Три мести Киоре

Корнеева Наталия

— Ваше Величество, я желал бы сообщить эти сведения только вам. И вы потом решите, стоит ли знать нашему высокочтимому отцу народа.

— Говори. Он всё равно прознает, — отмахнулся Паоди.

— Я возвращался домой поздней ночью, в самое туманное время. Ехал в автомобиле с моим водителем, как обычно. В один миг туман возле машины вспыхнул синими огнями, и я едва успел отшатнуться, когда бок автомобиля ударило… нечто, — герцог поморщился, но не мог подобрать лучшего слова.

Туманное создание устрашало, оно дышало сыростью и ужасом, его глаза горели жаждой смерти. Доран едва успел выбраться из автомобиля. Второй удар зверя превратил бы его в лепешку. Туманное чудовище внятно

описать не получилось, ведь оно перетекало, гротескно меняло свои очертания, и постоянным оставался только цвет глаз. Рассказал Доран, как чудовище бросилось, как его закрыл собой водитель, позволяя избежать смертельного удара, как полилась кровь, на которую отвлеклось чудовище, помедлив со следующей атакой (это-то и спасло его, это-то и позволило Киоре выскочить со свечой перед ними). О роли воровки Доран благоразумно умолчал, ограничившись скупыми словами, что, пока тварь нюхала кровь, им удалось убраться подальше, а после они успели забежать в первый же дом, где и провели всю ночь.

— Вот такое чудовище я встретил. Уже приказал расклеить патрулям объявления, чтобы люди ночами воздержались от прогулок. Но у меня нет мыслей, что бы это могло быть. Если только у нас в Тоноле появился колдун…

Доран замолчал от пакостной догадки, а император размышлял вместе с кардиналом, чье лицо стало хмурее грозового неба. Киоре — колдунья! Она могла создать чудище! Но тогда всё ее поведение не укладывалось в рамки логики. Сбить со следа? Тоже неправильно, ведь она единственная известная колдунья.

— Это может быть только Киоре! Ваше Величество…

— Вы, сэф, тоже считаете, что сейчас лучшее время пригласить к нам послов из хааната и попросить их прибыть с колдунами?

Кардинал явно собирался сказать другое, но подобному тону императора не перечат.

— Что ж, Доран, весть твоя крайне тревожна, но она поставила точку в моих долгих размышлениях, — Паоди порывисто поднялся и прошелся вдоль стола, сложил руки на груди. — Семь лет назад, когда в Тоноле были убиты послы, наши попытки наладить отношения с хаанатом оказались пресечены. Думаю, ныне нам дан прекрасный повод, чтобы попросить у колдунов дружеской помощи и пригласить их в Тоноль, дабы еще раз принести извинения и попытаться все-таки построить между нашими государствами хрупкую нить доверия. Может быть, они помогут нам задержать и эту Киоре. Насколько помню, колдуны не любят, когда их дар используется во зло.

Кардиналу и Дорану оставалось только покорно склониться, принимая решение императора, который жестом приказал им удалиться. В коридор они вышли вместе.

— Доран, поскольку сегодня день поминания усопших, я не сообщил Его Величеству одну крайне неприятную новость. Думаю, вы еще не получали бумаг и ничего не знаете о свершившейся этой ночью трагедии.

Герцог и кардинал шли, и если первый не терпел витиеватых и пустых речей, то второй будто специально издевался, не подбираясь к сути.

— Сэф, у нас мало времени.

— Ошибаетесь. Сейчас у вас много времени, но когда скорбная весть дойдет до Его Величества, его не останется, смею уверить. Вы, конечно же, знаете монастырь святой Алатарины?

Доран кивнул, смутно припоминая, что оный должен находиться где-то недалеко от дома, в котором он имел честь провести ночь.

— Этой ночью убили монахиню.

— И? — пожал плечами глава Тайного сыска.

Убийство — это всегда плохо, но обычная монахиня не могла вызвать у Паоди каких-то сильных эмоций. Доран сбился с шага и посмотрел на возвышавшегося рядом старика (и этому совершенно не мешал их равный рост).

