Три карты усатой княгини. Истории о знаменитых русских женщинах
Шрифт:
Она была умна, хороша собой и весьма образованна для своих лет. Когда ее доставили в Кведлинбургский монастырь, где по традиции постигали науки дочери немецкой знати, а игуменьями были только принцессы королевской крови, выяснилось, что многое из того, чему ее собирались обучать, для Евпраксии секретом не является. При киевском дворе княжон учили грамоте, математике, греческой философии, врачеванию, иностранным языкам и азам астрологии, в чем, надо полагать, особая заслуга знаменитого своей ученостью Всеволода Ярославича (Владимир Мономах пишет в знаменитом своем «Поучении», что его отец владел пятью языками). Обучение княжеских детей велось на греческом языке по греческим книгам, и стоит ли удивляться, что греческий язык Евпраксия знала, как родной. За три года в Кведлинбурге она выучила вдобавок к нему латинский и немецкий и, кроме того, под руководством аббатисы Адельгейды, сестры по отцу короля Германии и императора «Священной Римской империи» Генриха IV, подготовилась к переходу в католичество. Смена веры была непременным условием подобных браков; принцессы из католических стран, выходя замуж за русских князей,
В 1086 году, незадолго до свадьбы с Генрихом, Евпраксия вступила в лоно католической церкви и приняла новое имя — Адельгейда. Под ним и вошла она в европейскую историю Средних веков. Семейной жизни, однако, новая вера не помогла — не успели отгреметь свадебные торжества, как Генрих Длинный умер. Семнадцатилетняя вдова сразу ощутила себя лишней при саксонском дворе. Предаваться трауру она предпочла в монастыре, под опекой аббатисы Адельгейды. Казалось, теперь ей оставалось одно — возвратиться домой и коротать свои дни при отце и матери в надежде на новое замужество, но…
Вот здесь, в сущности, и начинается история Евпраксии-Адельгейды, перед которой меркнет любой авантюрный роман. Историки забираются в тупик, пытаясь объяснить политическими соображениями то, что произошло дальше, — еще не кончился траур, а вдова уже превратилась в невесту Генриха IV. Князю Всеволоду Ярославичу была послана просьба о благословении, и благословение было получено — настолько быстро, насколько позволяли расстояния. 14 августа 1089 года в Кельне состоялось бракосочетание, которому предшествовала коронация. Проводил свадебную церемонию Хартвиг, архиепископ Магдебургский, а правильнее сказать — антиархиепископ, поскольку сан он получил в обход папского престола. То, что венчал императора именно Хартвиг, выглядело форменным издевательством над Папой Урбаном II [8] — Генрих, чьи отношения с Римом становились все более непримиримыми, словно сознательно отрезал себе пути к отступлению.
8
Собственно, все противостояние Генриха II и папского престола выросло из спора за право возводить в сан епископов (так называемая борьба за инвеституру).
Есть версия, что женитьбой на бывшей русской княжне император «Священной Римской империи» искал союза с Киевской Русью. Кроме того, считается, что у него были планы склонить Русь к католичеству — по времени объявление о будущем браке императора совпало с посольством, которое ставленник Генриха антипапа [9] Климент направил в Киев. Однако ничего из этих затей не вышло. Византийский император Иоанн II Продром, видевший в Генрихе IV основного соперника в борьбе за главенство в Европе, употребил все свое влияние, дабы удержать Русь подальше от Германии. Он ясно дал понять, что относится к новому замужеству Евпраксии отрицательно, и тем самым поставил Всеволода перед выбором. Поколебавшись, киевский князь заверил Иоанна II в верности давнему союзу с Византией, сделав, таким образом, невозможным союз с Германией.
9
Римский Папа, не признанный католической церковью законным. В отдельные периоды на папский престол претендовало одновременно несколько ставленников различных церковных и светских кругов, называвших себя папами; впоследствии один из них признавался законным, а остальные объявлялись антипапами.
Не исключено, что так оно и было и Генрихом IV руководил расчет, который в конечном счете не оправдался. Но если внимательно вглядеться в то, что творилось в тогдашней Европе, сразу возникают вопросы. Во-первых, Русь вряд ли могла оказать Генриху существенную военную и политическую помощь в его противостоянии папству хотя бы уж потому, что находилась на обочине западноевропейской политики и географии. Во-вторых, Иоанн II, возможно, и видел в Генрихе главного соперника, но сам Генрих, император «Священной Римской империи», соперничал за влияние прежде всего с папским престолом. Не вдаваясь в подробности, скажем, что история этой борьбы включила и двукратное отлучение Генриха от церкви; и снятие первого отлучения после покаяния Генриха и трехдневного стояния его зимой босым и в рубище перед внутренней стеной замка Каноссы [10] , в котором пребывал Папа Григорий VII (впрочем, это версия самого Папы; по другим сведениям император был обут и тепло одет); и провозглашение в пику Григорию VII новым Папой карманного архиепископа Равенны Климента, вошедшего в историю в качестве очередного антипапы; и вооруженное противостояние, в которое втянулись все католические земли… Учитывая все это, трудно предположить, что Генрих IV, стоявший перед лицом многих угроз, вступил в брак ради призрачного союза с далекой Русью, правители которой имели весьма приблизительное представление о сложностях взаимоотношений императора и Папы.
10
Благодаря этому эпизоду в немецкий язык (а из него в русский) вошла поговорка «идти в Каноссу», означающая «идти с повинной к злейшему врагу, смирить гордыню, поступиться честью под давлением обстоятельств».
