Три круга войны
Шрифт:
— Ну, вот и все, Гурин. Опять — в госпиталь.
Василий не знал, что сказать, вскочил на ноги, стоял, смотрел на бинты.
— Накинь мне шинель на плечи, только осторожно. Вот так… Во… Спасибо. Знобит что-то. Письмо написал? — увидел лейтенант треугольник на вещмешке. — Молодец.
— Да. Только не знаю, куда его тут опустить.
— Оставь мне, я отправлю. У меня теперь свободного времени много будет. В полевую сумку положи.
Положил Гурин письмо и туда же стал перекладывать лейтенантов доппаек — печенье и сахар. Тот увидел,
— Не надо, не надо, — решительно сказал он. — Это себе оставь.
— Спасибо… — Гурин помялся и осторожно спросил: — Ну, так я пойду? — И тут же поправился: — Мне можно идти?
— Пойдешь, пойдешь, не торопись, — сказал Иваньков. — Слушай меня внимательно. Здесь, в той стороне, с километр, не больше, — указал он подбородком на восток, — тылы нашего батальона. Я узнавал. Наша кухня там. Пойдешь туда и вечером вместе с кухней возвратишься в роту. Так вернее будет и безопаснее. Иначе ты заблудишься. Понял?
— Понял.
— Ну вот… — Лейтенант выпростал из бинта правую руку и, морщась от боли, протянул Гурину. — Прощай. Желаю тебе удачи.
У Гурина в носу защекотало — растрогался, жалко лейтенанта стало: хороший человек. Пожал его руку и нагнулся за вещмешком и винтовкой.
— Ты вот что, — сказал лейтенант. — Винтовку свою мне оставь, а себе возьми автомат.
— Автомат? — обрадовался Гурин и тут же снял с плеча винтовку, положил. Подхватил с земли автомат, повесил себе на шею, улыбнулся лейтенанту благодарно. — Удобный какой: легкий, ловкий! — Ладонью погладил его, сжал крепко, схватил за шейку приклада — не верится в такое счастье. — Спасибо, товарищ лейтенант. До свидания!..
И Гурин пошел. Идет, а руки на автомате держит — одну на приклад положил, а другую на кожух. Идет вразвалочку, точно так, как тот солдат, которого он впервые встретил на своей улице в день освобождения. Радость распирает Гурина, хочется показаться кому-то, покрасоваться, похвастаться. Но перед кем? Кого тут удивишь? Но ему все равно радостно, легко, будто награду получил. «Лейтенант наградил автоматом. За что?.. Спасибо ему! С этим будет полегче бегать и стрелять удобнее».
Вечером вместе с кухней приехал Гурин на передовую. В условленном месте их уже ждали солдаты с котелками, с ними он вернулся в свою роту. Доложился младшему лейтенанту Алиеву — тот выслушал его, сказал:
— Ничего, жив будет… А ты, Гурин, принимай первий отделений.
— А сержант где?
— Нет сержанта, убил немес. Ты командир первий отделений. Мало людей осталось. Взвод тринадсать человек. Твой отделений четыре человек. Иди командуй. Наблюдение за немеем установи. Утром опять наступление.
— Днем наступали?
— Наступаль. Три раз. Немес укрепился крепко.
«Значит, тут были дела без меня, а я прохлаждался возле кухни, ждал темноты…» — упрекнул себя Гурин. Ему было стыдно, и он ждал от комвзвода выговора. Но тот сказал:
— Иди, командуй.
Гурин пошел в свое отделение. Солдаты, сидя у окопов, ужинали.
— Привет, Рахим.
— Ага, — закивал тот в ответ.
— Рахим, где наше отделение?
— Вот, — указал он. — Тут. Там, там.
— Позови всех ребят сюда.
Рахим быстро повиновался и привел отделение к своему окопу. Солдаты недоуменно смотрели на Гурина, молча рассаживались на земле.
— Беседа будет? — спросил один.
— Да нет, — сказал Василий. Ему было неловко в новой роли, не знал, с чего начать разговор. Наконец собрался с духом, объявил: — Меня назначили командиром отделения… — и замолчал. — Ну вот… — и это «ну вот» получилось точно как у лейтенанта Иванькова. — Ну вот, — повторил он. — Утром будет наступление. А сейчас основное — наблюдение за противником. Я думаю, всем наблюдать не имеет смысла, будем дежурить по очереди. Разделим ночь на пять частей, на каждого придется часа по полтора — по два, а остальным можно поспать. Как?
— Правильно, — отозвался опять тот солдат, который спросил, будет ли беседа.
— У кого часы есть? — Все молчали. — Ну что же, тогда будем так определять время… Приблизительно. Почувствовал — прошло полтора-два часа, буди следующего. Кто первый будет?
— Да какая разница? — снова отозвался солдат. — Давай я первым буду.
— Хорошо. Потом ты, ты, ты и я. Ладно? Я перепишу ваши фамилии. Ваша как? — обратился он к первому.
— Буравкин. Егор Иванович.
— Климов. Виктор Матвеевич.
— Горюнов. Николай Петрович.
— Рашидов Рахим.
— Отчество?
— Нет отчества.
— Как нет отчества? — удивился Гурин.
— Так. Нет отчества у нас.
— Отца как зовут?
— Отес мой звать Рашид.
— Ну, значит, Рашидович. Да?
— Да, — согласился Рахим.
Все засмеялись.
— Ну вот… Пока все. По местам.
Гурин занял пустой окоп между Рахимом и Буравкиным, лег на дно вверх лицом. Над ним далеко-далеко мерцали какие-то звезды. У звезд и созвездий есть имена, но он их не знал. Учебник по астрономии в десятом классе весь год пролежал без надобности: не было преподавателя по этому предмету. А жаль. Знал бы звезды, их расположение и сейчас по звездам определял бы время и сменял наблюдателей…
Перед рассветом Алиев вызвал Гурина к себе.
— Слюшай, Гурин. Организуй, пожалуйста, это… Накорми взвод. Возьми два человек — пойти на кухня. — И пожаловался: — А я сопсем больной. Живот так режет, так режет. Колет прямо.
— Пошли бы в санчасть… Или санитара вызвали бы.
— Как санбат? Раненый нет — иди санбат? Зачем пришел? Утром наступлений. Может, пройдет.
— А вдруг аппендицит?
— Зачем аппендисит? Вот так режет, кругом. Иди, пожалуйста, корми взвод.
Взял Гурин двух человек, пошел за завтраком. Дорога была знакома, и он с этой задачей справился легко и быстро.