— Убили Иари? — спросил он.

— Именно, — вздохнул кардинал. — Вы должны помнить, что ее замуровали

в келье. Этим утром принесшая пищу и воду послушница не смогла дозваться ее. В келье было темно, и она опустила свечу через окошко. Иари лежала на полу, лицом вниз. Келью размуровали по приказу настоятельницы, и оказалось, что ее убили ударом ножа в сердце. Возле тела лежал хаанатский вьюн.

— Сэф, благодарю, что рассказали мне. Вынужден немедленно удалиться в управление.

Кардинал кивнул, чинно сложив руки перед собой, и Доран ушел. Хаанатский вьюн! «Может, я уже сотнями убивала», — звенел в голове голос Киоре.

— Не лишитесь места, Доран, — раздалось ему вслед пожелание старца.

На миг глава Тайного сыска остановился и обернулся, но коридор опустел. До управления он добрался очень быстро, и на столе его в самом деле ждал пухлый конверт с нетронутой печатью кардинала. Бумаги он просматривал неохотно. Иари Доран помнил: тощая, похожая на вяленую рыбу женщина, чьи убеждения всегда отличались категоричностью. В монастырь Паоди сослал ее незадолго до того, как Доран занял пост главы Тайного сыска, значит, чуть больше семи лет назад, но причина высшей немилости к кровной родственнице, кажется, кузине, упорно не вспоминалась, пришлось все-таки вскрывать конверт и углубляться в бумаги.

Оказалось Иари, когда Паоди пытался ранее наладить отношения с хаанатом, невовремя сменила убеждения в сторону ненависти к колдунам. Истериками и скандалами она доводила послов, оскорбляла, и Паоди едва удавалось их задабривать. Когда оказалось, что Иари причастна к убийству послов, император не выдержал и приказал замуровать ее в монастыре. Мужа и детей, способных попросить помилования, у нее не было.

Доран откинулся в кресле и потер переносицу. Заглянувший мальчишка-помощник робко сказал о новых делах, но герцог послал его к заместителю, невзирая на повышенную загруженность последнего. Дорана терзал, уничтожал гнев. Ему следовало все-таки придушить Киоре! Кликнув помощника, приказал немедленно привести ему офицера, которому подчинялись патрули.

— Ваше сиятельство, прибыл! — низкий офицер с хваткой сторожевого пса замер перед ним, представившись.

— Вашим заданием с сегодняшнего дня становится поимка Киоре. Действуйте, офицер.

Тот с кратким «Есть!» удалился, явно ошеломленный. Усталость и пустота поглотили Дорана. Когда часы пробили три пополудни, он вздрогнул, уставившись на циферблат, на котором замерли тонкие, изящные стрелки. С трудом оторвал взгляд. На столе, поверх всех бумаг, лежала фотокарточка трупа Иари. Голубая ряса с пятном крови, тонкие, ухоженные руки, благородное лицо, искаженное странной эмоцией, чистое, холеное. И было в этом какое-то несоответствие, не позволявшее отвернуться.

…Мать часто водила Дорана в монастырь с лечебным источником, искренне полагая отпрыска слишком слабым телом для столь сильного духа, какой он демонстрировал даже в восемь лет. Он помнил холодные стены обителей, ласковые, кроткие взгляды монахинь, которые всегда радостно приветствовали герцогиню. Молиться долго непоседливый ребенок не мог, и мать, когда он слишком начинал вертеться, всегда отпускала его погулять. Но среди однообразных построек и молчаливых сестер было скучно, потому мальчик убегал на волю, где его развлекал кучер. А если старик был не в духе и курил трубку, Доран гулял вдоль стен, высоких, широких и неприступных. В самом низу, почти на одном уровне с землей, в стене шли окошки-щели, в которые могли пролезть лишь кошки или человеческие руки с небольшими предметами. Их мальчик заметил, лишь когда упал и совершенно неблагородно расквасил нос о камень. Капля крови сорвалась вниз, во тьму щели, и оттуда раздался хриплый голос: