Три недели из жизни лепилы
Шрифт:
Большие холодильники на выездных циклах, как правило, ни к чему. В самых непохожих друг на друга уголках страны коллеги принимают столичных преподавателей одинаково тепло. Стараются по максимуму заполнить их досуг и желудки. Готовы перевернуться через голову. Тоже традиция.
На вечер «профессоров» из Москвы пригласил главный анестезиолог области. Не в кабинет естественно — на собственную виллу.
На вилле боссы шелестели расписанием цикла, а подчиненные налегали на мясные и рыбные блюда, ледяную
Кафедра составила весьма ненадрывный план занятий. Наши хозяева приняли его без возражений. Конечной целью выездных циклов является раздача квитков о повышении квалификации, которые необходимы для получения или подтверждения категории. Категории необходимы для пятнадцати-тридцатирублевой прибавки к жалованию.
Я уточнил только один вопрос — рецепт «клюковки».
Утром нас провезли по лечебным учреждениям города.
Познакомили с заведующими отделений анестезиологии и реанимации.
В десять при большом стечении народа последовало торжественное открытие.
Обязательная программа мало изменилась за последние двадцать лет: конференции, дискуссии по клиническим казусам, показательнее обходы. Потом в центральной областной больнице запряженные по графику преподаватели читали лекции.
Остальных развлекали местными достопримечательностями, которые ограничены баром гостиницы «Арктика», дворцом творчества «Лапландия», капищем культуры и техники им. С.М. Кирова, плавательным бассейном и рынком.
Меня сразу отвозили в номер.
В номере я валялся на широкой кровати и страдал. Капало с конца.
Наградила-таки Глаша. Или Бог наказал за Моргулиса — к проблеме можно относиться по-разному.
Обходя в случайном порядке окрестные аптеки, нашел только фурагин. Эффекта не почувствовал и попросил своего эквивалента достать трихопол. Универсальное средство — убивает «трихомошек», лечит язву и алкоголизм. Сослался на боли в желудке — не повредит моей репутации. Конечно, глушить флору вслепую — не лучший вариант. Но куда сдать мазки?
На четвертый день лечения я практически выздоровел и присоединился к экскурсии в Мончегорск. Хотел прокатиться на горных лыжах — впервые за двадцать девять лет.
Номера в гостинице «Лапландия» не в пример нашим, да ладно — одну ночь переспать.
В ресторане нас ждала ширма, а за ширмой — отдельно накрытые столы и переделанная в официантку толстая повариха.
Мурманская анестезиологическая элита извлекла из чемоданчиков «боеприпасы». Вскоре разговор перешел на производственные темы.
Я незаметно выскользнул в общий зал.
Там кучками и группками циркулировали люди. Прибывали, сосредоточенно принимали пищу куда менее аппетитного вида, чем за ширмой, и рассасывались
Я задумчиво побрел к выходу и в проходе столкнулся с юной горнолыжницей в спортивном костюме. Горнолыжница выронила какую-то баночку.
Баночка упала на кафельный пол и разлетелась вдребезги.
— Простите пожалуйста! Я совсем … Я сейчас…
К нам подскочила брюнетка лет двадцати пяти.
— Никакого базара! Быстро садитесь! Сейчас убирать заставят, — прошипела она. Мы стремительно уселись на свободные стулья.
— Ну вот, лишили девушек калорической прибавки к ужину.
— Я куплю! Что это было?
— «Неженка». Уже все закрыто, кроме бара. Сами решайте, как возместить нанесенный ущерб.
— Рита, прекрати, — подруга незакомплексованной брюнетки густо покраснела.
К этому времени я ее хорошо рассмотрел. Лет восемнадцать.
Перистая блондинка. Серые глаза. Легкий загар с оливковым оттенком. Носик с еле заметной горбинкой. Алые губки бантиком. Родинка на левой щеке (я непроизвольно потрогал свою — на том же самом месте). Лебединая шея, маленькие кисти с тонкими запястьями. Но, как на картинах Боровиковского, лицо притягивает к себе львиную долю внимания. Лицо особой, некукольной красоты. Я не мог отвести от него взгляда. Как ни банально это звучит.
— А правда, пойдемте в бар!
— В трениках? Нет, бар вы исследуете самостоятельно, Кстати, как вас зовут?
— Олег.
— Очень приятно. Рита, — уже уразумел, — А это Оля.
Оля потупила глазки.
— Договорились. Когда доложить о результатах?
Рита сверилась с крохотными «Сейко».
— Через час. В двадцать один ноль-ноль.
— Слушаюсь, — я поднялся и щелкнул каблуками, — Вы остановились в «Лапландии»?
— 608-й. Шестой этаж, восьмая комната.
Я позаимствовал у порядком подгулявшей компании за ширмой бутылку водки. В баре купил шампанское и апельсины.
Сложив все в двухрублевый пакет «Мальборо» из коммерческого ларька неподалеку, с полчаса курил у лифта и оценивал перспективы.
Рита — беспроигрышная лотерея, но с некоторых пор я разлюбил «блицкриги». Оля… Оценивать ее по балловой шкале почему-то не хотелось. Почти школьница. Невинный цветочек. Наверняка единственное ненаглядное чадо интеллигентных родителей. Судя по говору, москвичка или подмосковная. Хотя два слова — скудный материал для лингвогеографического анализа.
Я постучался в поцарапанную лыжным причиндалами дверь в
20-45. 608-й оказался крохотной конурой с двумя кроватями и санузлом. Мой
304-ый на этом фоне выглядит летней резиденцией падишаха. Летней потому, что из щелей в окнах по номеру разливается освежающая прохлада.