Три опалённых грозою года
Шрифт:
Риделл попытался встать с колен, но голова закружилась, его повело. Хорошо, что рядом быстро оказался Меддок, который подставил ему плечо.
– Меня зовут Аргор, – сказал чёрный дракон. – Как твоё имя, маг-самоубийца?
– Риделл. Риделл Вейн…
– Простите, – вмешался орк, – мой друг очень устал. Меня зовут Меддок, кстати… Так вот, моему другу и мне нужно поспать. Можно, господин Аргор?
Дракон изобразил на своей черной морде подобие улыбки:
– Можно. Забирайтесь на меня…
Риделл не помнил, как очутился на спине Аргора. Наверное,
– Агго… Зачем ты пытался убить себя?
– О чём ты? – сонно спросил Рид и мгновенно заснул.
Певец
Арахель получил известие о гибели Смита, будучи в Ариаманте, крохотном городе Аркарисе. До него долетели слухи об аресте двух молоденьких подпольщиц и о самоубийстве мальчишки-мага. Арахель по опыту знал, что столичная ребетня отделается штрафами или коротким заключением, а вот с ним, эльфийским подданным, поступят намного жёстче. Поэтому он прихватил лютню, попрощался с очередной красоткой, запрыгнул на коня и поскакал прочь. За ночь он пересёк границу Страны Тысячи рек и оказался в снежной Ильмерии, в морозной глуши, в маленькой деревеньке Криволесье.
– Точно говорю, певец, сам видел – так и растерзала она их! Девица, лицо белое, платье голубое, в каждой руке по ледяному клинку! А как кружилась между них – точно танцевала! И всех порешила Снежная Дева!
– Как интересно, – Арахель слушал и рассматривал собеседника.
Это был селянин, крепкий и высокий, с крупными, грубоватыми, но обаятельными чертами лица. Его окладистая рыжеватая борода уже начала седеть, и пахло от него сеном, мёдом и луком. Златовласый эльфийский менестрель Арахель по сравнению с ним казался хрупким подростком, хотя был старше селянина как минимум в три раза.
– Я то и говорю! – селянин с размаху поставил стакан с медовухой на стол, да так, что половина напитка расплескалась. – Говорю же, убивица она. Людей не пощадила. А была такая хорошая девочка…
– Хорошая девочка? – удивлённо переспросил Арахель. – Вы знали Снежную Деву до… обращения?
– Знал… жаль её. А ты, певун, будь аккуратнее. Не ходи один по вечерам. От Снежной Девы лютней не отобьёшься, это я точно говорю.
Арахель усмехнулся и отпил глоток мёда. Пожалуй, деревенька с труднопроизносимым названием ему нравится. А если ещё и балладу записать получится… «Повесть о Снежной Деве». Как звучит!
– Спой что-нибудь, певун! – попросил селенин.
– Спой, спой! – подхватили остальные.
Арахель достал лютню, бережно провёл по струнам – и тихий, жалостливый звук зазвенел над столами.
– Давай весёлую! – запротестовали мужики.
– Да! Давай весёлую! – поддержала потасканная баба, сидящая на коленях у подвыпившего парня.
Эльф подмигнул ей, тряхнул головой – и ударил по струнам:
Если хочешь выпить мёду
Значит, смело пей —
Мало жизни для раздумий
Есть
Мёд – вот лучшая подруга
Среди тёмных дней…
Селяне подпевали:
– Мёд – вот лучшая подруга…
За крохотными окнами с натянутым на них бычьим пузырём завывала вьюга. Чёрное небо, белый снег, ветви елей качаются на ветру, и деревья тихо стонут в ледяном аду. Но тут, в кабаке, царило тепло, мёд лился рекой, и люди смеялись и пили после тяжёлого дня.
– …подруга, среди тёмных дней…
Со страшным грохотом дверь отлетела. На пороге стояла девушка с русыми волосами, снежинки запутались в её светлых прядях, глаза блестели льдинками. Лицо – совершенно белое, неживое.
– Я искала тебя, сестричка, – сказала она потасканной женщине.
Та поднялась и зашаталась на ватных ногах. Вонючая, потрёпанная, она смахнула со лба грязную чёлку и пьяно улыбнулась:
– Рада видеть тебя, Машенька.
– Меня зовут Мара, – нахмурилась Снежная Дева и выбросила вперёд руку.
В воздухе мелькнул ледяной клинок. Между лопаток пьяницы показалось острие кинжала, одежда вокруг которого стремительно краснела от крови. Кабацкая баба секунду глядела на клинок в груди, а затем рухнула на пол, как подкошенная.
Арахель ошеломлённо смотрел на происходящее, не решаясь вымолвить не слова. Он был потрясён внезапной смертью женщины. Смерти мужчин за годы странствий ему примелькались и больше не вызывали такого шока, а вот смерти женщин и детей – особенно детей – до сих пор оставляли в оцепенении.
Снежная Дева подошла к молодому чернобровому парню, нежно положила руку ему на плечо и спросила ласково:
– Помнишь, Микола, тот холодный денек? Помнишь, как к дереву меня привязывал да смеялся? Думал поди, что всё, конец мне пришёл… Ну, что боишься? Девчонку в заснеженном лесу оставлять не боялся, а сейчас боязно стало?
– Прости… – пролепетал парень, когда ледяной кинжал нежно, даже не царапая кожу, медленно пополз от горла вниз, по животу, потом к паху…
– Прости? – рука девушки сжалась у него на горле, острие клинка упиралось в пах. – Извинений недостаточно.
Пальцы сами нашли струны, и лютня тихо запела, подчиняясь движениям музыканта. Крепкая хватка на горле Миколы разжалась, и Мара повернулась к певцу:
– Ты мне понравился. Спой что-нибудь, и тогда я, возможно, никого больше сегодня не убью.
Вот теперь Арахелю действительно стало не по себе. Тем не менее он ударил по струнам и запел:
Если хочешь выпить мёду…
– Нет, так не пойдёт, – покачала головой Снежная Дева и легонько надавила на кинжал, приставленный к паху парня. Тот зашипел от боли, – спой мне то, что действительно хочешь сказать.
Это стихотворение давно вертелось в голове у эльфа, и певец ещё не пробовал наложить его на музыку. И сейчас, медленно перебирая струны, он начал неуверенно, негромко:
Вставай, мой друг, взгляни на гор вершины