Три побега из Коринфа

Маковецкий Витольд

Меликл покачал головой. — Ксенон, — сказал он, — если я сейчас потерплю неудачу, то я в жизни больше никогда и никому не смогу доверять.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Меликл сидел с Веджанусом в его маленьком мире, вернее, в маленьком бревенчатом домике, сооруженном из нескольких черных, корабельных досок. Этот маленький мир, притаившийся у скалистого утеса, был втиснут во впадину, образованную здесь берегом. Это была

в то же время своего рода пещера и палатка, потому что она была отделена от материка каменной стеной, а со стороны моря тяжелая завеса доходила до земли. За это завесой теперь слышались голоса множества людей, которые эхом разносились вокруг - смех и крики, шутки и вызов. Там люди Меликла расположилась лагерем в единой гармонии со своими недавними врагами.

Посреди маленького помещения стояла бочка, служившая столом. Небольшой очаг тускло освещал лица обоих беседовавших мужчин. Веджанус сидел, сгорбившись, наклонив поседевшую голову вперед, устремив взгляд на Меликла и пристально и внимательно наблюдая за ним.

Он говорил тихим голосом: — Расскажи мне, друг мой, как ты оказался на Кноссе и что делал там в то время .

— О! Это старая история.

— Я помню ее так, как будто она произошла только сегодня. Каждый день и каждую ночь почти каждое слово, которое ты шептал тогда мне через отверстие для весла. Просто скажи мне, Меликл, только одно: почему ты помог нам сбежать?

Меликл обратил на него удивленный взгляд.

– Да. Зачем ты это сделал? Скажи. Почему ты решил освободить меня?

— Тебе это так важно?

— Для меня это самое главное в жизни.

— Потому? — Меликл на мгновение заколебался. — Потому что я тоже был рабом, Веджанус.

— Рабом?

— Да. Меня даже собирались продать на галеры, меня приговорили к смерть, меня секли каждый день, но меня спасли в последний момент. Так что я хорошо помню рабство, и я понял каково тебе было, Веджанус. Вот почему!

— Да?

— Только поэтому

Меликл изумленно взглянул на пирата.

— А, почему ты спрашиваешь?

— Послушай, Меликл. Я рассказал о своем спасении Галлиону, вожаку морских разбойников, принявшему меня, беглеца, в свою команду. Он не поверил, что кто-то станет, ни с того, ни с сего, помогать рабу-галерщику. Он сказал, что сиракузцы помогли мне только для того, чтобы отомстить спартанцам, своим враги. Так сказал Галлион.

Меликл решительно запротестовал.

— Нет, Веджанус. Калиас, шкипер нашей барки, позволил мне отвезти тебе мечи, как ты сказал, только назло спартанцам. Но я, договаривался с тобой, и собирался помочь тебе еще до того, как он это сделал. Ты помнишь?

Лицо Веджануса просветлело, как будто на него упал луч солнечного света. Он схватил Меликла за руку.

— Помню, конечно, помню, друг мой! И я верил, верил, в то, что ты только что рассказал мне, несмотря на то, что Галлион и другие говорили мне. Я верил в тебя, я верил в тебя, как в бога, что ты тогда сделал это только ради меня самого, бедного раба-галерника, только для меня. О, Меликл! Ты тогда так рисковал. Ты всегда подплывал ко мне по ночам. Ты подвергал себя ужасной опасности. Ради меня, незнакомого раба. Ты даже не знал моего имени. О, парень!

Если бы ты знал, как долго я тогда о тебе думал, если бы ты знал... Ведь я тогда даже думал, что ты не обычный парень, а какой-нибудь бог или маленький посланник богов.

Меликл улыбнулся.

— Какой еще посланник? — спросил он.

— Я не знаю Меликла, но ты отличался от всех, кого я знал.

Наступила тишина. В бревенчатую хижину, перегороженную хлипкими досками проникал шум лагеря.

Веджанус сидел, подперев голову руками, и прищурив глаза.

— Недавно, — сказал он едва слышным голосом, — один мальчик еще ребенок забрел на мой корабль. Он не знал, что мы пираты. Было так смешно. Он был красивым ребенком и прекрасно играл на флейте. Он сыграл одну этрусскую песню, кто знает, откуда он ее узнал. Он рассказал о своей матери, которую он хотел спасти от рабства, а я подумал о своей, которой больше никогда не увижу. И тогда, о Меликл, я снова ясно почувствовал, что мир может быть лучше и это зависит только от человека. Ты меня понимаешь, Меликл?

Но Меликл вдруг поднялся и схватил пирата за руку.

— Скажи мне, — сказал он с горящими глазами, — как имя этого мальчика?

Веджанус посмотрел на него с удивлением.

— Я плохо помню его имя. Но мне кажется, что его звали Диосс. Он собирался попасть в Милет, сказал он, чтобы достать деньги для выкупа своей матери.

— Да? Ради всех богов, скажи, это был Диосс из Коринфа. Да?

— Ты что, его знаешь?

— Знаю ли я его, Веджанус? Ведь мы все плывем его спасать - я Полиникос и все мы.

— Все вы? Спасать мальчика? Я не понимаю. Что с ним случилось?

— Веджанус, знаешь, что он сделал?

— Этот же ребенок? Что он мог такого сделать?

— Он спас моего друга и двух моих товарищей от мести коринфян. Он сделал невозможное и помешал их преследованию. Он поджег корабль, большой сторожевой военный корабль.

— Этот ребенок?

— Да этот ребенок.

— Как? Это же невозможно!

Меликл пересказал ему все по порядку с того момента, как Полиникос и Ксенон отправились освобождать заключенных карийцев. Веджанус сидел и внимательно слушал; он с изумлением уставился на Меликла глазами под опущенными, топорщившимися бровями. Когда он услышал о мошенничестве коринфян, при составлении договора, он заругался, и резко встал со своего места. И когда Меликл подошел к ужасному моменту, когда корабль уже собирался отходить от берега и Диосс совершил свой отчаянный поступок, его глаза широко раскрылись и замерли.

– Он поджег его?
– прошептал он приглушенным голосом.

— Да, Веджанус.

— Этот ребенок?

— Да.

Веджанус тяжело вздохнул и потер рукой влажный лоб.

— Что с ним случилось?
– пробормотал он еще раз.

— Они его ужасно избили и посадили в тюрьму, пока он был еще жив.

— Может быть, его уже нет в живых?

— Может быть!