Три карты усатой княгини. Истории о знаменитых русских женщинах
Шрифт:
Опытный царедворец, Головкин не мог не понимать непрочность правления Ивана Антоновича. Но коль скоро свое дальнейшее возвышение он однозначно связывал с Анной Леопольдовной, то не нашел ничего лучше, как посоветовать ей объявить себя императрицей. Причем сделал это в письменном виде, но письмо — его еще высокопарно называют манифестом — попало в руки Елизаветы Петровны, которая сама метила на престол. В сущности, этого оказалось достаточно, чтобы судьба графа была определена.
В ночь на 25 ноября 1741 года произошло событие, круто изменившее сам ход русской истории и выдвинувшее на ее авансцену новых персонажей, — гвардия, недовольная тем, что немцы по-прежнему роятся у трона, поторопила ход событий и внесла в царский
Вернемся, однако, к Головкиным. По стечению обстоятельств в ночь переворота, ничуть не предчувствуя угрозы, Михаил Гаврилович и Екатерина Ивановна давали бал. 24 ноября были именины графини, которые всегда праздновались очень широко. И в этот раз пригласили более сотни гостей обоего пола, веселились далеко за полночь, но празднование прервалось самым неподходящим образом — появлением в бальной зале солдат Преображенского полка. Поздний ноябрьский рассвет Головкин и кое-кто из гостей встретили уже в Петропавловской крепости. Графу пришлось отвечать не только за собственные грехи, но и за содеянное его отцом — не сожги Гавриил Иванович завещание Екатерины I, престол Елизавете, дочери Петра Великого, достался бы на годы раньше и не столь экстремальным способом.
Отдадим должное Елизавете Петровне — она поступила отнюдь не в обычаях своего времени и оставила в живых низвергнутых политических соперников. Хотя и не смогла отказать себе в удовольствии устроить театрализованное представление с воздвигнутым на Васильевском острове эшафотом из неструганых досок, топором, занесенным над шеей первой жертвы, и помилованием в последний миг — заменой казни ссылкой. Во время экзекуции Екатерина Головкина находилась в толпе, причем сохраняла, по словам ее биографа, присутствие духа и пыталась, как могла — хотя бы взглядом, — поддержать мужа.
Вообще-то ссылка Головкина, названная вечной, на самом деле могла продлиться не очень долго. В XVIII веке, бывало, люди по нескольку раз за жизнь отправлялись в ссылку и вновь возвращались на вершины власти. Но, увы, местом пребывания опального графа — вероятно, по советам недоброжелателей Головкина — императрица назвала Якутск. Вопиюще необразованная даже по меркам своего невзыскательного двора, Елизавета не имела никакого понятия о размерах доставшейся ей империи. Конечно, она знала, что Якутск — это далеко, но насколько далеко, даже представить себе не могла. А между прочим, в годы ее царствования путь до Якутска занимал полтора-два, а то и три года, поскольку средняя скорость передвижения составляла не более семи верст в сутки.
Что же до семьи вице-канцлера, то с ней императрица обошлась великодушно. Графине Екатерине не только было сохранено звание статс-дамы и дозволено пользоваться прежними правами и положением, но даже выражалось высочайшее пожелание видеть ее при дворе. В ответ графиня написала императрице письмо. Оставим в стороне изъявления
В отличие от Елизаветы графиня Екатерина Головкина географию изучала, да и вообще была неплохо образованна. Где находится Якутск, она знала, равно как знала и то, что мало кто возвращается из тех мест. А те, кому удавалось вернуться, рассказывали невероятные истории о страшных якутских холодах и еще более страшном, на тысячи верст вокруг безлюдье. В год, когда Головкины покинули Санкт-Петербург, на гигантских просторах от Урала до берегов Тихого океана жило несколько сот тысяч человек — в двадцать раз меньше, чем сейчас в одной Москве.
Не сохранились подробности сборов графини: что брала с собой, чьи напутствия выслушивала, тем более — о чем думала. По одной версии, в дорогу их снабдили тулупом и 22 рублями, по другой — дозволили взять с собой имущество, которое везли на двенадцати подводах, двух поваров и четырех слуг. Во вторую версию верится с трудом — хотя бы уж потому, что отъезд совершался в спешке, на следующее утро после несостоявшейся казни. Да и лишения, которые Головкины терпели в ссылке, никак не вяжутся с наличием поваров и слуг. Достаточно вспомнить о неизменном рационе, состоявшем из ржаной муки, рыбы и скудных даров местного лета, причем муки до нового подвоза хватало не каждый год.
Известно, что с мужем Екатерину Ивановну соединили в последний момент, и похоже, что до этого самого момента он не мог поверить в решение жены. Отговаривал ли Головкин жену от опрометчивого поступка? Вряд ли. Разрешения императоров обычно сродни приказаниям. Ему ли, поднаторевшему в дворцовых интригах, было это не знать? А кроме того, если верить очевидцам, граф, совершенно раздавленный случившимся, занят был исключительно собственной персоной. От нервного потрясения у него отнялась правая рука, он рыдал в голос и не мог сам идти — из каземата его вынесли на руках. Графиня, в отличие от мужа, не пролила ни слезинки.
До свалившейся на них напасти Головкины прожили вместе без малого двадцать лет. Когда-то их свадьба заставила говорить о себе столицу несколько месяцев кряду. Это была блестящая партия — оба состояли в родстве с царствующими Романовыми. Головкин был знатен, великолепно образован, знал несколько языков, разбирался в искусствах, но жена, урожденная княжна Ромодановская, превосходила его древностью рода, восходящего к легендарному Рюрику, и тоже не чуралась наук и иностранных языков. Что примечательно — и Головкины, и Ромодановские в отличие от многих других знатных родов сразу пошли за Петром в его преобразованиях, и царь всегда помнил об этом.
Породнить два рода своих сторонников было его идеей, он сам выступил сватом, а потом и маршалом, то есть распорядителем, на свадьбе и собственноручно наливал гостям в кубки вино, а императрица Екатерина I была посаженой матерью невесты. Жениха и невесту Петр знал малыми детьми, ласкал когда-то у себя на коленях, и свадьба эта доставила ему особое удовольствие. Гуляли много дней подряд и между застолий громадным кортежем ездили смотреть подаренное царем имение. Через двадцать лет Головкины ехали по той же дороге, и кортеж их состоял из конвойных солдат.