Три лилии Бурбонов
Шрифт:
Тем не менее, Филипп не преуспел в своём рвении заполучить имущество тёщи, находившееся в Коломбе, Шайо и отеле Базиньер. Вскоре появился и другой претендент в лице внука Генриетты Марии, принца Оранского, который заявил, что если Монсеньор получит долю, он тоже выдвинет иск, в противном же случае подчинится желанию короля Англии. Карл II отправил в Париж доктора права, утверждавшего, что старший сын Генриетты Марии, несмотря на то, что она проживала во Франции, должен получить её собственность, нажитую в браке. В конце концов, герцогиня Орлеанская попросила своего мужа воздержаться от претензий на имущество её матери, и король Англии был признан её единственным наследником. В последний понельник октября 1669 года его представители прибыли в Коломб, чтобы произвести инвентаризацию. Там их приняли податель милостыни Генриетты
– Эти гобелены были подарены мне Её Величеством, но король может забрать их, если желает!
Впоследствии Карл II сделал пометку на полях описи вещей из комнат мажордома: «Всё лорду Сент-Олбансу». Сам замок Коломб король подарил своей сестре, и, кроме того, приказал, чтобы всё, что находилось в Шайо, «осталось монастырю». Благодаря чему на деньги, полученные от продажи роскошной мебели королевы-матери, монахини смогли пристроить ещё десять келий и проводить ежегодные службы в честь основательницы обители. Все члены семьи Генриетты Марии, а также её придворные и слуги, получили какой-нибудь предмет на память о ней, а сам Карл II пожелал взять себе коллекцию её картин, для чего специально снарядил в Коломб посла Ральфа Монтегю. Благодаря последнему, произведения Гольбейна, Орацо Джентилески и портреты старших детей королевы кисти Ван Дейка до сих пор хранятся в Англии. Единственно, что пропало, это маленькая индийская шкатулка, находившаяся в кабинете, примыкающем к спальне, в которой хранились миниатюра с изображением Карла I в бытность его принцем Уэльским и два обручальных кольца Генриетты Марии – память о её любви к покойному мужу.
Желая увековечить память своей матери, Минетта, покровительница Корнеля и Мольера, поручила епископу Жаку Бенину Боссюэ выступить в Шайо с речью о заслугах Генриетты Марии. Лично побеседовав с монахинями, госпожой де Мотвиль и всеми, кто мог снабдить его сведениями о жизни королевы-матери, тот успешно справился со своей задачей. 16 ноября 1669 года дорога, ведущая в Шайо, была забита каретами знати, а сам монастырь – увешан траурными драпировками. Взойдя на церковную кафедру, знаменитый бургундский проповедник разразился торжественной проповедью в честь «самой прекрасной, самой могущественной принцессы Генриетты Марии, королевы Англии, Шотландии и Ирландии, дочери французского короля Генриха Победителя, жены Короля-мученика, матери Карла, нынешнего английского короля, и тёти Его христианнейшего Величества Людовика ХIV». В центре же хоров на носилках, крытых чёрным бархатом, красовалось изображение покойной. Красноречие Боссюэ вызвало слёзы у присутствующих, которые, глядя на портрет королевы-матери, «удивлялись, как в таком маленьком теле помещалась столь высокая душа».
Пожалуй, следует сказать несколько слов о тех, кто любил Генриетту Марию и искренне оплакивал её. Дальнейшая история двух её сыновей слишком хорошо известна, как и трагическая судьба её дочери, которая скончалась в расцвете своей красоты в Сен-Клу осенью 1670 года, заявив перед кончиной:
– Я отравлена!
Причём в её отравлении многие подозревали шевалье де Лоррена, фаворита её мужа.
