Три лилии Бурбонов
Шрифт:
Мольбы двух её самых близких друзей и советчиков, лорда Джермина и аббата Монтегю, а также письмо Мазарини убедили её в том, что дальшейшее противодействие было бы неразумным.
– Его Высокопреосвященство прямо сказал Её Величеству, – доверительно добавил духовник Генриетты Марии, – что она не встретит хорошего приёма во Франции, если не помирится со своими сыновьями, и тепло похвалил Ваши заслуги перед королевской семьёй, членом которой стала Ваша дочь.
Наивно выразив своё удивление внезапной заботой кардинала о его семье, Хайд согласился принять подтверждения благоволения королевы-матери от графа Сент-Олбанса, человека, которого всегда считал своим врагом. Причины же, побудившие Мазарини надавить на
В то же время, королева-мать понимала, что если Карл II не был человеком мстительным, то Джеймс вполне мог повлиять в этом отношении на брата, тем более, что добродушеый королевский канцлер теперь стал тестем герцога Йоркского. Правда, борьба в душе Генриетты Марии была ужасной: она на несколько часов заперлась в своей комнате, а когда служанки вошли туда, то обнаружили свою госпожу всю в слезах. Аббат Монтегю, который мог убедить почти любого в чём угодно, стал её посланником, а приятный Джермин должен был сопровождать его. Впрочем, хотя графу Сент-Облансу не нравилась самонадеянность Хайда, он с готовностью взялся за поручение своей госпожи. Во-первых, ему ненавистна была мысль о том, что она покинет Англию, будучи в ссоре со своёй семьёй, а, во-вторых, его недавно назначили чрезвычайным послом во Франции – должность, так идеально подходившую ему! Да и жалованье, 100 фунтов в месяц, было для такого страстного игрока, как Джермин, отнюдь не лишним.
Известие о том, что Генриетта Мария попросила герцога Йоркского навестить её вместе с женой, привела в её апартаметы множество придворных, желавших стать свидетелями унижения королевы-матери. Графини Дерби, которая, благодаря своему высокому росту, всё видела, но, к сожалению, из-за сильного шума не могла разобрать ни одного слова главных действующих лиц, свидетельствовала, что Анна Хайд вела себя довольно скромно. Как только муж подвёл её к королеве-матери, она упала на колени перед Генриеттой Марией, которая, наклонившись, поцеловала её. Минетта последовала её примеру, а затем по приказу матери сразу удалилась из опасения подхватить в такой толпе оспу.
На следующий день вдова усадила невестку рядом с собой за ужином и согласилась быть крёстной матерью её ребёнка. Причём по её безмятежному виду никто бы не догадался, что совсем недавно она хотела развести своего сына. После ужина Генриетта Мария дала также аудинецию Хайду и цветисто заверила его в своём решении быть любящей матерью его дочери, и что она сама будет«и впредь ожидать от него всех услуг, которых заслуживает её доброта». Прежде, чем отпустить его, королева-мать дала понять Хайду, что ожидает от него выполнения его части сделки. Так, сверившись с бумагой, которую она держала в руке, Генриетта Мария «рекомендовала ему сделать кое-какие вещи, которые касались непосредственно её интересов, а затем – интересов нескольких лиц, у которых были либо какие-то иски к королю, либо какие-то затруднения, которые мог уладить канцлер».
Однако она потерпела поражение в своих главных целях: развести одного сына и женить другого. За год до Реставрации Карл II посватался к тринадцатилетней Гортензии Манчини, племяннице Мазарин. Однако кардинал отказал ему, посчитав незавидным женихом. Но едва Карл взошёл на английский престол, как ситуация в корне изменилась. Как пишет Попов Н. В. в своей статье «Династические браки и брачная дипломатия в Западной Европе ХVII – начала ХVIII в.в.», первый министр через Шарля д’Артаньяна, посланного в Лондон, сам предложил королю в жёны свою племянницу и 12 000 000 приданого. Выслушав лейтенанта Роты мушкетёров, посулившего сверх ещё 3-4 млн., Карл II ответил:
– Так
Такой ответ делает честь сыну Генриетты Марии. Тем не менее, спустя шестнадцаь лет Карл, прозванный «Весёлым королём», не постеснялся сделать Гортензию своей официальной любовницей. А пока в этом плане его потребности удовлетворяла Барбара Вильерс, графиня Калсмейн (ещё одна родственница Бекингема).
