Три месяца, две недели и один день
Шрифт:
— Но уже по идее должна, — ребёнок не пожелал сотрудничать, и таким образом его пол узнать не удалось, но я всё равно значительно воодушевлен и чувствую себя очарованным увиденным на экране, ведь это сделало всё таким настоящим и реальным, каким не смогли бы и сотни чёрно-белых зернистых снимков. Моё настроение не омрачает даже то, что Оливия едва ли интересовалась двигающимся изображением, пальчиками, ручками и ножками и на все вопросы о собственном самочувствии и ощущениях отвечала в основном односложно и скупо, а большую часть времени смотрела куда-то в мою сторону, но никак не на малыша. Ну ладно, почти не омрачает. Признаться, мне вроде бы хочется, чтобы она притворялась.
— Да ты просто эксперт, я смотрю.
— Я просто внимательно слушал. А ты даже не в состоянии сделать усилие над собой. Знаешь, мне кажется, нам стоит обратиться к другому врачу. Вот у Брук…
— К нему будешь ходить с ней. Вот забеременеет она, и вперёд, — Оливия переводит взгляд от телефона к цифровой панели, будто в сомнении, что мы нажали на нужную кнопку и едем, а не стоим на месте, и мне становится горько. Не от того, что Брук как бы съехала, а потому, что я не работаю сразу на два фронта и никогда так себя не вёл, но своими же собственными усилиями создал соответствующий образ, которому даже не желаю соответствовать.
— Не забеременеет.
— А что так? И с чего вдруг такая категоричность? Она бесплодна, или у тебя банально на неё…
— Я банально с ней не сплю, — не давая ей мерзко и низко закончить собственную мысль, а именно очевидными мне отторгающими выражениями всё бы и завершилось, я перебиваю фразу на полуслове и почти выхожу из себя, — порой ты так отвратительна. Была таковой и по-прежнему остаёшься. Вот почему мы никак не можем наладить хотя бы подобие нормального общения, — но всё это чушь, и я это знаю, и Оливия также знает. Может, поэтому её пальцы перестают перемещаться по сенсорным буквам и знакам препинания, и проходит какое-то время прежде, чем она слегка поворачивает голову налево, чтобы мельком взглянуть на меня?
— Мы не можем его наладить не поэтому, а потому, что тебя нравится меня провоцировать. Я бы даже сказала, что ты это полюбил. И тут все средства хороши, ведь так? Но ты с ней спал, так что не вижу разницы, — но она есть, и я мучительно пытаюсь понять, больно ли Оливии из-за того, что я, как предполагается, быстро утешился, или ей действительно всё равно. Она не выглядит разбитой или страдающей, но внешность бывает обманчива. Даже, наверное, её.
— Нет, не спал. То есть спал, но лишь в платоническом смысле, и только. Не с ней, а рядом. Как друзья.
— Значит, ты мне солгал?
— Да.
— Почему?
— Потому что причинять тебе боль стало моей целью, Оливия. Наверное, не всё попадает точно в яблочко, но… — тут лифт, звякнув, наконец останавливается, и когда его двери открываются на первом этаже, Оливия быстро выходит прочь и столь же стремительно, будто на ней домашние тапочки, а не довольно высокие туфли, выбирается на свежий воздух, а там достигает и своего автомобиля, тоже внедорожника, как и у меня. Мысленно и морально я настраиваюсь на сражение, но она садится на переднее пассажирское сидение ещё до моего появления в непосредственной близости. Ключи валяются на приборной панели, безмолвно подчёркивая то, что я водитель, раз уж так этого хотел, и всю дорогу до дома мы проводим в гнетущей тишине. Мне неоднократно хотелось открыть рот и попросить её уже
— Нечего мне сказать, Дерек.
— Ты сейчас серьёзно? Я заслуживаю знать, но спустя всё это время так и не имею ни малейшего понятия, за что ты так со мной и с нами.
— Ну так или иначе я ведь беременна, так чего ещё тебе надо?
— А та жизнь, что ты прервала… Она совсем ничего не стоит?
— Всё это для меня ничего не стоит, — где-то в глубине я ждал чего-то подобного, и меня ничего не должно выбивать из колеи, но эти слова… Они всё равно ударяют в солнечное сплетение, на какое-то время лишают возможности дышать и насыщать легкие кислородом, и я не знаю, я просто снимаю блокировку с дверей и, выдернув ключи из замка зажигания, швыряю их куда-то в сторону, и вылезаю из машины так, будто она вся пылает, горит и вот-вот взорвется из-за полного бензобака.
— Дерек.
Оглянувшись на голос, я обнаруживаю, что Оливия с сумкой, наброшенную на правую руку около локтевого сгиба, уже стоит у бампера своей чертовой машины, и, совершенно не задающийся вопросом, как можно покинуть салон мощного и высокого внедорожника на не плоской подошве, будучи беременной, и при этом не свернуть себе шею ещё на стадии специальной подножки, я говорю лишь одно:
— А вот ты всегда знаешь, куда бить, — и ухожу прочь. Мой автомобиль сам себя от клиники не заберёт.
Глава восьмая
— Ты не звонила, а я не звал тебя в гости. И к тому же мне пора на арену, Оливия.
Все ключи и телефон уже в карманах спортивных штанов, и вообще я открыл дверь, чтобы выйти из дома и пройти к машине, но только я сделал это, как эта женщина, в этом момент уже находясь на моём крыльце, переступила порог, проникла в прихожую и потянулась в сумку за планшетом. Просто замечательно. Не телефон, так портативный компьютер. А сидеть в нём у себя дома не вариант?
— Ты что, всё ещё дуешься? — мы не виделись и никак не контактировали несколько дней, и я легко прожил бы без подобных разговоров ещё столько же и даже дольше, возможно, прямо до следующего визита к врачу, но я не дуюсь. Потому что дуются только ребятишки в детском садике, а мы уже давно вышли из того возраста. Я обескуражен, злюсь, негодую и пребываю в тихом, но всё-таки отчаянии, что к лучшему ничего не меняется, но никак не хожу с надутыми щеками.
— Нет, — не хочу начинать то, что всё равно ни к чему не приведёт. Я снова скажу ей первое, о чём думаю и не могу перестать, она опять ярко продемонстрирует своё безразличие к тому, что для меня было и по-прежнему является важным, а для неё представляет собой лишь проходящий эпизод, и спустя короткое время мы по новой упрёмся в тупик, где каждый останется при своём мнении.
— А мне кажется, что да. Но что касается арены, то вряд ли это хорошая идея, но ты, я так понимаю, не в курсе.
— Не в курсе чего?
— Просто читай и можешь не благодарить, — с этими словами она протягивает мне свой планшет с уже открытой на нём интернет-страницей и, пока я вникаю в статью, которая состоит в основном лишь из догадок и предположений, но содержит наряду с ними и моё имя, разувшись, проходит на кухню, в наполнение которой в своё время сама и внесла некоторые незначительные корректировки. Мне не остаётся ничего другого, кроме как последовать за ней, при этом продолжая пробегать строчки глазами.