Самый близкий друг Генриетты Марии пережил её на пятнадцать лет. После похорон своей госпожи граф Сент-Олбанс вернулся в Лондон и 13 мая 1671 года был назначен лордом-камергером, самым старшим офицером при дворе Карла II, а потом произведён в рыцари ордена Подвязки. Он недолго служил в Первом министерстве Дэнби в должности лорда-адмирала, хотя мало что знал о море, но покинул свой пост в 1674 году из-за ухудшения здоровья. После чего в значительной степени отошёл от общественной жизни и удалился в своё родовое имение Рашбрук в Саффолке. Однако приятели Джермина, оставшиеся в Лондоне, звали его присоединиться к ним. Так, один из них, Шарль Марготель де Сен-Дени, граф де Сент-Эвремон, французский литератор и философ, переехавший в Англию, писал ему в 1677 году:
– Возвращайтесь, милорд, возвращайтесь к своим друзьям, которые знают Ваши достоинства так же, как Вы знаете их. Нет ни одного из них, кто не поддержал бы Вас, насколько это в его силах, к Вашему облегчению или удовольствию. Герцогиня Мазарини избавит Вас от стеснения по поводу визитов… она заставит Вас вкусить прелести беседы, которая ничуть не
Сент-Олбанс прислушался к совету приятеля и вернулся в столицу. За год до его смерти писатель Джон Эвелин описал его как «благоразумного старого придворного, значительно обогатившегося после возвращения Его Величества», который «провёл старость за пьянством и игрой в карты». Генри Джермин умер в своём доме на Сент-Джеймс-сквер в Лондоне в январе 1684 года. По его собственной просьбе он был похоронен в родовом гнезде его предков, Рашбруке. Поскольку он не был женат, графство Сент-Олбанс прекратило своё существование после его смерти, в то время как баронство Джермин из Сент-Эдмундсбери перешло вместе с его имуществом к его племяннику Томасу Джермину, а после смерти последнего - к его брату Генри Джермину, лорду Дувра.
Постепенно были достроены прилегающие к Сент-Джеймской площади улицы, рынок Сент-Олбанс и церковь по проекту Рена. Это было первое по-настоящему единое жилое пространство, возведённое в классическом стиле в Лондоне благодаря Джермину, которого писатель Энтони Адольф называет «архитектором Британской империи». Однако его большой вклад в европейскую политику ХVII века, а также в распространение классической архитектуры в значительной степени долго игнорировался. Главным образом потому, что он не оставил после себя значительного архива, так как, вероятно, из щепетильности уничтожил некоторые письма и документы, и не сочинил никаких самовосхваляющих мемуаров. Только сравнительно недавно, в начале ХХI века, в честь него в Вестминстере на одном из домов на Дьюк-оф-стрит была установлена круглая зелёная мемориальная доска: «Посмотрите налево на Сент-Джеймскую площадь и направо на церковь Святого Джеймса на Джермин-стрит – всё это было сделано одним человеком: Генри Джермином графом Сент-Олбанс; 1605 – 1684, дипломатом, фаворитом королевы Генриетты Марии и основателем Вест-Энда, который построил свой дом на этом месте». Таким образом, проект Джермина можно рассматривать как памятник женщине, которую он, безусловно, любил и которой – независимо от того, была ли она также его любовницей – он посвятил большую часть своей жизни.
У Уолтера Монтегю, его многолетнего друга, была совсем иная судьба. После смерти трёх его покровительниц, королевы Франции, королевы Англии и герцогини Орлеанской, его вынудили покинуть аббатство Святого Мартина в Понтуазе, хотя при жизни он сохранил свой обычный доход. Монтегю вернулся в Париж и поселился в больнице для неизлечимых на Рю де Севе.
– Милорд, - сказал один английский священник, который ожидал там смерти, когда увидел входящего аббата, - Вы пришли научить меня, как умирать?
– Нет, мистер Клиффорд, - ответил Монтегю, - я пришёл учиться у Вас, как жить.
В этом уединённом месте тихо протекли его последние годы. Он также смог оказать много услуг английской колонии в Париже, хотя его двоюродный брат Ральф Монтегю жаловался, что он стал «очень невежественным и вышел из моды». Уолтер Монтегю мирно скончался от неизличимой болезни в феврале 1677 года, и его тело было перевезено в Понтуаз, где его похоронили в часовне святого Вальтера, первого настоятеля и его святого покровителя, которую он благоустроил за собственные деньги.
– Судьбы самых возвышенных и тех, кто кажется наиболее устойчивым, подвержены наибольшим изменениям, - как-то высказался Джермин о судьбе Генриетты Марии.
– Насколько она была несчастлива при жизни, - пишет о своей тёзке-королеве Генриетта Хейнс в конце своей книги, - настолько же она была несчастлива и в смерти; ибо люди, чьи исторические суждения были стереотипизированы революцией 1688 года, запомнили её недостатки и забыли её очарование. Только в последние годы историческое правосудие, работая над материалами, которые медленно раскрывают тайны времени, смогло восстановить равновесие и раскрыть личность женщины, которая, несмотря на все свои несчастья и все свои ошибки, никогда не испытывала недостатка в преданности, любви и дружбе.