Три нити
Шрифт:
– Это Нехбет, наш… хм… министр. Учти, ей вы обязаны тем, что еще не померли все от голода, – объяснил слоноликий, а потом, повернувшись к другой части стола, начал перечислять. – Это Сешен-Ай, Сешен…
– Сиа, он так никогда не запомнит! – воскликнула одна из богов, в которой я и без подсказки лекаря признал женщину – по высокому голосу и мягким очертаниям тела, полускрытого накидкой из золотой парчи. Это явно была одна из вороноголовых; и остальная троица демонов сидела тут же, заняв всю правую часть стола! – Меня зовут Камала, того молчуна – Пундарика, эту милашку – Падма, а великана – Утпала. 61
61
Все
Сеш(с)ен – «лотос» на др. египетском.
– Я видел его, – сказал Пундарика, склоняясь над столом, как стелющаяся над землей туча. Из-за сутулых плеч и сонно прикрытых век казалось, что он вот-вот уткнется носом в скатерть и захрапит. – Он спрашивал, как меня зовут.
– Да, ты же из Перстня, – воскликнула самая низкорослая демоница, Падма, и звонко прищелкнула пальцами. Она, вероятно, была и самой младшей здесь: даже глаза у нее были синие, как у новорожденного щенка. – Точно! Следишь за быком! Я тоже видела тебя.
– Тсс, – буркнул огромный Утпала, прикладывая палец к губам. Бугристые, страшные шрамы на его лице то светлели, то наливались кровью. – Вы его пугаете.
Не обращая внимание на поднявшийся шум, лекарь указал на середину стола, куда я сам не смел посмотреть.
– Это Селкет-Маат и Ун-Нефер… – он запнулся, словно раздумывал – стоит продолжать или нет? – Вторая Палден Лхамо и тридцать восьмой Железный господин. Ну же, не бойся! Подними голову.
Я повиновался. Богиня улыбнулась и приветливо кивнула, – а мне пришлось призвать на помощь все мужество, чтобы тут же не броситься прочь из кумбума. Даже в этом, мирном, обличье ее глаза были красными. Красной была и шуба, подбитая мехом снежной лисы. Но само тело Палден Лхамо – ее кожа, плоские когти, губы и щеки, ресницы и волосы, заплетенные в длинную косу, – были белее молока, белее седин старого лекаря, белее даже, чем «каменный сок» 62 , рождающийся в заполненных пламенем ямах.
62
Известь.
На столе перед богиней лежала плоская маска совы. А рядом стояла вторая, большая маска, которую издалека можно было принять за горшок – так грубо она была сработана, так сильно истрепалась. Мне видны были царапины и щербины сколов, и даже небрежные мазки краски, из-под которой проступала деревянная основа. Это был странный зверь, не то бык, не то ящерица, с желтыми, как сердцевина яйца, зрачками, затупившимися рогами и двумя рядами кривых клыков, из-за которых вываливался разбухший язык. Его рожа казалась почти смешной… но на хозяина маски мне страшно было смотреть. Отведя взгляд, я разглядывал рукав его синего чуба, отороченный рыжим мехом, и лежащую на маске ладонь. И я готов был поклясться, что там, где пальцы Железного господина касались дерева, облезший лак превращался в змеиную чешую, а краска – в черную шерсть!
– Ну, и что ты собираешься делать с ним, Уно? – спросил лекарь, закончив называть богов.
– Ничего, – отвечал Эрлик тем же тихим голосом, что я слышал с утра – совсем не похожим на рев, который должен был выходить из его пасти по преданиям шенов. – Подержим его здесь, а утром вернем вниз.
– Так просто? – недоверчиво переспросил старик.
– А я знал, что не зря пропускаю
– Шшш! – замахнулась на него женщина-гриф. – Уно, разве ему будет безопасно внизу? Шены не слишком-то любят напоминания о своих ошибках. Ленца сегодня сел в лужу; не станет ли он мстить?
– К тому же, вепвавет любопытны, – протянул Утпала, почесывая правую щеку. – Особенно твои колдуны. Ребенку выгрызут мозги до самого хребта, если решат, что внутри есть хоть что-то интересное.
– Мы можем приглядывать за ним, – подала голос Падма.
– Да, но не все же время! – покачала головой Камала; и только Пундарика ничего не сказал.
– Что же, вы хотите оставить его здесь? – спросил Железный господин, и прочие лха, задумавшись, притихли. – Есть способ проще. Чтобы шены не навредили Ринуму, слуге Перстня, сыну рогпа и самадроги, родившемуся в год Мевы Черная Двойка, он просто перестанет быть им. Посмотри на меня, мальчик, и ответь – как твое имя?
Волей-неволей мне пришлось задрать подбородок и заглянуть в светлые глаза бога, похожие на зеркальную поверхность Бьяцо.
– Как твое имя? – повторил Железный господин. Что-то щелкнуло в ушах – и еще раз, и снова. Этот звук я слышал раньше, на площади Тысячи Чортенов, – как будто в череп насыпали еще искрящегося угля, а теперь заливают его ледяной водой. Только на этот раз он был громче, куда громче, и все усиливался.
– Я… – шум в голове мешал сосредоточиться; треск превратился в гудение, гудение – в быстрое путаное бормотание, как будто кто-то пытался подсказать мне ответ. – Ммм…
Странно, но вспомнить имя никак не получалось! Я в недоумении уставился на лапы – те тоже были как будто чужие. Шерсть на них отливала бурой ржавчиной, волнами расползающейся от основания когтей. Губы, шея и плечи оцепенели, будто от холода; только в груди что-то жгло и трепыхалось, как пойманная в кулак оса. Не там ли моя мать повязала невидимый узел, когда я готовился навсегда покинуть дом? Но как ее звали? И где был мой дом?
– Как твое имя? – снова спросил бог. – Разве не Тонгьял Цома, ученик кузнеца?
«Конечно!» – чуть не заорал я; моему облегчению не было предела – вот оно, мое имя. Конечно!
– Прекрати! – лекарь вдруг сгреб меня в охапку, прижимая носом к шерстяному чуба. Дышать стало тяжеловато. – Что ты делаешь!.. Это не лучше, чем убить его! Второе хотя бы честнее.
– Ты не прав, Сиа, – возразила Палден Лхамо, до тех пор молчавшая. – Он так мал, что почти ничего не теряет. Сколько он забудет? Года четыре?.. А если сохранить его рен 63 , он всю оставшуюся жизнь проведет в страхе. Тот же Ленца, если захочет, легко найдет его – он, может быть, рассеян, но не глуп. Так что это наилучший выход.
63
Рен (др. егип.) – имя.
Над столом богов повисла тишина; слышно стало, как за стенами кумбума зимние сквозняки ползут сквозь сорную пшеницу.
– Нет! – Шаи вдруг хлопнул ладонью по столу так, что посуда зазвенела. – Я согласен с отцом – вы не можете просто… стирать…
Лха запнулся, коснувшись лба кончиками пальцев, – будто забыл, что хотел сказать; но потом все же продолжил:
– Если уж на то пошло, почему бы ему и не остаться здесь?
– Да, – кивнул лекарь. – Я буду заботиться о нем.
– Точно! – поддержала его Падма. – Я давно хотела одного себе завести!