Три романа о любви

Криницкий Марк

Он поклонился, краснея и не глядя. Если бы все это не было так экспансивно, он в гораздо большей степени почувствовал бы себя польщенным. Сейчас многое он относил на долю волнующей весенней атмосферы. Почему ее выбор остановился именно на нем? Она такая любительница архитектуры? Всегда и в особенности сейчас он чувствовал большой пробел в воспитании: свою угловатость, связанность в движениях и словах. Его плебейское происхождение наложило печать на его расплюснутый нос и узкие белесовато-серые глаза. Рядом с нею он должен был представляться прифрантившимся семинаристом. Правда, у него был высокий лоб и красивые

руки с утонченными оконечностями пальцев. Говорят, это указывает на врожденный вкус. Он знал за собою отсутствие манер и не рисовался. Бывая часто по делам в аристократических домах, он научился, по крайней мере, не быть смешным. Это было пределом его желаний. Женщины высшего круга вызывали в нем часто восхищение, но никогда мысль об увлечении или браке.

— Вы преувеличиваете мои дарования, — сказал он улыбнувшись.

«Конечно, с ней произошло несчастье, — думал он. — Этот случай — довольно мучительная привилегия холостой жизни. Однако что же все-таки ей нужно от меня?»

— Я буду искренно рад с вами видеться, — пробормотал он.

Они встретились на момент глазами. Теперь она смотрела ему в лицо не отрываясь, тем же взглядом, каким смотрела перед тем на лампадку.

Вдруг она протянула ему руку. Он поспешил подать свою, радуясь, что тягостный визит пришел к концу.

«Я вел себя как неотесанный мужик, — думал он и мучился. — Я должен был что-нибудь ей сказать. Я угощал ее чертежами. Это трусливо и мелко».

В это время произошло что-то неожиданное. Он даже не сразу понял. Мелькнула темно-бронзовая шапка волос, и он почувствовал на руке влажный поцелуй. Но она уже поспешно поднимала голову. Глаза смотрели точно внутрь. Лицо было бледно, и губы сжаты знакомым строгим движением.

— Прощайте, — сказала она и медленно пошла к двери.

Он двинулся за нею, стараясь негромко ступать.

«Это — сумасшествие!» — терзался он, страдая за нее.

Даже если бы роль случайного любовника и не казалась ему унизительной, все равно он не изменил бы Сусанночке. Ядвига совершенно другое дело. Однако она была ему не совсем неприятна. Было гадко себя на этом поймать. Эта воспитанная во всяком случае, незаурядная женщина из высшей, чем он сам, среды только что целовала ему руку. Он морщился, стараясь прогнать с лицевых мускулов глупое выражение самодовольства. Неужели на самом деле он так ничтожен?

В передней его поразило особенное сияние ее глаз. Странно, но она нисколько не казалась смущенной. Смущен был он. Губы ее, как всегда, были сжаты. Она медленно натянула на острый носик вуаль.

— Вы будете любезны дать мне пальто, — напомнила она ему.

В ее движениях была усталость.

Гавриил прятался. Он считал ее за женщину легкого поведения и не хотел своим присутствием компрометировать барина.

Колышко сам помог ей одеться. Простившись наклоном головы, она вышла.

Он вернулся в кабинет, чувствуя неприятный жар в лице. Проклятая привычка стесняться самого себя! Он пожимал плечами, вспоминая о странном визите. Конечно, она рассчитывала на большее. Теперь она больше не придет.

Раздражение перешло в злобу. Что это, как не элементарно-хищное вторжение в его жизнь? По какому праву? Он не позволит себя третировать.

Он крикнул Гавриила.

— Этой дамы больше не принимать.

Гавриил

сказал весело:

— Слушаю.

Своим здоровым чутьем он не одобрял всей этой авантюры. Конечно, к черту! Гавриил поднял валявшееся на полу седло. В одной руке он держал стек, помахивая им.

— Она приказала доложить, я и доложил, — сказал он, растянув рот в усмешку. — Разве я мог не доложить?

Колышко вспомнилось, как она так же держала стек. У нее было при этом немного удивленное лицо, точно у маленькой девочки, которая в первый раз увидела такую странную вещь. Вообще в этой женщине много неожиданного.

— Странно, странно, — сказал он вслух, раздраженно ероша волосы.

VI

К Ядвиге в этот вечер он не поехал. Разбилось настроение. Вместо этого он часа два простоял перед растянутой калькой нового проекта на петроградский конкурс.

И здесь, как и во всех других работах, чересчур пахло академизмом. Она была немного права: он себя засушил. И сушит, сушит.

Не удовлетворявший его чертеж просвечивал сквозь кальку, напоминая, что еще не поздно. Он взял карандаш и сигару. Странный день неожиданно закончился приступом рабочего настроения.

Сначала он сделал только карандашные пометки на кальке, рассчитывая, что ее можно сменить. Потом начал исправлять сплошь. Действительно, он помешался на витых колоннах. Это было ясно. Русский стиль он переплел с древнехристианским. С одной стороны — Василий Блаженный, с другой — так называемая римская базилика Св. Петра [9] «за городскими стенами». Он опять получит только вторую премию, потому что первая достанется, как всегда, проекту более смелому и оригинальному. Да, когда-то еще студентом он чувствовал в себе способность отдаваться творческому порыву. Его окончательно испортили частные заказы.

9

Базилика Св. Петра — храм, построенный в Риме в 324–349 гг., разделен продольными рядами колонн.

Исчертив кальку, он оставил ее, неудовлетворенный, и перешел к письменному столику. Здесь он разложил свежий лист и начал набрасывать, ломая карандаш за карандашом, совершенно новый проект. Стиль, несомненно древнехристианский, он искусно спрячет в легких простых колоннах и системе куполов, как в соборе Петра Это — неизбежно. В остальном он пойдет своим путем.

Какой странный случай! Если бы не этот шальной визит… Впрочем, может быть, он сделал ошибку? Он подошел к чертежному столу и грубо сорвал изрисованную кальку.

— Гавриил! — крикнул он, нажав кнопку. — Чинить карандаши!

Вошел заспанный Гавриил и унес поломанные карандаши с собой. Колышко взглянул на часы: было уже половина третьего. Но ему не хотелось спать. Старый проект смотрел на него скучной тяжеловесной грудой. Он пришел в отчаяние. Ему показалось на момент, что он сходит с ума. Это от переутомления.

Постарался взять себя в руки и стал детально разбирать карандашный рисунок. Сегодняшний оригинальный визит — не более как счастливый случай. Он должен был рано или поздно заметить сам внутреннее убожество замысла. Потерянный труд!