Три лика пламени
Шрифт:
Им и впрямь не до нас.
— Как скажешь… — Согласилась я, попутно борясь с вылезающими из прически прядями. Половину шпилек я благополучно потеряла, и теперь произведение Кементари напоминало потрепанное непогодой гнездо с намертво увязшей в нем диадемой. Отчаявшись, я вытащила и оставшиеся шпильки, не без помощи Алдора избавляясь от украшения, и с наслаждением тряхнула головой. Благода-ать! Еще бы расческу…
— Держи, страдалица. — Усмехнулся айнур, превращая забытый кем-то кубок в гребень.
— Благодарю, Владыка. — Вручив
— Погуляем в лесу, если ты не против. Луна, трели соловьев, мелодичное жужжание проголодавшихся комаров… — Изощрялся айнур, подняв очи к небу. — Прекрасная женщина рядом. Что еще нужно моей бесприютной душе для счастья? — Невыносимо пафосным жестом он прижал к сердцу мою диадему.
. — Неубедительно… — Фыркнула я, отбирая украшение. — Предел мечтаний сильнейшего из Аратаров3 — блуждания по лесу в компании Проклятия Тириона?
— Проклятия Тириона? — Нахмурился Алдор. — Что-то новенькое. Вижу, твои сородичи не скупились на милые прозвища.
— Не новенькое, а старенькое. Поскольку я родилась в день солнечного затмения, народ хором вопил, что это, дескать, дурной знак: суждено мне, несчастненькой, скончаться во младенчестве. И на всякий случай спешил выразить отцу соболезнования. Отец в приметы не верил, а соболезнующих без разговоров выставлял вон. Так что из младенчества я благополучно вышла еще два века назад.
— Дивный народ…Нет бы, наречь наперекор всему выжившего ребенка символом возрождения Арды, торжества Света и прочей высокопарной чепухи. Тем более что родилась ты в день объявления войны "воплощению мирового зла" в моем лице.
— И что — поубивать их теперь за душевную чуткость и доброту? — Передернула я плечами, шагая в сторону леска. — Так пол Валинора опустеет. В конце концов, я заставила их уважать себя, если не любить. Да и не нужна мне их любовь. Оставляю это Нолофинвэ. Вот уж кто стремится быть на виду всегда и везде!
— Не боишься? Так, отсиживаясь в мастерской, можно остаться не у дел. А предприимчивый родственник тем временем приобретет еще большее влияние. Особенно заручившись поддержкой Властителей, огорченных пребыванием Сильмариллов в кладовых дворца Финвэ, а не в Ильмарине.
— Нет, не боюсь. — Резко остановившись, я пристально взглянула на Алдора. Айнур был на редкость серьезен. — В открытую он ничего сделать не посмеет. Да и отец не позволит, братец никогда не заблуждался относительно его симпатий. А если попытается плести интриги, в которых он еще менее искусен, чем в ремесле, я узнаю об этом задолго до начала каких-либо действий, те же палантиры пригодятся. Что до камней…Ведь я могу и не упорствовать. Повод для немилости исчезнет сам собою.
— Я восхищен, Фэйниель… — С мрачным одобрением покачал головой Алдор, поднося мою руку к губам. От мимолетного прикосновения в груди екнуло не хуже, чем от крутого
— Да я и сама — открываю. Откуда что берется… — Смущенно отдернула я руку, чувствуя, как начинают гореть щеки. Что со мной происходит? Путающиеся мысли, слабость в ногах, странное томление…Переусердствовала с вином на празднике? — Терпеть не могу обсуждать всю эту семейную грызню, а ты — как нарочно.
— Чем мне искупить вину? — Улыбнулся Ступающий-во-Тьме. Огни Валмара остались где-то за спиной, потерявшись среди вековых стволов, луна укрылась в облаках. В лесу было темно и тихо — ни соловьев, ни комаров, ни цикад. Слишком тихо.
— Спой. — Сказала вдруг я. — Не своим или моим сородичам. Мне.
— Что? — Слегка растерялся Алдор, не ожидавший такой просьбы. — Спеть? Хорошо…Что именно?
— На твой выбор. — Усмехнулась я. — Только не из ваниарского творчества.
— Обижаешь…Ладно, сейчас подберу что-нибудь свое. Только на квениа переложу — подождешь немного?
— Времени у нас предостаточно.
Я почему-то думала, — песня будет о драконах или о бескрайних просторах Эндорэ. Но Алдор оказался не более предсказуем, чем подвластная ему стихия огня…
…Проливается осень на город расплавленным золотом,
Украшая застывший безмолвно асфальт и гранит.
Но, хоть ветры остудят сердца удушающим холодом,
Согревая, ярчайший костер на деревьях горит.
И, прощаясь с остатком тепла, проливается дождь,
Оставляя следы — миллионы осколков зеркал.
Где, лишь только нагнувшись, осеннее небо найдешь,
И поймешь — ты нашел все ответы, что долго искал…
…Город на берегу моря — не Белегаэра4, сурового, северного моря. Накатывающие на гранитные волнорезы свинцовые буруны…крики чаек…хмурое небо…хрустальные башни в серой пелене дождя. И, он же: прозрачная, безоблачная синева, скупое, осеннее солнце, ветер, треплющий пурпурные флаги с серебряным драконом, схваченный невесомыми узорчатыми мостами поток, полыхающая огнем листва…Твердое знание: это не Арда. Другое — чужое — давно погибшее. Бесконечно далекое. Бесконечно дорогое…Мне? Ему? Нам? Наваждение. Просто наваждение.
— Алдор? — Он будто не слышал, с закрытыми глазами прислонившись к дереву. Кажется, даже и не дышал. — Ты…слышишь меня? Прекрасная песня… — Я осторожно подошла ближе, коснулась безвольно опущенной руки.
— Слышу, моя леди. — Он мгновенно очнулся, и, ухватив меня за плечи, притянул к себе. — Очень хорошо слышу. — Теперь моя спина оказалась прижатой к дереву, и сквозь тонкий шелк платья я чувствовала каждую щербинку в коре, и жар его рук. — А ты, наверное, еще и хорошо видела, верно?
— Видела — что? — Алдор криво усмехнулся, не отвечая. Вот так, должно быть, чувствует себя попавшая в драконьи когти неосторожная зверушка. Значит, город у моря — правда? — Откуда это?