Но если не политический расчет, тогда — что? Чем тогда руководствовался монарх, держащий в узде всю Западную Европу и соперничающий за влияние в ней с папским престолом? Ответ прост: монарх влюбился или, что точнее, почувствовал неудержимое влечение к русской княжне.
Да и как было не влюбиться? Адельгейда, приехавшая в Германию хорошенькой девочкой, к семнадцати годам расцвела и превратилась в настоящую красавицу. Так говорят о ней все без исключения хроники. И в них же мы находим указание на то, что Генрих IV познакомился с ней, когда она была невестой Генриха Длинного и постигала тонкости немецкого языка в Кведлинбургском монастыре. Видимо, еще тогда Адельгейда запала в душу императору. Овдовели они почти одновременно [11] , и после этого ничто уже (кроме приличий, но приличия Генрих всегда пускал побоку!) не мешало ему объявить Адельгейду невестой, после чего согласие юной вдовы сделалось пустой формальностью.
11
Некоторые историки делают упор на этом совпадении, намекая тем самым, что император, воспылавший страстью к Адельгейде, дабы соединиться с ней, мог освободиться от жены Берты Сузской. Дальнейшие события показывают, что эти подозрения небезосновательны.
Генрих IV был крупнейшим государственным деятелем, во времена его правления «Священная Римская империя» включала в себя нынешние Германию, Австрию, Чехию, Швейцарию, Нидерланды, Бельгию, большую часть Италии, запад Польши. Вся его жизнь проходила в сражениях — и с немецкими князьями, и с близлежащими государствами, но особенно острое противостояние сложилось с римскими папами. Воинственность, властность и необузданность в страстях были чертами личности императора. Трон достался ему, когда он был шестилетним мальчиком. Опекунами над малолетним монархом стали архиепископы Адальберт Бременский и Ганно Кельнский, которые, по словам биографа императора епископа Отберта Люттихского, «дали полную свободу юношеским увлечениям Генриха, вместо того чтобы хранить его душу, как за печатью». Ранняя власть испортила Генриха. Тот же епископ Отберт сказал, что о том, чем занимался император в молодые годы, «писать правду опасно, а врать — преступно», — так лучше вообще промолчать.
Стыдливое молчание Отберта восполняют другие хронисты: по их словам, Генрих рано ощутил тягу к чувственным удовольствиям. В надежде отвратить юного императора от беспутной жизни Ганно Кельнский уговорил его вступить в брак с Бертой Сузской, представительницей одной из знатнейших итальянских династий, но женитьба ничуть не повлияла на Генриха. Ему было только шестнадцать, а он уже был безнадежно испорчен. Необузданное влечение к женщинам доводило до преступлений: император силой брал жен своих подданных, а тех, кто пытался отстоять честь свою и жены, лишал жизни. Впрочем, в те времена подобное поведение характерно для многих отпрысков королевских семей. Но уж никакому объяснению не поддается мерзость, совершенная им, по сообщению немецких хронистов Бруно и Ламберта, в отношении своей собственной сестры Адельгейды (той самой, что руководила обучением Евпраксии в Кведлинбургском монастыре), — Генрих подговорил приближенного изнасиловать ее и сам держал Адельгейду за руки, когда тот выполнял приказ. Бруно и Ламберт пишут и о кровосмесительных отношениях самого Генриха IV с Адельгейдой. Эти истории вышли наружу, и саксонские князья пытались воспользоваться ими, чтобы низложить Генриха, и даже дважды в 1073 году съезжались для этого, но император сумел устоять — а затем и жестоко наказал наиболее ярых своих противников.
Знала ли обо всем этом юная вдова? Кое-какие слухи, возможно, до нее доходили, но в подробностях, скорее всего, — нет. Ведь при дворе саксонского маркграфа она пробыла всего несколько недель и вряд ли успела так расположить к себе придворных, что они пустились в рассказы о развратных наклонностях императора, а до и после этого она пребывала за надежными стенами монастыря, под присмотром Адельгейды, и трудно предположить, что та обсуждала со своей тезкой пережитый позор. А с другой стороны, напомним, семнадцатилетняя Евпраксия-Адельгейда оказалась в чрезвычайно сложном положении: одна, в чужой стране, с перспективой навсегда оказаться запертой в монастырских стенах… И тут вдруг самый могущественный европейский монарх предлагает ей руку и сердце. К тому же этот монарх, хоть и старше ее почти на двадцать лет, хорош собой: высок, тонок в талии, ловок в движениях, в глазах горит огонь и взгляд таков, что, кажется, способен испепелить горы.
Кто знает, какие мечты породило все это у не искушенной в интригах и далекой от придворного разврата дочери князя Киевского? Воображение, должно быть, рисовало ей радужные картины, в которых любовь; свобода и власть сплетались в единое целое. Но в жизни все оказалось совсем не так — ожиданиям Адельгейды сбыться было не суждено. Утоленная страсть — уже не страсть! Не прошло и нескольких месяцев после свадьбы, как Генрих, охладев к жене, определил ей роль послушной исполнительницы собственной воли. Но тут коса нашла на камень — к удивлению своему, Генрих обнаружил в Адельгейде натуру твердую, не склонную к безропотному подчинению. Это стало для него неприятным сюрпризом — первая жена Берта Сузская никогда и ни в чем ему не перечила. Потянулась череда семейных скандалов, и доходило до того, что император поколачивал жену, подобно какому-нибудь простолюдину, — ведь это только со стороны кажется, что у сильных мира сего все обстоит по-другому. Довольно скоро в отношениях супругов наметился разрыв.