Три менялы
Шрифт:
Матильда, как была, без шапки, в накинутой на плечи куртке пошла к воротам. По свежему снегу кто-то протоптал тропу и посыпал ее красным порошком. Она пошла по тропинке за угол недостроенного корпуса, там все стало ясно: часть кирпичного штабеля исчезла.
— Ты что там ходишь? — окликнул ее Николай.
— Кто-то ночью воровал кирпич…
Николай подбежал к ней.
— Вот, гады! Это Петрович, сука…
— А почему ты решил, что это он?
— А кто же еще? Да вот по следу можно дойти прямо к нему. Была бы лошадь, я бы сейчас поехал в деревню, припер гада к стенке…
— Бери
— Черт с ним, с кирпичом… Сволочь, хотя бы подождал, пока снег притопчут, не так бы заметно было.
— И как он разглядел их под снегом! Все ходит тут, высматривает, чем бы поживиться…
— Гад, ну я с ним разберусь… — злился Николай, но идти на лыжах сорок километров ему явно не хотелось.
Матильда пошла в коровник. Так, понятно, еще двух бочек нет… Николай вошел следом.
— Глянь, Николай, и бочки опять пропали… А кто открыл коровник? Он ведь изнутри закрывается.
Николай замялся.
— Да это я вчера выходил покурить, забыл, наверно, закрыть…
— Тогда ты сам виноват, который раз бросаешь открытыми двери…
— Стой, не уходи!
— Что такое?
— Погоди…Что ты все время убегаешь от меня? Ты же так и не ответила, поедешь со мной? — он обнял ее.
Матильда пыталась выскользнуть, но не тут-то было. Не обращая внимания на ее сопротивление, Николай целовал ее мокрыми губами. Матильда ожесточенно вырывалась.
— Да что же ты вертишься? — не выдержал он.
— Денег у меня нет, и ты знаешь, что дом не мой! Пусти!
— Да я же не из-за денег… Ты мне нужна. Вон дом какой нам останется, будем здесь жить с тобой.
— Нет, усадьба Верина. Пусти, говорю!
— Пока еще она вырастет…
Матильда не успевала отбрасывать его руки, хватающие ее за грудь, уворачиваться от мокрых поцелуев. Ей хотелось побыстрее сбежать, умыться и почистить зубы после его поцелуев — измусолил всю.
— Хрен с ними, с деньгами, ты меня завела… Сперва-то я и правда из-за денег к тебе подваливал, думал, может, знаешь, где Игорь все спрятал. А сейчас тебя хочу, мочи нет. Может, ты подлила мне чего? Опоила? Так чего тогда брыкаешься?
— Совсем спятил? Зачем мне тебя опаивать?
— Что, я баб не знаю? Вам только одно нужно, и побольше… Не сомневайся, у меня этого много, аж в штанах не помещается… Да хватит тебе кобениться…
Она все же вывернулась и, тяжело дыша, схватила вилы:
— Не подходи, проткну…
— Вот дура… Ну брось вилы, неужели не видишь, совсем я голову потерял из-за тебя. Тебе чего, нужно сначала штамп в паспорт поставить, что ли? Так готов я, хоть десять штампов.
— От тебя мне ничего не нужно…
Матильда поспешила в дом.
Она возилась на кухне, когда туда заглянул Александр. Увидел, что женщина одна, подошел, положил руки на плечи. Матильда повернулась к нему, и он тут же обнял ее и впился в губы.
— Да что это такое?! С ума вы посходили, что ли? Жили-жили спокойно, а теперь, как ненормальные, бросаетесь на меня… — возмутилась Матильда.
— Это кто еще бросается? Николай, что ли?
— Эй, поосторожнее! Отпусти бабу, не
— А что, твоя?
— Моя, мы обо всем договорились…
Александр повернулся к Матильде:
— Правда?
— Конечно, нет. Ни о чем я ни с кем не договаривалась.
— Если что, только скажи мне, я с любым разберусь…
— Ну, Саша, твоя благодарность переходит все границы.
— Какая благодарность? — удивился он. — Это не благодарность, ты же мне… — он замялся, — нравишься…
— Ишь, какой, нравится она ему! Мне она тоже нравится! — возмутился Николай.
— А мне вы не нравитесь, уходите отсюда оба!
Наглецы! Делят уже!.. И ее мнение их не интересует! Мужиков как подменили… Слава Богу, наконец разошлись по углам. Успокоившись, она прошлась по дому. Каждый занимается своим делом: кто читает, кто наверху сидит за компьютером, кто просто дремлет… Все в порядке. Матильда помыла посуду и задумалась у окна… Пожалуй, ей будет жаль расставаться с этим домом. Вошел Сергей. Да, он сегодня еще не отмечался, усмехнулась про себя Матильда.
— Красиво? Знаешь, мне сначала было скучно здесь, а сейчас я привык и даже рад, что фортуна так повернулась, дала мне возможность пожить семьей, — он смущенно взглянул на нее: — Серьезно, мне иногда кажется, что мы все тут — одна семья. Я же никогда не жил в своем доме, детдомовский… Даже неловко: вертолет разбился, человек погиб, а я счастлив, что попал сюда, — Сергей посмотрел на Матильду. — Правильно говорят, нет худа без добра.
Матильда понимала его, она тоже сначала воспринимала свое существование здесь, как заключение, а сейчас была благодарна судьбе за то, что та позволила ей по-другому взглянуть на жизнь. И то, что на ее попечении оказался ребенок, теперь воспринималось совсем иначе. Прошло время, когда ее тяготила забота о Вере, сейчас она не представляла, как бы жила здесь без этой малышки. Она полюбила девочку и теперь не бросит ее никогда, а еще… а еще — непременно сама родит ребенка. Нацеленность только на общественную жизнь оказалась несостоятельна — лишь дети могут оправдать бытие человека, а все остальное — в силу необходимости. Мысленно она не раз укоряла мужа: «Ах, Гамлет, почему ты не позволил мне родить?» А потом поняла, что его не надо винить — у нее самой не было такой потребности.
— Знаешь, если бы мы сразу отсюда уехали, я бы так и не решился сказать тебе, что полюбил тебя… — Сергей говорил, неловко отвернувшись, стеснительно и тихо.
Матильда молчала, за последние дни она уже наслушалась признаний…
— Не потому, что я такой робкий, — усмехнулся он, — а потому что сам себе не поверил, что могу вот так влюбиться, совсем как мальчишка… Ты мне веришь?
— Не знаю… А почему ты об этом заговорил сейчас? По тебе и не видно было, что ты влюблен.
— Я же в первые дни все время себя одергивал, думал, может, это вот такая у меня реакция на крушение, от радости, что жив остался… И только потом понял, что я тебя люблю, и уверен, это надолго. А в последние дни, когда увидел, что могу тебя потерять, и вовсе чувствовать стал как-то обостренно. И вот… сказал…