Три Нити
Шрифт:
Второй удар был сильнее первого. Горы затряслись, как подскакивающая на рытвинах телега. Все потроха во мне будто перемешались; кровь хлынула из горла прямо на чубу. Хуже того! Сам уступ, на котором я распластался, заскользил вниз, утягивая меня следом. Вокруг грохотали, подскакивая, куски камня и льда. Чтобы не упасть, я так крепко вцепился в движущуюся глыбу, что выдрал пару когтей с мясом; но что толку? Когда уже казалось, что я вот-вот расшибусь о дно долины, кто-то поймал меня за шиворот и дернул вверх. Скосив глаза, я увидел Палден Лхамо: ее оружие, ваджровая дубинка, куда-то делось, доспехи недосчитывались многих пластин, а уреи в волосах злобно шипели, дергаясь из стороны в сторону.
Богиня отбросила меня так же
— Давай! — закричали откуда-то издалека; Селкет, будто только этого и ждала, одним прыжком оказалась на морде Лу. Багровый зазор загорелся между ее сжатых ладоней, разрастаясь, превращаясь в огненный клинок. Со всего маху она вогнала его между бровей чудовища, в основание рогатого венца. И хрустальная шкура треснула, поддаваясь! Бледный, холодный свет смешался с красным жаром; самоцветы полыхнули изнутри — а потом, отделившись от истлевшей змеиной плоти, с протяжным звоном посыпались вниз. Меня охватило ликование: боги победят чудовище! Они всегда побеждают!
И тут аркан лопнул.
Чудище, высвобождаясь, тряхнуло башкой и сбросило Палден Лхамо на землю. Третий вопль, полный ярости и злости, ударил в небо — готов поклясться, звезды попадали с него от страха! Вокруг ревели лавины и горы рассыпались в прах, но я уже не думал об этом — вместо этого я кинулся к богине так быстро, как мог. Кровь заливала ее лицо; правое плечо вывернулось под странным углом… но, по счастью, она была жива. Только я отнял пальцы от ее шеи, как Селкет открыла глаза и, оттолкнув меня, закричала в темноту:
— Чего ты ждешь? Решайся быстрее — или мы все умрем!
Конечно, она обращалась не ко мне и не к змею, а к своему брату; но на что он должен был решиться?.. Этого я уже не услышал. Силы покинули богиню: она обмякла на моих лапах. Ее кожа была холодной, как у трупа… будто весь жар, что горел в ней, испарился. Я замер, не зная, что делать. Змей снова склонялся над нами, и даже молиться было некому! Уродливая морда была так близко, что стоило протянуть ладонь, и я мог бы коснуться заросших хрустальными друзами ноздрей. Из раны на покатом лбу не сочились ни кровь, ни мозг — может, их у чудища и не осталось? Может, его ведет не своя воля, а то, о чем рассказывали Зово и Железный господин? Та тварь, что прячется в глубинах? Невольно я прищурился, вглядываясь в свет, трепетавший внутри змеиного черепа…
Но тут чудище отшатнулось, издав не рев, а стон — и я скоро понял, почему. Кристаллы, покрывавшие его тело, начали стремительно расти! Длинные, сверкающие иглы вырывались из боков, из ноздрей, из подбородка; челюсти сошлись — зубы срастались в единую глыбу с языком. Шкура Лу затрещала, лопаясь, выпуская наружу то, что когда-то было мясом, кишками и костями, а теперь превратилось в месиво багровых, лиловых, белых самоцветов. Бедная тварь, извивающаяся и испускающая визгливые крики, все больше утрачивала сходство с живым существом. Кольца ее длинного хвоста все медленнее били по земле, пока не замерли окончательно. Затаив дыхание, я озирался по сторонам: долина и вывороченные с корнем горы превратились в лес, где вместо сосен и дубов подымалась поросль светящегося хрусталя. Это было красиво — и жутко; а потом тихий вздох пронесся над долиной, и драгоценные деревья рассыпались, как не бывало. Только один огонек остался гореть во мраке, но чем ближе он подступал, тем тусклее казался. Наконец, он превратился в бледное, измученное лицо Железного господина. От накидки лха ничего не осталось, да и доспехи были все в дырах; в плечах,
Так я остался в ночи с мертвым чудовищем и двумя полумертвыми богами под боком. Когда ко мне вернулось какое-то подобие рассудка, я заметил, как холодно вокруг, но развести костер было не из чего — лунг-та с поклажей ускакали или погибли под завалами; жесткий кустарник, росший на склонах, исчез бесследно. Едва шевеля лапами, я придвинул близнецов поближе друг к другу, лег посредине и закрыл глаза. До рассвета оставалось три часа.
