазами. Толи от воздуха заполненного гарью и едким серым дымом, или от криков брвтье Майклсонов, которые сцепились друг с другом, летят вниз по лестнице…
Опять Никлаус поступил так, как поступает всегда…
Видит, как Клаус без страха заглядывает в глаза, полыхающие багровой яростью, оскал клыков. Элайджа ведь попытался прижать его к кирпичной стене, сжать руки на горле, а Клаус зол, отбросил его на пол. Отбрасывает от себя.
— Это намек на легендарного зверя за Красной Дверью? Ну давай же братец — выпусти его — тихо произносит Клаус, предвкушающие прищурившись.
Элайджа будет сражаться и так быстро не простит брату этот поступок. Клаус знает, что Элайджа не простит его так быстро, пронзает грудь брата ведьмовским клинком.
Кетрин даже кажется, что кровавое пятно на его рубашке кажется симпатичным.
Только ветер и обгорелый труп, на который Пирс смотрит с сожалением.
— И вправду, бедная Джиа… Бедная, несчастная, труп…А знаешь, как бы я поступила на твоем месте? Я бы сбежала до того, как все это началось и выжила бы… Я всегда выживаю…
Ей и вправду жаль, но она должна идти, ведь есть еще множество дверей за которыми она не была.
Это и вправду становится интересной забавой.
— Заблудиться что ли? Заплутать между воспоминаний? Пожалуй, это интересная игра…
Узнаю тайны Элайджи, пока не заперта в той комнате…
Нескладное недоразумение, когда открыв очередную белую дверь Пирс видит себя. Замерла, обняла себя руками и всмотрелась в этот силуэт : такая живая, невинная, растрепанные волосы заплетённые в косички разбросаны по подушке, румянец на щеках, а на лице улыбка и видимо ей сниться, что-то хорошее. Хрустальные слезы, ведь она была когда-то такой, могла быть счастливой, где-то между Землей и небесами.
Ветер бьется в окно.
А где сейчас ее счастье?
Видит себя мирно спящую в постели, в хлопковой белой, до пят рубашке.
За окном ее спальни, свобода и пахнет прохладой, ночь вступила в свои законные права, а для Катерины ночь, вовсе приравнивается к концу света, во всю раздавалась песня цикад, голоса птиц, замковой стражи, блики светлячков, только услышав звуки, Петрова поняла, что почти весь день она провела взаперти, потому что так пожелал Никлаус, часами рассматривая полатно, на котором она была изображена.
Ветер рвется в окно.
В острых деталях и линиях читался характер художника: импульсивный и вспыльчивый, нетерпимый и яростный,тот,
Но ее не столько занимал нрав художника, сколько другой вопрос: зачем Клаусу Майклсону, рисовать ее портрет?
Ей ведь не понятно, зачем Клаус стал ухаживать за ней, целовал руки, красиво говорил даже о свадьбе, но ей то казалось, что она безразлична ему.
Клаус будет счастлив только тогда, когда ее труп будет лежать у его ног, а волчья сущность будет освобождена и в тот момент он будет поистине счастлив.
Где ее счастье?
Катерина не знает или просто не видит. Она уверенна, в том, что Лорд Никлаус не ее счастье.
Погасив свечи она легла в постель и вспомнила вчерашний прием. На нем царила и абсолютная гармония, Никлаус был занят, наверное видимо очень интересной беседой с симпатичной белокурой женщиной, но говорить с придворными дамами ей было скучно от чего Катерина и решилась сбежать, никто не видел, как она поднялась в свою комнату.
Правда не видели?
Лорд Элайджа видел, правда не стал ее мешать. Видимо понимал, что здесь ей не по себе.
Вот только за она расплатилась, когда Клаус ворвался в ее комнату, которую желал разнести, обронил тяжелый подсвечник на пол, чем напугал ее, кричал, что она должна повиноваться ему и Катерина вправду готовилась к худшему, только вот Элайджа вмешался, встал между братом и плачущей Катериной. Все обошлось тем, что следующей день она провела в своей комнате, как натурщица для этого самого портрета.
Она смотрела на тень Лорда Никлауса, в руках которого была кисть испачканная кисть.
Она смотрела на его тень, пыталась что-то увидеть, увидеть свет. Ведь у каждой тени, есть свет.
У этой тени не было света.
Где ее счастье?
В детстве, в котором так оберегали ее невинность?
Детские годы, как и невинные игры с сестрой, испачканные босые ноги, игры с домашними животными, остались позади, и теперь она не боялась уже замка, понять, что : хозяин этих земель Лорд Никлаус и ее хозяин, возможен ей придется провести с ним всю свою жизнь и вернулся домой не выйдет и, вероятно, придется влиться в местное, знатное общество.
Правда, это ведь не счастье Пирс.
Ее счастье сейчас стоит рядом с ней, улыбается смотря на то, как она спит, проводит пальцами по ее лопаткам.
— Здесь должны быть крылья, Катерина… Крылья, которые я бы берег. Крылья, которые могут спасти нас обоих… Ты мое счастье, Катерина… Я найду способ спасти тебя и мы обретем счастье… Мы будем счастливы вместе, когда я сумею рассказать тебе правду и спасти… Я люблю тебя, Катерина и верю в то, что ты не отвергнешь меня, даже после всей лжи и тьмы, когда узнаешь о настоящем звере скрывающемся внутри меня…