Три ипостаси Божества
Шрифт:
И он вновь взялся за молоток.
– Когда ты закончишь с этой штуковиной, поможешь мне?
В руках у Садины появился кусок металлической проволоки.
– Нашла на берегу, – пояснила она.
– Неплохая штучка. Что ты хочешь из нее сделать?
Айзек склонился над самодельной наковальней. Все, чего он хотел – это того, чтобы она была счастлива и не возненавидела его навсегда, когда придет время расставания.
– Что-нибудь для Триш.
У нее также был небольшой кусочек дерева. Жаль, что он сам не додумался сделать что-нибудь для Садины – на память о себе!
– Садина!
Он должен ей все рассказать.
– Что? – спросила девушка. – Ты смотришь на меня так, словно хочешь в чем-то исповедаться.
Она нервно рассмеялась, но затем успокоилась.
– Слушай! Если ты хочешь сказать мне, что будешь любить меня вечно, или еще что-то в этом роде…
– Нет. Ничего подобного! К тому же я – не твой тип.
Айзек закатил глаза, но Садина вновь принялась смеяться, и он понял, что ничего не сможет ей рассказать.
– Я просто хотел сказать тебе, что буду с тобой и на земле, и в небесах.
– Знаю.
Она улыбнулась.
Но он хотел, чтобы она поняла его, и поняла правильно.
– Я хочу сказать, что если нас разлучат, я все равно найду к тебе дорогу. И к другим тоже.
– Айзек! Хватит напускать на себя таинственность! Никто нас не разлучит!
И она вырвала молоток из его руки, едва не обжегшись о раскаленный металл.
– Ты права, – солгал он.
Александра
Под защитой стражей Эволюции Александра уверенно вышла на площадь, где уже сгрудилась толпа, явившаяся на воскресную мессу Лабиринта. Несмотря на солнечную погоду, было холодно, и колкий воздух жег Александре руки и лицо. Запахнувшись в плащ желто-горчичного цвета, она ощущала под ним одеяние, которое носила тогда, когда ей удалось подвигнуть этого идиота, Маннуса, на убийство Николаса.
Пришло время для хорошего старомодного бунта.
Пришло время Эволюции.
– Вы уверены, что справитесь? – спросил Флинт, сопровождавший ее в пути на помост. Он-то был явно не уверен в том, что у нее достаточно сил. А она-то думала, что, избавившись от Николаса, навсегда избавилась от пустых вопросов!
– Флинт! Я же сказала тебе: мой обморок был результатом горя, которое на меня нахлынуло.
Но Александра понимала – это было не горе. Но почему она отключилась – этого она понять не смогла. Она сняла плащ и передала его Флинту, взглядом говоря: И больше никаких вопросов!
– Приветствую вас, верные мне пилигримы!
Александра предстала перед кипящей внизу толпой и стала ждать, пока глаза всех собравшихся не остановятся на ее фигуре. Перед ней стояли все – и молчаливые исполнители культа, молившиеся в подвалах, и – на другом полюсе – экстремисты, регулярно исполнявшие жертвоприношения, да еще вспарывавшие своим жертвам животы. Она оглядела толпу, пытаясь отыскать рога Маннуса, но их нигде не было. А ей нужно было переговорить с ним, удостовериться, что он держит данное ей слово, и что то тайное дело, о котором они тогда договорились, по-прежнему является тайной для всех прочих людей. Никому из пилигримов она доверять не могла, особенно тому, кто убил одного из членов Божественного триединства.
– Верные мне пилигримы! – провозгласила Александра. – Я принесла вам печальную новость. Но одновременно и слово надежды.
Обе
Безумный пилигрим, едва одетый, с нервно бегающими глазами размером с суповые тарелки, закричал, показывая костлявым пальцем на небо:
– Этот свет – солнечные вспышки! Мы обречены!
Стоящие вокруг него забормотали слова согласия. Александра знала, насколько быстро страх простейших вещей способен овладеть примитивными мозгами, и ненавидела эту особенность необразованной толпы. Ожидая, пока все успокоятся, она декламировала про себя последовательности чисел.
Наконец все взоры вновь обратились на Александру, и она воскликнула:
– Нет! Огни в небесах – это огни надежды!
И она взмахнула руками, повторяя движение волн Авроры Гиперборейской. Мелодрама способна производить сильные эффекты!
– Цвета, в которые одето небо, сходны с цветами, в которые одеты наши души, – продолжила она, громко и отчетливо выговаривая слова. – Они возвращаются! Небо эволюционирует, а потому пришло и наше время. Да здравствует Эволюция!
Вновь раздался приглушенный говор и перешептывания. А интересно, кто-нибудь из пилигримов знает слово «эволюционирует»? Общество настолько давно живет в рамках модели выживания, что мало у кого остались надежды на будущее, веры в то, что жизнь может быть иной, чем сейчас. Но она должна быть иной! И будет!
– Мои пилигримы! – продолжала между тем Александра. – Мы находимся на перекрестке путей, выпавших на долю нашей цивилизации, и наша задача – выбрать путь веры. Этот выбор поможет нам изменить историю. Быть сильными – вот наша цель и ответственность!
Она вновь сделала паузу, чтобы у толпы была возможность и время отреагировать, что та и сделала. Вдруг она заметила в толпе движущиеся фигуры с рогами, и, когда ей удалось пересечься взглядом с Маннусом, тот похлопал ладонью по одному из своих рогов. А ведь она забыла о своем обещании избавить его от этого чертова украшения!
– Новость! Новость! – скандировала толпа, требуя продолжения, требуя, чтобы Александра объявила то, чего ради они сюда и явились.
– Ваши надежды осуществляются! – провозгласила она. – Конец унынию и тьме! Вас ждет величие, о котором никто из вас не мог и мечтать! Мы не только преодолеем последствия Вспышки, но и получим дары, которые каждому из вас позволят сравняться с Богами.
Александра вскинула руки к небесам и глубоко вздохнула, но толпа не ответила на ее слова бурным выражением радости. Люди смущенно зароптали. Как ни печально, Александра вновь переоценила их возможности. Хотя то, что она скажет сейчас, будет пилигримам более понятно.
– И я принесла вам печальную новость!
Она откашлялась и опустила голову, стремясь достигнуть необходимого эффекта.
– Наш Бог Николас жестоко убит врагами Эволюции! – закончила она.
Это была абсолютная, стопроцентная ложь.
– Убит? Убит? – поднялось в толпе.
Пилигримы, застонав, принялись вертеть головами, ища друг у друга поддержки.
– Да! Это так. Наш Бог Николас погиб, защищая будущее нашей земли. Защищая право каждого из вас жить жизнью Бога.
Она сделала паузу и потерла виски. В ушах у нее вновь начался звон, как будто, говоря о смерти Николаса, она была отныне обречена вступать в перепалку с собственным телом.