Наверняка, Карл II отказал Мазарини ещё потому, что Хайд и герцог Ормонд советовали ему жениться на сестре португальского короля, переговоры о браке с которой шли ещё при жизни Карла I. Сын Генриетты Марии желал, чтобы его супруга отличалась не только красотой, но и имела богатое приданое. Поскольку Англия всегда поддерживала Португалию на почве взаимного интереса в ослаблении Испании, после Реставрации Стюартов старинный союз, наконец, было решено скрепить браком. Тем более, что двадцатитрёхлетняя Екатерина Брагансская соответствовала всем требованиям английского короля. Чтобы заинтересовать его, Афонсу VI сулил дать за сестрой в приданое баснословную сумму. Но Джермин, который также принимал участие в переговорах, заявил, что этого мало и потребовал, чтобы Португалия «поделилась» своими колониями. Вероятно, он так и не забыл о Мадагаскаре. Кроме того, Англия должна была получить торговые привилегии в Бразилии и Португальской Ост-Индии, и религиозную и коммерческую свободу для англичан, проживающих в Португалии. Взамен Афонсу требовал от зятя военной помощи против Испании и свободу вероисповедания для Екатерины.
Наконец, королева-мать отправилась в карете в сопровождении своего сына-короля и других придворных в Портсмут, чтобы отплыть во Францию. Что же касается Джеймса, то он ещё был недостаточно здоров, чтобы проводить мать до порта. В багаже Генриетты Марии были великолепные жемчуга и бриллианты, которые красовались на принцессе Оранской во время её встречи с Великой мадемуазель четыре года назад. Карл II отдал драгоценности матери для того, чтобы она, в свой черёд, переслала их сыну Мэри.
– Король говорит, что она скоро вернётся, - пишет леди Дерби, - но я сомневаюсь в этом.
В Портсмуте незадолго до того, как корабль «Лондон» снялся с якоря, к свите Генриетты Марии неожиданно присоединился герцог Бекингем. В последнюю минуту получив разрешение короля на посещение Франции, он поднялся на борт без всякого багажа, будучи страстно влюблённым в Минетту.
«Лондон» шёл на всех парусах при попутном ветре, когда через двадцать четыре часа разразился шторм. От испуга принцессе Генриетте Анне стало плохо и её мать была вынуждена отдать приказ о возвращении в Портсмут. На протяжении всего это времени герцог Бекингем вёл себя как сумасшедший из-за опасности, грозившей Минетте. Когда, вернувшись в порт, незадачливые путешественники переждали шторм, принцесса, несмотря на то, что чувствовала себя ещё очень плохо, настояла на том, чтобы снова отправиться в путь. Дело в том, что Месье писал ей каждый день, убеждая свою невесту как можно скорее вернуться во Францию.
Корабль вышел в море во второй раз, но Генриетта Мария, увидев, что на коже её метавшейся в лихорадке дочери появились нарывы, снова попросила адмирала, лорда Сэндвича, вернуться назад. В Портсмуте все, кроме нескольких приближённых королевы-матери, сошли на берег, в то время как она сама осталась в каюте со своей дочерью, жизнь которой висела на волоске. Болезнь принцессы оказалась корью и, как только ей стало лучше, её перевезли в город, но там у неё снова случился рецидив. Два врача, присланных её братом-королём, жаждали пустить ей кровь, но Генриетта Анна решительно заявила: