Три прозы. Взятие Измаила; Венерин волос; Письмовник
Шрифт:
Так бы шел без конца и нюхал, нюхал.
Вот уже скоро месяц.
Пошла четвертая неделя, как это случилось с Сонечкой. Она так и не приходит в себя.
И неясно, как все тогда произошло. Донька, скорее всего, рванулась с поводка, дернула и потащила Соню за собой, а та поскользнулась на заледеневших ступеньках и ударилась затылком об острую каменную кромку. Лежала в луже под дождем со снегом.
Я перевела ее к себе в больницу. Чего мне стоило добиться,
Лежит высохшая, кожа да кости.
Руки и ноги в синюшных отеках от инъекций.
Водят показывать ученых гостей:
– А вот интересный случай. Та девочка, о которой мы говорили. После травмы находится в коме вот уже…
Родители приходят в больницу по очереди и сидят там часами.
Ведь нужно вынимать из-под нее тряпки, капать в сухие глаза чистую воду. Смачивать пересохшие губы. Переворачивать, мыть.
Прохожу мимо, заглядываю – он смотрит в окно и растирает ей исхудавшие неживые ноги.
В том, что случилось, он винит себя. Она – меня.
Ада все ходит к главному врачу, требует, плачет.
В коридоре слышно:
– Ну сделайте что-нибудь!
Когда она у Сони, я стараюсь не заходить.
Когда у меня ночное дежурство – захожу часто.
Очки с одним стеклом лежат на тумбочке. Ее часики. Завожу их.
В кровати игрушки, принесли из дома. Тигренок с разболтавшимися глазами-пуговками.
Тапочки под кроватью. Ждут терпеливо.
Однажды зашла, когда он был с ней, смотрю, водит беличьей кисточкой по руке. Увидел меня, смутился, спрятал кисточку.
Из школы пришли две ее подружки, посидели минуту, испуганно съежившись.
Он им:
– Не молчите, расскажите ей, что вы сейчас в классе проходите!
Еще больше съежились.
Почему-то вложили ей в кулачок желудь. Вышли из палаты и разревелись.
Среди ночи проснулся с криком – приснилось, будто он прищемил Сонечке дверью палец.
– Понимаешь, я иду впереди и не вижу, что она сзади там стоит и сунула руку в створ.
Весь мокрый, тяжело дышит. До утра ворочался у себя в комнате.
Мы спим отдельно.
В первый раз я ушла спать в другую комнату, потому что он храпел и вертелся и среди ночи в беспокойном сне заехал мне рукою в глаз.
Но теперь понимаю, что именно он тогда говорил о другом одиночестве. Однажды проснулась и увидела рядом на подушке лицо – старое, чужое.
Стала замечать в нем вещи, которых раньше не видела.
С одной стороны, невероятно брезглив – в людных гостях ставит свой бокал куда-то повыше, на шкаф, чтобы никто случайно не взял, а с другой – нечистоплотен. Разбираю белье для стирки – в трусах всегда коричневые пятна.
Меня стало раздражать, как он ест. Быстро, жадно, неряшливо.
Выходим
Он стареет и боится этого. И еще сильнее хватается за меня. И от этого чувствует себя еще более старым.
Все стал забывать – и важное, и неважное. Прибегает растерянный и спрашивает:
– Представляешь, не могу вспомнить, кто написал паркетчиков в Орсе? Мучаюсь с утра!
Иногда с ним очень хорошо, легко. А иногда накатывает такая темнота внутри.
Нам очень одиноко вдвоем.
Однажды, это было еще до того, как все случилось с Сонечкой, он сказал:
– Но ведь нам было когда-то хорошо друг с другом?
– Да.
– Что происходит?
И сам объяснил:
– Ты знаешь, мы с тобой – как зеркала Френеля. Взяли два зеркала, которые отражают свет. Соединили друг с другом. И под каким-то углом два световых луча породили тьму.
Время от времени мы устраиваем скандалы, как в плохом кино. Заводим друг друга по пустякам, потом кричим и хлопаем дверьми.
Иногда смотрю на все это будто со стороны: кто эти два человека на кухне? Что они говорят? Зачем?
Особенно раздражает она. Кто эта женщина? Неужели я? Нет, не может быть. А где тогда я? Что со мной стало? Куда я делась?
– Ты не так готовишь баранину! Знаешь, как делала Ада…
Неповинное мясо летит в помойку.
– Вот пусть она тебе баранину и делает!
Ведь не может быть, чтобы эта женщина на кухне была мной!
После несчастья с Соней скандалы поутихли, но и ближе мы друг другу не стали.
Он возвращается из больницы и пьет. Как-то, совсем пьяный, пробормотал:
– Ты знаешь, Саша, мне стало страшно, потому что я подумал: неужели ты – не тот человек, которого я ждал всю жизнь, неужели снова обман? Но ведь если я так подумал, то ведь оно уже так и есть?
Раздела его, уложила и допила что оставалось в бутылке.
В другой раз сказал:
– Мне показалось, что у нас с тобой – настоящее. Это когда мы вместе настоящие, а с другими только будем искать друг друга и не сможем найти. Наверно, только показалось.
Позавчера в больнице я встретилась с Адой. Она шла к дочке, тяжело поднималась по лестнице, остановилась на лестничном пролете у окна отдышаться. Мне нужно было пройти мимо нее. Она увидела меня и вдруг улыбнулась.
Я подошла.
Она вздохнула:
– Саша, я знаю, вы делаете для нашей Сонечки все, что можете. Спасибо вам. И, пожалуйста, не держите на меня зла!