***
— Нуму, — позвал меня кто-то. По телу растекалось приятное тепло, но голова ныла так, будто внутри демоны плясали. Постанывая, я открыл глаза. Розовое солнце висело у самого края неба — непонятно, на востоке или на западе. Вокруг поднимались горы; на заснеженных склонах виднелись следы недавних камнепадов. Сколько времени прошло? Где я? Не знаю; да и все равно где, лишь бы не в той ужасной долине.
— Нуму, — позвали снова. — Ты в порядке?
Стараясь дышать поглубже, я приподнялся на локте и огляделся; кажется, все-таки было утро. Рядом потрескивал костер; над огнем весело кипел закопченный котелок. Поодаль я заметил черного лунг-та Железного господина — тот качал гривой и довольно пофыркивал… вот только задняя нога у него стесалась почти до кости, и не хватало куска правого бока. И все же зверь стоял как ни в чем не бывало и даже перебирал губами, будто что-то жевал!
— Нуму?
Я попытался ответить что-то, но согнулся пополам от внезапно накатившей тошноты. Желудок был пуст; меня вырвало желто-бурой желчью.
— Вижу, ты сильно ударился головой. Тогда хорошо, что я тебя разбудил, — сказал Ун-Нефер. Несмотря на холод, он снял доспехи и сидел на земле в одних штанах, закатанных до колен. Все тело бога было иссечено багровыми полосами. Подождав, пока из котелка повалит пар, он сунул пальцы внутрь; оказалось, вместо часуймы там варились мои инструменты! Выхватив прямо из кипятка железные щипцы, лха погрузил их в рану на левом предплечье и вытащил наружу острый кусок слюды. Потом еще один, и еще; наконец, отер кожу смоченной в воде тряпкой и принялся натягивать черную броню.
— Раны надо обработать, — прохрипел я, сплевывая горькую слюну, но бог только отмахнулся.
— Не надо. Зараза к заразе не липнет; даже это, — он кивнул на котелок, — уже лишнее.
— А где Палден Лхамо?
— Поехала убедиться, что там ничего не осталось. Скоро вернется.
— Что это было? Это ведь не просто Лу, так?
— Да уж, не просто Лу, — мрачно пробормотал Железный господин, выплеснул остатки кипятка на землю, а потом зачерпнул пригоршню золы и углей из костра и швырнул туда же, прошептав что-то под нос. Вскоре послышался стук копыт: к нам приближался белый лунг-та Палден Лхамо. Он тоже не уцелел прошлой ночью; выпуклые глаза затянулись голубой пленкой, а в груди зияла дыра размером с кулак.
— Других нет, — сказала Селкет, спрыгивая на землю. Вывих она вправила, но я заметил бурые от запекшейся крови пряди в ее косе. — Думаю, и не было.
— Думаешь! — передразнил сестру Ун-Нефер. — Раньше надо было думать.
— Ты видел ровно то же, что и я. Почему же сам не почуял его?
— Не оправдывайся моими ошибками. Не ты ли всегда твердишь, что ничем не хуже меня — так что, не хуже? Или все-таки признаешь, что ты всего лишь тень, слабая и никчемная?..
Первый раз я видел, как Железный господин и Палден Лхамо ссорятся; их глаза одинаково сузились, губы растянулись, открывая клыки, и даже пластины доспехов поднялись, будто ставшая дыбом шерсть. Казалось, еще секунда, и они вцепятся друг другу в глотки. Если бы меня не выворачивало наизнанку от малейшего движения, я бы бросился их разнимать; но Селкет отступила первая.